Смена декораций (гет)

Довольно развалившись на стуле и наслаждаясь приятным чувством сытости, я слушал рассказ девушки. Ну, пожалуй, надо бы перечислить, что мы узнали. Итак, во-первых, девушку зовут Эмма, а старушенцию, впустившую нас сюда — госпожа Бинбин, это её бабушка. Живут они тут вдвоём, дочь бабули и, соответственно, мать Эммы умерла много лет назад, про отца же девушка ничего не знает. Чтобы заработать на пропитание, они потихоньку распродают антиквариат, всякие китайские штучки, принадлежащие госпоже Бинбин. Сегодня же Эмма собиралась пойти на собеседование по устройству на работу в кафе, но нежданные гости в лице нас спутали ей все планы.

Что же касается моего обещания поведать им, кто мы такие... Я только собрался соврать что-нибудь поубедительнее, как вдруг...

— Понимаете, мы попали сюда из другого времени.

Ушам своим не верю!

— Сидели спокойно, никого не трогали, и вдруг неожиданно бах! Очнулись уже тут. Вы поймите нас правильно, мы в своём уме, просто... волшебники мы, короче говоря.

Мерлин! Что творит этот осёл?! Вот так просто нас сдать! Что бы он там ни говорил, он сумасшедший, точно. Ну, я кому-то взбучку устрою! Чувствую, одним Круциатусом дело не закончится...

К слову, в шоке был не только я. У Хельги начался нервный тик, а Ровена часто-часто дышала, пытаясь успокоиться. Родит ещё с перепугу. Про Эмму вообще молчу, хотя оно и понятно, не каждый маггл в такое поверит. Сразу, по крайней мере. А вот бабуля... Она была на удивление равнодушна, будто бы Годрик вежливо сказал что-нибудь о погоде, а не выдал нас с потрохами. Или она так на всё реагирует? По крайней мере, других физиономий от неё я не видел...

— То есть как... волшебники? Ну, в смысле, вы колдуете, что ли? Сим-салябим, и всё такое прочее?

Я вздохнул. Мерлин, какой ещё сим-салябим?! Маггл, и этим всё сказано.

— Знаешь, — Ровена сделала умный вид и наклонилась поближе к Эмме. — я не поняла, что за заклинание ты имела в виду, но мы действительно их используем. Заклятья. Для этого у нас есть волшебные палочки. Чтобы заклятие сработало, нужно...

Я во второй раз за десять минут не поверил тому, что услышал. Нет, лёва в этот раз сидел с закрытым ртом, и в словах Ро-Ро для меня не было ничего удивительного. Произошло другое. Старушка заговорила.

— Чтобы колдовать, вам нужно махать дурацкой палкой? — Голос у неё был, каким я его и предполагал, то бишь пыльным и скрипучим. Мои представления о бабуле не отличаются оригинальностью, надо сказать. — А если её не будет под рукой, что тогда?

Гриффи решил вмешаться. А, кстати, замечательное прозвище, по-моему. Запишу в свой мысленный пергамент для удачных словечек рядом с "грязнокровкой".

— Мадам...

— Мадемуазель.

— Хорошо, мадему... зазель... зель. Неважно! Вы спрашиваете, что бы мы делали при отсутствии палочек? За других не ручаюсь, однако лично я превосходно владею мечом!

При этом Годрик недвусмысленно посмотрел на меня.

— Я предпочитаю тратиться на украшения, — лениво-безразличный взгляд на перстень. Немного покручу его, чтобы привлечь внимание остальных... Так, можно продолжать. — Всё-таки потомкам хоть какая-то память останется, а твой меч при первой же возможности отберёт гоблин, у которого ты его и украл.

— Ах, ты...

— Что, порубил бы меня на кусочки, да ножик свой гипертрофированный дома оставил?

Лёва явно хотел что-то сказать, но только растерянно пошевелил губами, не издав ни звука. Я приготовился выдать очередную колкость и, к моему недоумению, обнаружил, что и сам молчу, как гусеница. Подозрительный взгляд на дам ничего не дал — Хельга и Ро-Ро явно были ни при чём, так как сами находились в шоке. Госпожа Бинбин прокашлялась.

— Я не потерплю выяснений отношений в своём доме. Способность говорить вернётся к вам только при условии, что вы будете готовы извиниться друг перед другом. Решайте сами, что для вас предпочтительнее — помириться или остаться немыми до конца дней своих.

Не обращая внимания на наши жалобные взоры, старушка безапелляционно развернулась и удалилась из кухни. Я вздохнул. Уже начинаю жалеть, что вообще пошёл на то самое собрание, устроенное Годриком ещё в Хогвартсе. Сидел бы у себя в подземельях и радовался жизни... Ан нет. Вот приспичило же выступать с дурацкой идеей брать в школу только чистокровок! Надо было думать масштабнее... Вот например, прикинулся бы добрым дядюшкой Салазаром, подождал бы подходящего момента, а потом — раз!— сделал бы какой-нибудь тайник и поселил туда чудовище. Мантикору, допустим. Хотя... Мантикора побеждаема и недолговечна... А вот василиск — совсем другое дело! Только где бы я его взял, василиска-то... Мерлин, мне сейчас совсем о другом думать надо! Как бабулька лишила нас голоса, обязательно ли мне извиняться перед этим ишаком, и что бы такое сделать, чтобы это было необязательно? Ну давай, голова, работай!

Годрик подошёл ко мне и что-то промычал. Ага, понимаю я, что он имеет в виду, как же. Говорят, можно научиться читать мысли других... Не помню, как называется это умение, но то, что им владеют довольно опытные волшебники, в курсе. Вернёмся обратно, надо бы освоить. Если вернёмся...

К горлу подкатил комок. Вот так вот раз! — и все планы насмарку. Жалко. И себя, и остальных. Но себя, конечно же, больше.

Видимо, лицо у меня было такое несчастное, что Годрик утешающе похлопал меня по плечу. В этот момент я впервые почувствовал к нему благодарность.

— Извини, — сказали мы хором.

Через секунду до меня дошли две мысли. Первая — я снова могу говорить. И это, безусловно, хорошо. Вторая — я извинился перед Гриффиндором! Это, естественно, плохо. К тому же я испытал к нему положительные чувства, а это вообще уже ни в какие ворота не лезет. Стареешь, Салазар, стареешь...

* * *

День пролетел незаметно. Мы пытались выпытать у госпожи Бинбин, каким образом ей удалось лишить нас дара речи. По отдельности, прошу заметить, ибо после того, как я попросил у Годрика прощения, я его стыдился. Первые попытки успехом не увенчались, но когда мы окончательно надоели старушке, она призналась, что владеет тайными способностями. Какими именно, умолчала. Но факт оставался фактом — бабуля не так проста, какой хочет казаться.

Уже ночью я сидел на крыльце домика, ставшего нам убежищем в чужом мире, и смотрел на звёзды. Я всё не мог понять, как мы тут очутились и, главное, зачем? Нам предопределили какую-то миссию? Или это просто досадная ошибка? Наказание за грехи или подарок судьбы, который мы пока ещё не оценили по достоинству? Так или иначе, нужно было что-то делать. Что именно? Даже не догадываюсь, но чувствую, что сидеть, сложа ручки, нельзя ни в коем случае...

За моей спиной скрипнула дверь. Я инстинктивно достал палочку и резко повернулся в сторону звука. К моему облегчению, это была всего лишь Эмма, а не гигантский акромантул. Я разве не говорил, что до ужаса боюсь пауков? Так и параноиком стать недолго.

Девушка села рядом со мной.

— На небо смотришь?

Я хотел огрызнуться, но вовремя решил, что она этого не заслуживает.

— Бессонница замучила. Вот и подумал, может свежим воздухом подышать? А то...

Я замялся. Не так-то мы уж и знакомы, чтобы делиться с ней переживаниями. Всё-таки... Всё-таки я даже при своих друзьях — ну, скажем так, друзьях, хотя они-то наверняка меня своим другом не считают — делаю вид, что всё нормально, и на неприятности мне плевать с Астрономической башни.

Эмма поняла. Тихо и как-то обречённо вздохнула.

— Когда умерла мама...

Как будто мне интересно! И тут же я понял, что эта мысль была неискренней, а так, по привычке. Старый Салазар медленно покидал моё сердце, медленно и нехотя. Его место пока пустовало, но то, что скоро его займёт кто-то, пока мне не известный, было очевидно.

— Когда умерла моя мама, я делала вид, что я спокойна, что приняла этот удар судьбы без особых потерь. Даже разговаривая с бабушкой, проявляла ледяное безразличие. Да что там с бабушкой, я и оставаясь наедине с собой внушала себе, что всё хорошо... И это в семь лет, представляешь?

— Странно для ребёнка.

— Вот именно.

На её лице проступила горькая усмешка. И мне даже показалось, что у неё заблестели глаза... Не отдавая отчёт своим действиям, я обнял девушку, утешающе похлопывая по спине. Так мы просидели минут десять: она, тихо всхлипывающая, и я — так не похожий на себя настоящего... На себя прошлого.