Власть над душой (джен)

Гарри сидел на кровати, скрестив ноги, и смотрел на звёзды, игриво заглядывавшие в стрельчатое окно. Что-то чудесно-страшное чудилось ему в сегодняшней ночи. Таинственная и мрачная загадка пряталась в лунном свете, серебрившем лёгкие занавеси

— Ты не спишь? — громкий шёпот Рона вывел мальчика из напряжённого оцепенения.

— Нет, не сплю, — отозвался Гарри.

— Я тоже.

Через секунду Рон уже сидел рядом с Гарри, свесив ноги с кровати.

— О чём думаешь? — спросил Рон.

Гарри пожал плечами. Не говорить же другу, что ни о чём.

— Я думаю о том, что происходит с Джинни, — соврал он.

— Я об этом всё время думаю, — помрачнел Рон. — Как ты считаешь, Гермиона права? Насчёт... э-э... Сам-Знаешь-Кого?..

Гарри снова пожал плечами.

— Не знаю. Мне почему-то кажется, что да, она таки права.

Рон поёжился.

— Я боюсь за неё. Вдруг с ней что-то случится? Она с каждым днём выглядит всё хуже и хуже, не ест ничего... А тут ещё сегодняшний случай...

Гарри внезапно вскрикнул и схватился руками за голову. Шрам словно проткнули раскалённым железом. Рон кинул встревоженный взгляд на друга. В его глазах отразился лунный свет — прозрачный силуэт неподдельного страха.

— Что, шрам? — с беспокойством спросил он.

— Да... — глухо простонал Гарри, впиваясь пальцами в лоб. Боль была сумасшедшей, никогда в жизни ему ещё не приходилось такого испытывать. Словно шрам в виде молнии обрёл жизнь и пронзил его кожу струёй электричества.

— Гарри! Гарри!..

Гарри стиснул зубы как можно крепче — они заскрипели словно железо.

— Пойдём вниз, в гостиную... — быстро прошептал он, и, прислонив ладони ко лбу, соскочил с постели и помчался прочь из спальни. Рон, подгоняемый тревогой за друга, ринулся вслед за ним.

Выбежав в общую гостиную Гриффиндора, Гарри камнем упал на ковёр и заметался по нему раненным зверем. Он отчаянно сопротивлялся крику, безмолвно раздирающему внутренности и рвущемуся на свободу. Он напрягал все свои силы, чтобы не дать боли материализоваться в пространстве безумными воплями и слезами. Рон же, будто случайный свидетель, молча страдал, наблюдая за мучениями товарища. Он окаменел, превратился в статую, не зная, чем помочь тому, кто безумно терзался болью у его ног. Наконец, спустя несколько мгновений, продлившихся для обоих целую вечность, боль в шраме затихла, и Гарри, судорожно вздохнув, без сил распластался по полу. Боли больше нет.

Какая-то пустота...

И тревога...

Близится страшное и неотвратимое... Скоро, совсем скоро. Изумрудный закат наступит, и солнце больше не взойдёт. Никогда.

Джинни шагала. Её шаги были неслышны. Её хрупкое тельце, словно невесомое привидение, движется вперёд. Эфемерная иллюзия детской чистоты и невинности. А на самом деле — жаждущая убийства рабыня. Ослеплённая собственным Хозяином и лишённая права выбора рыжеволосая фея. Она шла вперёд, зная лишь то, что до конца осталось всего несколько крошечных шагов.

И тогда...

Тогда наступит триумф.

Триумф Зла. Старая мечта Тёмного лорда сбудется. Раз и навсегда.

И не будет больше занозы в его судьбе. Не будет маленькой преграды, мешающей исполнению великих планов...

— Рон! Гарри!..

Гермиона, в ночной рубашке, босая, выскочила из девичьих спален. В глазах играли блики огня, горящего в камине, перемешиваясь с испугом. Трясясь и кусая губы, она тихо приблизилась к лежащему в полубессознательном состоянии Гарри. Наклонившись над ним и закрыв его лицо густой завесой из каштановых волос, девочка взяла Гарри за руку. Рон, путаясь в своих чувствах и ощущая холод, замораживающий сердце, стоял рядом и молча наблюдал. Жалости к другу почти не осталось.

Ревность. Глупая беспричинная ревность, раскалённая добела при виде того, как девочка, в которую ты влюблён, трепетно держит в своей руке руку твоего лучшего друга.

Рон стиснул зубы. Взрыв огня опалил его щёки и окрасил их в алый цвет гнева.

— Рон, подойди сюда! Помоги мне перенести Гарри на диван! Видишь, ему плохо! — воскликнула Гермиона, взглянув на Рона.

Он не двинулся с места, застыв каменным изваянием.

— Рон! Что ты дуешься! Иди сюда сейчас же! — возмутилась девочка.

Рон почувствовал, будто что-то внутри него дрогнуло. Он дёрнулся было, но остался на месте.

Во взгляде Гермионы обозначилось пока ещё не оформленное понимание. Губы её задрожали.

— Перестань! Что с тобой, Рон? Ты что...

Её глаза расширились, а рот изумлённо приоткрылся. Наивно глядя на сердитую долговязую фигуру, девочка порозовела, словно распустившийся бутон юной розы.

Но она тут же нахмурилась и ещё более сердито произнесла:

— Ты будешь мне помогать или нет? Рон, хватит строить из себя ревнивца!

Вспыхнув багровым цветом, Рон сорвался с места и стремительно подошёл к друзьям.

Осталось ещё совсем немного — всего лишь какие-то три-четыре шага. Но как медленно она идёт.

Рыжие волосы спускаются на худые острые плечики, тонкие пальчики железной хваткой сжимают волшебную палочку. Она не чувствует страха.

Все чувства лёгкой золотящейся паутинкой улетели прочь. Далеко. И когда они вернутся, наступит боль, красным цветом заливающая горизонт...

Шаг...

Нет ничего, кроме жажды убийства...

Вперёд и только вперёд...

Гермиона и Рон помогли Гарри подняться на ноги. Он, поднявшись с ковра, взъерошил волосы и поправил очки. Его изумрудные глаза до сих пор были затуманены болью, а руки, теребившие пижаму, дрожали...

— Как ты? — встревожено спросил Рон.

— Нормально...

— Шрам болит?

Отпечаток ревности испарился, оставив лишь тонкие царапины. Теперь за друга можно волноваться. Теперь, когда маленькие пальцы дрожат в твоей ладони.

Рон держал Гермиону за руку. Она словно и не замечала этого, глаза её были равнодушны, а сердце стучало как сумасшедшее.

Гарри скользнул взглядом по сплетённым пальцам друзей, застывшим в трепетном соединении. Жар их ладоней передавал пламень сердец.

— Немного побаливает, — спокойно ответил он, будто не видя очевидного.

Душная пустота, заволакивающая слепой разум. Глаза видят и не видят одновременно.

Марионетка, ловко движимая вперёд искусным кукловодом.

Перед мысленным взором упала мутная пелена.

«Перо феникса...» — механические слова срываются с заледенелых губ.

Голос холодный и безжизненный, застывающий кристаллами в студенистом воздухе.

Ноги, худые и белые, делают деревянные шаги — на то она и кукла.

Портрет Полной Дамы неслышно отъехал в сторону, открыв круглый проём в стене.

Джинни шагнула вперёд.

— Джинни? — от изумления Гермиона выпустила руку Рона.

Гарри резко обернулся. Его лицо резко подёрнулось мертвенной бледностью, едва он взглянул на маленькую тонкую фигурку с отсутствующим взглядом.

— Джинни, что ты... — Рон тут же замолчал, заметив резкое движение руки Гарри.

— Молчи, — шепнул тот.

Джинни стояла, не двигаясь.

— Убей, сколько можно ждать!.. УБЕЙ!!! Что ты ждёшь!

Смертельный холод разлился в груди при взгляде на молниеобразный шрам под растрёпанной чёрной чёлкой. Игла ненависти кольнула в сердце, а по венам горячей волной прокатился сладкий яд...

Остекленевшие глаза, в которых неподвижно замерли сузившиеся зрачки, в упор смотрели на Гарри.

— Гарри Поттер... Мальчик, Который Выжил... — зловещее шипение вытекло из недвижимых уст девочки.

Гермиона испуганно вскрикнула. Гарри стоял прямо, чувствуя, как голову разрывает от боли, пульсирующей и разбивающейся на осколки, вместе с кровью впивающихся в виски. Шрам снова пронзило огнём.

— Джинни, — он сказал это непроизвольно.

— Джинни здесь нет, — произнёс насмешливый голос. — Здесь есть только слепо повинующаяся мне служанка.

Гарри, Рон и Гермиона испуганно оглянулись в поисках произнёсшего эти слова.

— Вы не видите меня...

Леденящий душу смех разбился о каменные своды. Пальцы Джинни крепко сжали волшебную палочку.

— Реддл? — крикнул Гарри.

Обломки догадок собрались в устрашающую мозаику.

— Ты догадлив!

Снова сатанинский хохот, застывающий острым льдом.

— Где ты? Покажись!!!

— Не могу, малыш Гарри — да тебе это и не поможет...

Джинни стала шагать вперёд, медленно, неотвратимо. Только в этот момент, глянув на волшебную палочку в поднимающейся руке Джинни, он вспомнил, что свою оставил в спальне...

Джинни шагнула вперёд. Ей было всё равно. Кто этот странный мальчик, которого она любила и ненавидела одновременно?

Любила? Разве? Что за странное слово — слово, непонятное её Хозяину, а значит, непонятное и ей... Ненавидела? Может быть... Но что это? Неужели сладковатая ноющая боль где-то с правой стороны — это ненависть? И неужели именно из-за этого странного ощущения убивают? Непонятные мысли, сплетающиеся в странный витиеватый узор — ей не уяснить...

— Убей!.. УБЕЙ!!! ДЕЙСТВУЙ! — шептал голос.

Вот он — последний шаг. Рука, не дрогнув, поднимается вверх, всё внутри заходится от радости — или от горя?

— НЕТ!!! — крик Гермионы разрывает ночную тишину.

— ДЖИННИ!!! СТОЙ!!! — Рон надрывается и кидается вперёд, в несбыточной надежде спасти друга.

Слышатся шаги, встревоженный ропот. Но Джинни всё равно. Она смотрит в глаза — изумруды, сверкающие страхом и покорностью... Судьбе, чьей десницей является она, маленькая марионетка Тёмного лорда.

— АВАДА КЕДАВРА!!! — слова, дотоле неведомые, прорываются наружу.

Из кончика волшебной палочки вырывается холодная зелёная вспышка. Она отражается в его глазах, вспыхивая ядовито-зелёным цветком...

— НЕТ!!!

Пронзающий душу крик, перешедший в судорожное рыдание, заглушает звук падения тела. Гарри Поттер, Мальчик-Который-Выжил, подкошенным колосом упал на пол, сражённый заклятием сестры лучшего друга. Упал мёртвый. На открытом лбу виднелся шрам в виде молнии — его памятник. Отпечаток Смерти на лице Проигравшего Победителя.

Джинни стоит, не шевелясь. Она очнулась. И, не отрываясь, смотрит на лежащее перед ней тело. Её глаза широко раскрыты.

— Нет... — прошептала девочка, падая на колени. — Нет... Гарри...

— УБИЙЦА! — заходится в исступлённом крике Рон и едва не бросается на сестру, удерживаемый Гермионой.

— Гарри... — на губах застывают солёные капли. Трясущиеся худые руки обнимают ещё тёплое тело маленького Героя, павшего в неравной битве.

Джинни всё поняла. Она проиграла. Реддл победил её. Слёзы — прозрачная кровь, слетают с ресниц и падают на лицо Гарри. Но ему уже всё равно.

— Убийца... убийца... — словно полоумный, шепчет Рон.

Гермиона, уткнувшись лицом в его плечо, содрогается в беззвучном плаче.

Джинни закрыла руками лицо. По бледным щекам безостановочно катятся немые слёзы. Как ей хочется утопиться в них, захлебнуться собственным горем и снова ничего не чувствовать!

Всё тело разрывается от глухой, ни с чем не сравнимой боли, а сердце, изорванное в клочья, взрывается кровавым фонтаном.

Молчаливые мёртвые взгляды осуждающих — это не мука, это наслаждение по сравнению с осознанием собственного ничтожества и слабости.

Это райское блаженство рядом с невыносимой агонией потери.

Её душу разрывают на части, оттаскивая от мёртвого, но всё ещё такого живого тела.

Джинни пытается в последний раз сжать Гарри в своих объятиях, конвульсивно цепляется слабыми руками за его шею, но не дают (о, жестокие!).

Девочку бесцеремонно отталкивают в сторону, мучая её необходимостью наблюдать за тем, как какие-то другие девочки со скорбными лицами кощунственно прикасаются к Гарри.

— Гарри! — снова и снова шепчет Джинни, сжавшись в комок и с ненавистью глядя на окружающих её гриффиндорцев.

Болезненное сплетенье сумрака... Сгусток мерзкой боли, застрявший в горле. Она задыхается, всматриваясь в кровавый горизонт — там закатилось изумрудное солнце.

Всепоглощающая мука — вселенское страдание. Джинни падает вниз... В пустую чёрную бездну...

Когда бледная, словно постаревшая на десять лет МакГонагалл выводила Джинни из общей гостиной Гриффиндора, девочка не выдержала — горечь прорвалась наружу. Всю дорогу до кабинета директора она безостановочно рыдала, удушаемая собственными муками...

— Доказательств того, что она совершила убийство не по своей воле, нет, Альбус, поэтому... — Фадж многозначительно кашлянул и кинул пронзительный взгляд на Джинни, сидящую в углу кабинета и глядящую перед собой отсутствующим взглядом.

— Вы хотите сказать, мисс Уизли дорога прямиком в Азкабан? — осведомился Дамблдор, холодно глядя на министра. За последние несколько недель на лице профессора появилось несколько новых глубоких и чётких морщин. Глаза, обычно лучистые и ясные, помутнели и теперь всё время слезились.

— Да, именно это я и хочу сказать, — Фадж нервно передёрнулся. — Хоть она и несовершеннолетняя, это не оправдывает подобного рода преступление! Ужасно... ужасно...

Джинни задрожала и снова почувствовала холодок, растекающийся по телу. Сейчас она ненавидела всех. Особенно — себя. Любила — одного. Но он стал тенью...

— Но позвольте, есть же показания друзей погибшего! Они утверждают, что с девочкой в последнее время было неладно, да я и сам стал свидетелем того, как она больше недели пролежала в больничной палате. Всё это не случайно, Корнелиус!

Фадж отмахнулся. Что для него значат показания каких-то сопляков? Тем более, дело давно пора закончить — процесс длится уже месяц.

— В Азкабан. — пожалуй, очень резко подытожил он. — И точка.

Джинни всхлипнула и сжала голову руками. Дамблдор коротко взглянул на девочку и вздохнул — против Закона не пойдёшь. Каким бы он сам не был преступным.

Жизнь закончилась — пришло существование. С дементорами и самыми отъявленными преступниками... А сердце зарыто на кладбище, рядом с померкшими изумрудами...