Серебро и дым (гет)

Ночь уже вступила в свои права, когда Ксюша, отложив очередной научный труд с перечислением славных дел министра Громоновского, поплелась в душ. Тёплая вода, обласкав волосы, лицо и плечи, унесла с собой напряжение, притупив впечатления от путешествия по закоулкам чужой памяти. И всё же в большое круглое зеркало в массивной деревянной оправе, подвешенное рядом с туалетным столиком в её комнате, Ксюша всматривалась с долей опаски, словно боясь там увидеть того, кто умер, здесь, в знахарской, более века назад…

Прогоняя мысли о Владимире Марине, она с азартом ребёнка потянулась к своей огромной коллекции всевозможных сывороток, ароматных настоев, масел и кремов. По правде сказать, ей хватило бы одного капли косметического зелья, добавленной в чай, чтобы волосы заблестели, ногти окрепли, а кожа стала мягкой, упругой и чистой. Но древний заложенный женской природой инстинкт подсказывал, что для красоты и молодости необходима если не ванна с кровью тринадцати девственниц, то, как минимум, маска из воздушного сладко пахнущего крема и пара травяных отваров на дождевой воде. В этом был свой особенный вечерний ритуал — в медленном расчёсывании гребнем волос, нанесением вязкой молочно белой массы на лицо, шею, кисти рук и плечи, пары капель масла — на запястья и ложбинку между грудей. И лишь тогда, встретив в зеркале её — манящую и улучшенную версию себя — можно было ложиться спать спокойно.

В отражении мелькнула чья-то тень. Снеся рукавом халата одну из маленьких баночек, Ксюша уже схватилась за волшебную палочку, как в окно тактично постучали и вкрадчивый голос Ратмира со стороны улицы произнёс:

— Это я. Ты не могла бы открыть окно и убрать… одно из твоих растений с подоконника?

Вспыхнув от корней волос до розовых голых пяток, Вронская поспешно отставила горшок с алоэ на пол и, справившись с оконной щеколдой, недовольно прошипела:

— Ты хоть раз можешь прийти ко мне…. по-человечески? А не…

— Я постучал, — с самым невинным выражением лица пожал плечами Ратмир.

— Можно было и в дверь, — с сарказмом ответила Ксюша.

— Мне не нравится ваш колокольчик на входе, — нахмурился оборотень. — И я не хотел, чтобы старушка-целительница знала, что у нас какие-то дела с тобой.

— А то, что соседи могли видеть, как ты лезешь ко мне в окно, на второй этаж, между прочим, тебя не смущает?

— Уже темно, даже если и видели, то примут меня за растолстевшую кошку, хохлика⁽¹⁾, ну или… — он улыбнулся своим фирменным волчьим оскалом, обнажив острые белые зубы. — Решат, что ты завела себе любовника.

Ксюша плотнее запахнулась в халат.

— По-моему ты просто позёр, — фыркнула она, вновь отвернувшись к зеркалу. Ратмир усмехнулся, но спорить не стал.

— Алиса передала мне, что ты что-то узнала, — перешёл к сути дела он, усаживаясь на пол и опираясь спиной на ножку кровати. Взгляд его ненавязчиво блуждал по скромному интерьеру комнаты — растения, книги, куклы-травницы⁽²⁾ на полках, коллекция баночек и флаконов разной формы на туалетном столике. Небольшой золотой котелок, по-видимому служащий здесь не для дела, а «для красоты», устроился в небольшой укромной нише в стене. Из котелка, опасно блестя сталью, выглядывали тонкие острые концы вязальных спиц.

— Это вполне могло бы подождать до утра, — устало проворчала Ксюша, вновь принимаясь за расчёсывание волос. Ратмир оторвал взгляд от спиц, и на пару долгих мгновений затаил дыхание, рассматривая, как переливаются в отблеске свечей её светлые волосы.

— Я бы не рискнул лезть к тебе в окно при свете дня, — резонно заметил он, наконец. — Вообще-то я хотел предложить тебе прогуляться в Дымку — если я правильно понял Алису, ответы стоит искать там, — он замялся, подминая под себя длинные ноги. — Но сейчас вижу, что ты устала, так что, наверное, и правда стоит отложить всё до завтра…

— Как вы сообщаетесь? С Алисой, — почему-то она вообразила, что между оборотнями в стае существует что-то вроде ментальной связи. Мысль о том, что Лиса сама передала Ратмиру результаты её, Ксюшиного, расследования, вызывала неприятное чувство досады.

— По мобильному телефону, — улыбнулся оборотень, словно прочитав её мысли. Он извлёк из кармана потрёпанный «бабушкафон», как называли подобные средства связи неволшебники в родной Ксюшиной деревне. — Купил для себя и стаи парочку таких. Благодаря заклинаниям, работает даже в местах с повышенной концентрацией магии. Крутые ребята эти неволшебники — чего только не придумают, правда? Это вам не яблоко по тарелочке катать… — он насмешливо покосился на огромное блюдо с золотой каёмкой, примостившееся на самом краю туалетного столика. — Лиса рассказала мне всё только в общих чертах, так что ты могла бы изложить подробно, пока мы будем добираться до деревни через лес… Сможешь выбраться из деревни завтра вечером, часов в девять? Я бы встретил тебя у камней.

— Идёт, — согласилась Ксюша, отложила гребень и начала заплетать волосы в косу. Несколько долгих секунд, словно заворожённый, Ратмир смотрел, как проворно двигаются её тонкие пальчики, потом шумно вздохнул и поднялся на ноги.

— Что ж, тогда спокойной ночи, — он слегка поклонился, схлестнувшись с ней взглядом в отражении зеркала. Ксюша дрогнула, покраснела, но своего занятия не прервала. — Лиса будет проситься идти с тобой, но, думаю, ей будет лучше пока остаться здесь.

— Хорошо, — Ксюша прикинула, сколько капель валерьяны в чае отобьёт у Алисы охоту куда-то тащиться на ночь глядя, покончила с косой и повернулась, наконец, к Ратмиру лицом. — Спокойной ночи.

Ратмир улыбнулся краешком губ, в мгновение ока взобрался на подоконник и был таков. Пожалуй, благодаря скорости передвижений, его действительно можно было принять за большую, но проворную кошку.

Пару минут спустя в комнату пробралась Искорка и, учуяв запах понравившегося ей человека, недовольно захныкала, возмущённая отсутствием внимания к своей персоне. Ксюша похлопала ладонью по кровати, приглашая котёнка лечь рядом с собой, но Искорка лишь фыркнула, взмахнув тонким хвостиком, и прыгнула на освобождённое горшком алоэ место на подоконнике, явно намереваясь устроить там себе ночлег.

— Даже не думай привыкать, — прошептала ей Ксюша, прикрывая веки. — Больше никаких ночных визитов через окно.

Искорка недовольно мяукнула, но Вронская уже падала в объятия тревожного обрывочного сна, в котором нашлось место и русалкам, и оборотням, и мягкой высокой траве на опушке леса, и ласковым, но настойчивым рукам, медленно расплетающим её волосы…

* * *

Следующий день в знахарской пролетел в мгновение ока — Ксюша приращивала на место вырванные неудачным заклинанием пальцы, залечивала ожоги от неправильно сваренного зелья и старалась краешком уха слушать нескончаемую болтовню Алисы про Бурэмэктэп, которая от нечего делать, решила во что бы ни стало установить с единственной находящейся поблизости ровесницей приятельские отношения.

— Давно вы знакомы с Ратмиром? — как бы невзначай спросила она, и Ксюша поняла, что вся её говорливость — это попытка вытянуть Ксюшу на откровения.

— Пару лет, — ответила Ксюша. — Но мы не очень хорошо знаем друг друга.

Это было правдой — они разговаривали пару раз во время пленения Ксюши под озером в Болотных Елях и даже целовались однажды в первую майскую ночь во время шабаша на Лысой горе, но она сомневалась, что это можно назвать достаточно близким знакомством.

— Не хочешь рассказать, как вы познакомились? — прищурилась Алиса.

— А должна? — Вронская подняла светлые брови.

— Лезу не в своё дело, поняла, — Лиса примирительно подняла вверх ладони, но в глазах сверкнули холодные огоньки — от неё явно не укрылся лёгкий румянец, приливший к Ксюшиным щекам. — Слушай, а у тебя есть курить? Ратмир считает это дурной привычкой, и ни за что не принесёт мне мои сигареты. А у меня стресс, между прочим!

— Сделаю тебе ещё успокаивающего чаю.

Алиса недовольно цокнула языком, но спорить не стала. Валерьяны в чай Ксюша капнула чуть больше положенного.

Без пятнадцати девять она, никем не замеченная, выскользнула из знахарской на улицу и тотчас же направилась в сторону каменных идолов. По правде говоря, блуждать в темноте у северного выхода из деревни ей не очень хотелось. С дороги открывался жутковатый вид на местное кладбище, где между крестов и каменных плит в ночи можно было заметить серебристое свечение. Решишь прогуляться там — будь готов услышать чьи-то невесомые шаги за спиной, или даже ощутить холодное похлопывание прозрачной руки по плечу. И хотя большинство призраков не приносили живым никакого вреда, у Ксюши не было ни малейшего желания встречаться, а тем более говорить с ними.

«Вероятно, Марин похоронен здесь же», — промелькнула в голове мысль. В этот момент от черноты леса отделилась чья-то тёмная фигура, ловко перехватила запястье и приложила пальцы к её губам, подавляя испуганный вскрик.

— Тише, ведьма, — не без насмешки прошептал Ратмир над самым её ухом. — Не думал, что ты такая трусиха! Пойдём.

— Кощей тебя дери! — негромко выругалась Ксюша. — У меня чуть сердце из груди не выскочило!

Оборотень не ответил, лишь взял её за руку, увлекая вглубь леса.

Ксюше всегда казалось, что уж бродить по чащам она, как ведьма и травница, умеет с профессиональным мастерством. Но той ночью она то и дело запиналась на выступающих из-под земли корягах и вздрагивала от каждого звука, будь то свист крыльев совы или тихое попискивание мыши. Ратмир же крался с грацией и беззвучностью зверя, по-видимому, прекрасно ориентируясь в темноте. Он крепко сжимал её ладонь, и, досадуя на саму себя, Ксюша вынуждена была признать, что от этого ей гораздо спокойней.

Она в очередной раз нервно вздрогнула и съёжилась, когда впереди показалась знакомая серебристая лента речки и деревянный мост. В хатах со стороны Серой горел приглушённый настороженный свет, сторона Дымки, представлявшая собой пепелище, зияла чернотой.

— Выглядит жутко, — в ответ на её мысли, прошептал Ратмир. В голосе его слышалось напряжение. — Но бояться здесь уже нечего.

Ксюша сухо кивнула и позволила увести себя от покосившихся, но всё ещё целых хат, из окон которых, как ей показалось, за ними с любопытством следили члены стаи.

— Там живут… твои? — неловко спросила Вронская. Она слышала совсем немного о Дикой охоте изнутри от Андрея Зорича, который, по понятным причинам, не любил говорить на эту тему, и теперь в ней проснулось любопытство. Она покосилась на точёный профиль Ратмира, размышляя о том, пригласит ли он её на чай в компании своих «друзей» в конце их странной прогулки.

— Хочешь познакомиться? — она снова вздрогнула. Легилименции он выучился, что ли, за эти пару лет? — Думаю, им будет интересно взглянуть на тебя поближе. Но я не уверен… что тебе придётся по вкусу такое знакомство.

— Ну, если меня не будут кусать и превращать мою деревню в живописный пруд, я не против оборотней как таковых… — заметила Ксюша, подивившись неожиданному приливу собственной храбрости. Ратмир остановился и смерил её подозрительным взглядом.

— Кто бы мог подумать… — обратился он скорее к самому себе. — Ладно, сначала осмотрим библиотеку.

В чёрнеющих остатках фундамента слабо угадывались очертания пряничных весёлых домиков Дымки. Ксюша остановилась, заметив на том, что было, вероятно, когда-то подоконником, глиняную кормилицу с двумя прижатыми к груди младенцами. Один из детей был покрыт чёрным слоем грязи, другой же — на удивление — почти не пострадал…

— А русалки здесь всё ещё есть? — покачала головой Ксюша, отводя взгляд от жалобных глаз-точек.

— Нет, — покачал головой Ратмир. — Насколько я знаю, они не очень любят места, где проливалась кровь…

На месте, где когда-то возвышалась библиотека, осталась всего лишь одна стена и грузные камни уходящего под землю фундамента. Деловито постучав по одному из них волшебной палочкой, Ксюша спугнула одичавшего одноглазого кота, протяжно мяукнувшего и в один прыжок скрывшегося в непроглядной ночи. Ратмир зажёг фонарь. Свет лампы выхватил из мрака одинокую тень, застывшую в паре шагов от них с ножом наперевес. Ксюша пронзительно вскрикнула и буквально влетела спиной в объятия Ратмира, случайно наступив ему при этом на ногу.

— Пётр, ты? — спокойно спросил Пастырь, но мышцы его напряглись. Устыдясь своего порыва, Ксюша быстро отстранилась на безопасное расстояние.

Человек с ножом не ответил, просто медленно подошёл, так что свет фонаря теперь падал ему на лицо, бесстрастное, сдержанно скорбное, словно бы выдолбленное из камня. Сложно было сказать, сколько ему лет — он не походил на дряхлого старика, но и мужчиной в цвете лет его назвать было сложно. Игра теней сделала нож в его руках зловещим оружием, но служил он оборотню вовсе не для нападения — в другой руке он крутил, разминая пальцы, вырезанную из дерева змейку.

— Мы ищем метрики, — объяснил Ратмир. — Ксения, — он словно бы сам удивился оттого, что, пожалуй, впервые в жизни назвал её по имени, — Ксения разузнала об истории деревни. Тут случилась бойня с оборотнями, и если кто-то мог выжить…

— Никто не выжил, — глухо отозвался Пётр. Тёмные безжизненные глаза, словно два бездонных колодца, уставились на Ксюшу и до той, наконец, дошло, кто перед ней.

— Вы… Петька? — воскликнула она, осенённая внезапной догадкой. — Вы жили здесь, в Дымке, когда были ребёнком и знаете… что произошло!

Она вспомнила полные страха и боли глаза волчонка, умирающего на мосту с кухонным ножом в спине, и улыбка сползла с её лица. Пётр смотрел на неё строго, но без неприязни, словно бы оценивая. Наконец, кивнул и, махнув рукой, направился в сторону груды вросших в почву камней. Что-то пробормотав, он легонько надавил на один из них, и камень сдвинулся, приоткрыв узкий проход, ведущий куда-то под землю.

— Если осталось, то там, — слова давались Петру словно бы через силу. Ксюша с горечью подумала о болтавшем без умолку мальчонке из воспоминаний Марина — контраст между ним и мужчиной, которым он стал, был разительным. Вероятно, Дикая охота, подобравшая его и вернувшая к жизни, смогла залечить физические раны, но вот душевные продолжали кровоточить и по сей день.

— Я пойду первым, — произнёс Ратмир, наблюдавший за их странным диалогом, сдвинув тёмные брови. Из-под земли несло подвальной сыростью и запахом разложения. Задержав дыхание, Пастырь аккуратно спрыгнул и, пригнувшись, осветил фонариком помещение. — Вот чёрт! — вырвалось у него, и он в замешательстве оглянулся на Ксюшу. — Не с твоими нервами спускаться сюда, ведьма, — без насмешки предупредил он. Догадываясь, что она может там увидеть, Вронская нервно сглотнула и прыгнула следом.

Вероятно, оборотни, запертые в горящей библиотеке, попытались укрыться в подвале, где хранились особо ценные книги. Проход туда был узкий, и получилась давка. И если огонь в укрытие не добрался, то едкий сковывающий лёгкие дым не оставил ни единого шанса на спасение. Кто-то уснул навеки зверем — волчьи черепа грозно скалились в предсмертной агонии. Кто-то попытался обернуться человеком — об этом свидетельствовали странные изогнутые под неестественным углом скелеты, в которых волчьи кости чередовались с человеческими. Но итог был один — все они были уже лет сто как мертвы.

— Не стоит здесь задерживаться, — заметил Ратмир, опасливо покосившись на Петра, безмолвным часовым стоящего у края подвала, больше похожего теперь на братскую могилу. Ратмир торопливо сгрёб парочку толстых, перевязанных кожаными ремнями книг в руки, и решительно подтолкнул оторопевшую от увиденного Ксюшу к выходу наружу.

— Нужно похоронить их… — голос Вронской дрогнул.

— Да, — согласился Ратмир. — Но, пожалуй, я займусь этим при свете дня.

До хаты Пастыря они добрались в полном молчании, и лишь когда Ксюша очутилась на ярко освещённой и неожиданно по-домашнему уютной кухоньке, она, словно бы очнувшись от страшного тревожного сна, сообразила, что её всё-таки позвали на чай.

— Здравствуйте, — в дверях появилась дородная светловолосая женщина. Она с добродушным интересом оглядела Ксению с ног до головы, и поставила на стол свёрток, от которого исходил приятный запах свежей выпечки, изюма и кураги.

— Ксюша, это Зорка, Зорка — это Ксюша, — оторвавшись от разложенных на столе книг, представил их Ратмир. Уголок рта еле заметно дёрнулся. Зорка неуклюже поклонилась, сделав что-то наподобие реверанса, и отвернулась к самовару.

— Позвольте помочь вам, — нерешительно попросила Ксюша, чувствуя к женщине расположение.

— Отыскали что-нибудь? — рядом с застывшим в углу, словно каменное изваяние Петром возник долговязый мужчина со светлой рыжей короткой бородой и большими глубокими глазами. Голос у него был чуть хриплый, но приятный, певучий. — Зовите меня Лютыч, — просто обратился он к Ксении и, не дожидаясь приглашения, плюхнулся на табурет, подтянув к себе одну из книг, обложка которой была испорчена чьей-то когтистой лапой.

— А вы волшебница? — на Ксюшу уставилась пара серых добродушных детских глаз. Мальчик лет десяти деловито опёрся на стол, копируя позу и выражение лица Ратмира.

— Тебе не пора спать, Лёшка? — беззлобно спросил тот, ухватив своего маленького подражателя за ухо. Ксюша успела заметить, что кусочек мочки у парнишки отсутствует.

— Никто не спит, всем интересно посмотреть на твою… гостью, — отозвался мальчонка, выкручиваясь из пальцев Пастыря. — И спросить у неё, как там Алиса…

— Я волшебница, а Алиса уже в полном порядке, — улыбнулась Вронская, пододвигая к Лёше тарелочку с пирогом, что принесла Зорка. Ратмир опасливо покосился на двери за Ксюшиной спиной, за которыми, как она поняла, беззвучно толпились остальные члены стаи, быстро пробежался глазами по каждому, обречённо вздохнул и властно произнёс:

— Ладно, заходите все уже.

Кухня мигом наполнилась людьми. Мужчины подходили к Ксюше здороваться, женщины же придирчиво наблюдали за ней со стороны.

— Схватите её! — визгливо крикнула сухая и на вид совершенно неадекватная старушка. На миг Ксения напряглась, покосившись на приоткрытое окно, но оборотни, казалось, не обратили на этот возглас никакого внимания.

— Она была Пастырем. Тогда, — разъяснил Пётр, не отрывавший от Ксении взгляда. Деревянная змейка вновь оказалась в его руках, и Вронская заметила, что на ней вырезаны какие-то буквы — А, Р, И…

-Да, да, серьёзная была баба Аглая, — улыбнулся беззубым ртом дряхлый старичок, представившийся как Кузьма. — А теперь совсем дурная стала. Правда, характер у неё всегда был скверным…

Ксюша с любопытством посмотрела на старушку. Интересно, на какие интриги пошёл опекун Ратмира, чтобы отнять у этой дамочки бразды правления? Губы Аглаи молча двигались, беззвучно произнося то ли заклинания, то ли проклятия, старческая рука дрожала, глаза невидяще уставились в пустоту.

— Взгляни, — Ратмир протянул ей одну из потрёпанных волчьими лапами книг, которая оказалась как раз тем, что они искали — метрикой. — Тебе знаком кто-то из этих людей?

Ксюша быстро пробежала взглядом по чернильным строчкам. «Март 1888-го года -родился Иван, сын Никифоров. Апрель 1888-го года — умерла от трясучей болезни Марина, жена Ткачёва. Сентябрь 1888-го года…»

— Нееет, — протянула Вронская, внимательно изучив все записи в метрике вплоть до тысяча девятисотого года, когда Серая Дымка прекратила своё существование. — Я не встречала в Лихоборах никого из этих людей.

— Никто не выжил, — бесстрастно повторил Пётр.

— Парень прав, баба Аглая тогда приказала выкосить всех людей и спасти то, что осталось от оборотней, хотя спасать кроме Петьки было некого, — неожиданно прокудахтал Кузьма.

— И когда вы собирались мне рассказать об этом? — сердито проворчал Ратмир, со свистом захлопнув метрику. — Вы ни словечком не обмолвились оба, когда мы пришли сюда, и когда Лёшку ранили, и Игната, и Алису…

— Так ддддело это пппппрошлое, — от волнения Кузьма стал заикаться. — Не серчай, Пастырь, не думаешь ли ты, что напппппадения эти как-то связаны с тем, что… сто лет назад же было!

— Может да, а может и нет, — вмешалась Ксюша, подув на чашку с ароматным чаем. Все затихли и уставились на неё. — За бойней в Серой Дымке стоял некто Громоновский, — продолжила она, немного сконфузившись от повышенного внимания. — Он что-то упоминал об ордене Серебряной стрелы, и может быть… — воспоминания Владимира, точные до малейших деталей, вновь пронеслись перед ней, остановившись на небольшой броши — окружности с шестью звёздочками вверху и стрелой посередине — блеснувшей на халате Громоновского. — Может быть, он сам в нём состоял.

— Был такой орден, девочка, — стукнув пальцем по столу, заметил Кузьма. Заикание его как рукой сняло. — Я знаю лишь то, что они подстрелили некоторых наших, но до Дикой охоты так и не добрались. Она, — старик кивнул в сторону Аглаи, — Может знать больше, но вряд ли расскажет.

— А если, — с опаской покосившись на старушку, произнесла Ксюша. — Мы попытаемся достать воспоминания из её разума?

— Ты как Катерина, — неожиданно буркнул Пётр и тут же отвёл глаза. «А Катерина умная, она Колдовстворец окончила!» — вспомнила Ксюша слова, восхищённо произнесённые им сто лет назад, и улыбнулась, польщённая этим комплиментом.

Пока все обсуждали, как подступиться к полоумной Аглае, Пётр неслышно выскользнул на улицу и, глубоко вдохнув полной грудью весенний ночной воздух, по-стариковски прислонившись к стене хаты, тихо заплакал. Деревянная змейка выскользнула из дрожащих рук…

Это был их первый вечер в Серой. Спустя десятки лет в печи избы Пастыря вновь вспыхнул огонь. Комнаты вновь наполнились весёлым гомоном мужских и женских голосов, а из кухни повалил аппетитный запах жареного мяса.

— Ужин скоро будет готов, — радостно возвестила Зорка. Весь предыдущий месяц они провели в лесу, стараясь держаться подальше от автомобильных и железных дорог. Жителям малонаселенных деревень, где можно было закупиться провиантом, они представлялись то группой туристов, то экспедицией экологов/географов/геологов/этнографов. Им охотно верили, хоть и смотрели вслед с подозрением. Палатки, плотной кучкой установленные на какой-нибудь далёкой от цивилизации опушке, не отличающаяся разнообразием еда, сваренная в походном котелке из крупы, макарон и консервов, случайные однодневные подработки, от которых было больше мороки, чем денег… Все были только рады, когда однажды на рассвете скупой на слова Пётр, хмуро вглядываясь в неровную линию горизонта, тронул Ратмира за рукав куртки и бесстрастно заметил:

— Недалеко заброшенная деревня. Можно осесть.

Большинство восприняло идею с энтузиазмом. Жизнь в лесу поневоле укрепляла связь с землёй, и потому многие отнюдь не прочь были заняться сельским хозяйством. Зорка вслух рассуждала о том, какие лекарственные растения и полезные овощи она могла бы выращивать, будь у неё свои грядки, братья-близнецы Игнат и Захар внезапно вспомнили о том, как в детстве дед учил их объезжать лошадей, и даже толстый неповоротливый Ильюша, пустившись в неуклюжие объяснения о том, как в тринадцать лет он гостил у бабушки с дедушкой, ел оладушки и пил парное молоко, заявил, что он не против вести тихую сельскую жизнь.

— Интересно, как так получилось, что ты от бабушки ушёл, и от дедушки ушёл, волчок-Колобок? — фыркнула Алиса, и парень глупо закрыл рот. — Какая деревня, ну вы чё, ребята? — воскликнула она, не дождавшись ответа. — Ни развлечений, ни супермаркета… В кочевой жизни ещё есть своя романтика, но деревня…

— Накопим тебе денег на учёбу, и отправим в большой мир, — отрезал Ратмир. Алиса чувствовала, что «большой мир» манит и его самого, но бросить на произвол судьбы тех, кого он подчинил и повёл за собой, Волчий Пастырь уже не сможет. И всё же какая-то наивная часть её души не могла не мечтать о том, что однажды они вдвоём покинут стаю, рванут куда-нибудь в Москву, где жизнь похожа на картинку в цветном журнале, а может даже и за границу… Наверное, эти мысли отразились у неё на лице, потому что Ильюша, с тупым вожделением смотревший на её острые коленки и костлявую задницу с того самого дня, когда она появилась в стае, с придыханием произнёс:

— А я вот тоже мечтаю… куда-нибудь в большой город…

— Ты мечтаешь пузо набить да пиптик свой, наконец-то, хоть кому-нибудь присунуть, — резко осадила его Алиса, сердито зыркнув в сторону статной фигуры Ратмира.

Хорт и Виктория, потерпев поражение в битве за власть, какое-то время вели себя тише воды и ниже травы, безропотно подчиняясь каждому указанию Пастыря. Но в последний год странствий парочка стала регулярно исчезать на пару дней, а то и на неделю, потом нагоняя стаю обычно незадолго до полнолуния с шуршащими от банкнот карманами и ведя себя как ни в чём не бывало. Ратмир предполагал, что они тайком занимаются мелким грабежом, и от души надеялся, что они ограничиваются изъятием мелочи и украшений у неудачливых путников на заправках и в одиноких мотелях. Суть нового бизнеса Хорта раскрылась неожиданно:

— Вика… болеет… Ей нужно будет отлежаться пару дней, — покраснев, объяснила Зорка, за пару недель до того, как Пётр указал им на заброшенную деревню. — Не помешала бы тёплая ванна и…

— Всем бы не помешала тёплая ванна, — холодно усмехнулся Ратмир, почесав не мытую вот уже целую неделю голову.

— Ей… правда, нужно… — белые щёки Зорки заалели маковым цветом. — От ребёночка ей нужно избавиться, — выпалила она. — Только не говори другим.

Ратмир нахмурился, с ужасом подумав, что если ребёнок от Хорта, то от него действительно стоит избавиться как можно скорее. Стыдясь этих мыслей и словно пытаясь загладить свою вину за них, он неуверенно произнёс:

— А она точно хочет… ну, того?

Доброе лицо Зорки исказилось мукой, и она тут же выложила ему всё как на духу. Оказалось, вовсе не грабёж стал основным занятием для Хорта, хотя он и не брезговал им от случая к случаю. Накупив своей подруге яркой одежды и всяких штучек для макияжа, позволяющих скрыть отёки и нездоровый цвет лица, он принялся строить карьеру сутенёра, договариваясь о «подработке» с водителями фур или просто одинокими путниками, ищущими острых ощущений. Последствия не заставили себя долго ждать.

— Пусть отправляются оба к чёрту, — в сердцах выпалил Ратмир, сплюнув от омерзения. — Зачем им вообще стая, если они давно сами по себе?

— Наверное, даже им нужно… куда-нибудь возвращаться, — без осуждения покачала головой Зорка.

Отлёживалась Виктория всего пару дней. Потом они с Хортом вновь исчезли и не появлялись вплоть до заселения стаи в покинутые когда-то своими жителями, ушедшие за много лет под землю, разрушенные временем, дождём, снегом и ветром хаты.

— Так откуда эти хоромы? — усмехнулся Хорт, когда они все вместе принялись за восстановление дома и очищение того, что в нём осталось, от векового слоя грязи и пыли. Весело сверкнув налитыми кровью глазками, он беспардонно завалился на огромную покосившуюся от времени кровать, принадлежавшую когда-то Пастырю и его жене Катерине.

— Уйди, — буркнул в ответ Пётр, сжав кулаки.

— Конечно, конечно, предполагаю, что это ложе для нашего дорогого начальника, — Хорт многозначительно подмигнул Алисе, колдовавшей над ведром и шваброй. Та смутилась, но продолжила размахивать волшебной палочкой как ни в чём не бывало.

К концу дня хата Пастыря совместными усилиями была приведена в порядок. В приподнятом настроении все принялись за праздничный ужин, громко болтая о будущих планах, воодушевлённые, объединённые одним общим непривычным доселе ощущением — появилось место, которые они могут назвать своим домом.

Пётр молчал, как и всегда. Впервые за множество долгих лет он действительно был дома.

— Песни все у тебя какие-то грустные, — объявила Алиса громко, когда Лютыч вытащил из чехла свою неизменную спутницу — гитару. Разговоры стихли — все повернулись к ней. — А давайте… устроим танцы.

— Когда-то я была превосходной танцовщицей, — жеманно вздохнула Марьяна.

— Уверена, ты и сейчас ничего, — Алиса хмыкнула, подорвалась со своего места, сверкнув голыми коленками, и, перепрыгивая через расстеленные на полу матрасы, подскочила к Лютычу и что-то прошептала ему прямо на ухо.

— Ну-ка быстро расчистите мне пространство, — скомандовала Лиса, подхватывая серый шерстяной платок, принадлежавший, по-видимому Зорке. — Ильюша, подбери ноги и перестань так на меня пялиться! Маэстро! Музыку!

Кулак Лютыча пару раз стукнул по деревянному полу, отбивая ритм, прежде чем старинная узнаваемая их братом мелодия полилась из его гитары. Пётр шумно вздохнул, не в силах оторвать глаз от рыжей кокетки в джинсовом сарафане, закрутившейся под музыку словно юла, от резких движений, девчачьих и грациозных в своей жуткой неловкости. Лиса широко улыбнулась, топнула голой пяткой, вскинула белые руки, сжимая уголки развевающегося за её спиной платка, подмигнула оторопевшему от этой картины Ильюше и звонким голосом запела:

Что ни вечер, то мне, молодцу

Ненавистен княжий терем

И кручина, злее половца

Грязный пол шагами мерит.

Завихрился над осиною

Жгучий дым истлевшим стягом

Я тоску свою звериную

Заливаю пенной брагой.⁽³⁾

От кружки Ратмира валил хмельной пряный дымок. Пётр отметил про себя, что от нескладного худого паренька, каким их новый вождь был всего лишь пару лет назад, не осталось и следа. И дело не только в отросших волосах и окрепших мышцах — что-то неуловимое изменилось во взгляде, в чертах лица. Пастырь странно взглянул на раскрасневшуюся Лису, и губы его невольно растянулись в кривой усмешке.

Из-под стрехи в окна крысится

Недозрелая луна

Все-то чудится мне, слышится:

Выпей, милый, пей до дна!.

Алиса, сверкая хитрющими глазами, отсалютовала Пастырю пустой рукой. Ратмир поднял кружку в ответ. Десятилетний осиротевший волчонок Лёша, которого они подобрали всего лишь месяц назад, подражая Ратмиру, тоже поднял свою чашу с компотом.

Выпей — может, выйдет толк

Обретешь свое добро

Был волчонок — станет волк

Ветер, кровь и серебро.

Так уж вышло — не крестись -

Когти золотом ковать

Был котенок — станет рысь

Мягко стелет, жестко спать!

Звонкий голос Алисы, разлетался по пустой вымершей деревне, и на мгновение Петру показалось, что и не было этих долгих страшных лет, не было резни с дымковцами и это не рыжая лиса в джинсовом сарафане красуется перед понравившимся юношей, а его старшая сестра Ариша, стуча каблуками, лихо отплясывает под «Оборотня».

Не ходи ко мне, желанная -

Не стремись развлечь беду

Я обманут ночью пьяною

До рассвета не дойду

Ох, встану, выйду, хлопну дверью я -

Тишина вокруг села -

Опадают звезды перьями

На следы когтистых лап.

За окном завывает метель, изо рта Ариши идёт пар, а она всё кружится и кружится, в своих красных сапожках, серой шерстяной юбке и вышитом блестящими лентами жилете поверх блузы. Жилет вместе с серьгами из янтаря привёз ей с ярмарки отец, и сестра долго скакала от счастья, целуя папеньку в жёсткую небритую щёку. Петька лишь насмешливо хмыкал — его подарок не шёл ни в какое сравнение с женскими побрякушками. С гордостью он то и дело доставал из-за пазухи маленький кортик с костяной ручкой. По словам отца, кинжал был зачарован, и при приближении опасности от лезвия должно было исходить слабое голубое свечение. Петька уже облазил все самые опасные места в округе, но пока без толку. И всё же кортик пришёлся волчонку по вкусу. Ведь подарив сыну не просто нож, а настоящее оружие, отец признавал в нём уже не мальчика, а мужчину.

Пряный запах темноты

Леса горькая купель

Медвежонок звался ты

Вырос — вышел лютый зверь.

Ярослав, сын Волчьего Пастыря, улыбается и хлопает Арише, но Петька знает, что сердце его далеко, по ту сторону моста, там, где живёт дочь кузнеца неземная красавица Рада. Русые косы Ариши распущены и еле заметно отливают медью, глаза горят лихорадочным огнём, на щеках играет румянец, и на пару мгновений Петьке становится жалко дурёху — зря она призывно протягивает к Ярику руки, приглашая его станцевать с ней, зря красуется перед ним, звеня первыми в её жизни серьгами, сделанными не из дерева. Сердце Петра, давно огрубевшее, окаменевшее, сжимается, словно пойманное в силки, когда Алиса выхватывает кружку из рук Ратмира, и тому ничего не остаётся, кроме как дать увлечь себя в безумную пляску…

Так выпей — может, выйдет толк

Обретешь свое добро

Был волчонок, станет волк

Ветер, кровь и серебро...

Выпей — может, выйдет толк!.

Серебряные стрелы дымковцев летят в них с противоположной стороны моста…

Выпей — может, выйдет толк.

Сломанная шея Ярослава стиснута пеньковой верёвкой…

Выпей — может, выйдет толк

Петька ловит последний взгляд Ариши, прежде чем течение уносит её окровавленное тело по реке вниз…

Был волчонок, станет волк,

Ветер кровь и серебро…

Пётр со стуком поставил свою чашку на пол, точно попав в финальный такт. Наверное, стоило бы рассказать Ратмиру, почему в одночасье опустело это место, но голос давно перестал слушаться Петра — с тех самых пор, как его, израненного мальчонку, Дикая охота вытянула не много ни мало, а с самого того света. Единственным, что помогало ему все эти долгие годы, когда тяжкий острый ком подкатывал к горлу, были дерево и острый нож, благодаря которому любое полено оживало под его чуть дрожащими руками. Пётр вспомнил, как когда-то отец подарил им с Аришей по змейке с их именами, и решил тотчас же приняться за дело.

— Я дома, — произнёс Пётр куда-то в пустоту, выйдя за порог хаты. — Дома…

* * *

Вытянуть обрывки воспоминаний из повреждённого разума Аглаи оказалось делом непростым, и к рассвету Ксюша валилась с ног. Мастерски извлекать чужие, похожие на серебряные чернила мысли, умел её однокурсник легилимент Ростислав Егоров, им же с Ратмиром и Кузьмой, имевшем на старуху какое-никакое влияние, приходилось буквально уговаривать Аглаю Борисовну сконцентрироваться на словах «орден Серебряной стрелы», чтобы получить хотя бы крупицу информации. В результате воспоминания были заперты в прозрачный флакон, но требовался ещё Омут памяти, чтобы их просмотреть. Обессиленная, Ксюша на мгновение прикрыла глаза прямо у ног сумасшедшей старухи и очнулась через пару часов на огромной кровати с балдахином, когда солнце уже взошло.

— Я провела здесь всю ночь, — вместо утреннего приветствия пробормотала она, столкнувшись с Ратмиром на кухне.

— Туалет направо и по коридору, — серьёзно сообщил тот, но уголок его губ дёрнулся в усмешке. — Мне жалко было тебя будить…

Наспех умывшись и завязав растрёпанные волосы в пучок, Ксюша критически рассмотрела себя в зеркале. От неё пахло потом, лесом и подвальной сыростью, платье измялось, а на горящей от волнения щеке отпечатался край подушки. Пожалуй, она сможет соврать Софье Всеволодовне, что вышла из дома на рассвете — собрать кое-какие травы на заре. Пожалуй, та сделает вид, что ей поверит.

— Яичницу будешь? — спросил Ратмир, когда она вновь появилась на пороге кухни. Непроизвольно Ксюша отметила, что он тоже смущён. Интересно, удалось ли ему немного поспать и если да, то где именно? — Прости, я не умею готовить, а звать Зорку…

Он неопределённо махнул рукой, а Ксюша, согласно кивнув, опустилась на табурет. За окном слышались знакомые голоса — оборотни выбирались из восстановленных хат и громко обсуждали план работ на день. Как поняла Вронская из этих разговоров, они планируют заняться сельским хозяйством, чтобы уже осенью собрать первый урожай. Возможно, она как травница, проведшая много лет в волшебных теплицах Колдовстворца, могла бы немного им в этом помочь…

Солнце светило Ратмиру прямо в глаза, и он непроизвольно щурился, улыбаясь ей с другого края стола.

— Приятного аппетита, — кивнула ему Ксюша, берясь за вилку.

«Кто бы мог подумать, — покраснела она, отмечая, что чувствует себя в этом странном месте, бок о бок со своими недавними врагами вполне спокойно и уютно. — Кто бы мог подумать…»

1) Хохлик — в славянском фольклоре маленький домашний дух, чёрт.

Вернуться к тексту

2) Кукла-травница, или кубышка-травница — славянский оберег, кукла из ткани, наполненная сухими целебными травами. Обычно такие куклы располагали рядом с больным членом семьи либо над колыбелькою ребёнка.

Вернуться к тексту

3) Здесь и далее песня группы Мельница «Оборотень»

Вернуться к тексту