Акварели (гет)

Джеймс накинулся на неё с расспросами (и насмешками) сразу же, стоило только Розе переступить порог гриффиндорской гостиной. Его поведение было предсказуемым, но от этого не становилось хоть сколько-нибудь приятным.

— Отвали, — буркнула Роза, пренебрежительно дёрнув плечом.

Он просьбы не понял и, цепко ухватив Розу за запястье, прошипел прямо в ухо:

— Чего этот ублюдок от тебя хотел, дорогая?

«Похватать меня за локоть и мантию. Как и ты, идиот. Сегодня все играют в увлекательную игру «Схвати Розу Уизли», — подумала она, всё-таки жалея о том, что не носит туфли на каблуках. Мать и такую обувь, конечно, бы не одобрила, но всё же тоненькой шпилькой можно пребольно садануть на ноге, а вот кроссовками… приходится как-то выкручиваться.

Роза извернулась и с силой пнула Джеймса под коленку. Тот взвыл, от неожиданности разжав пальцы, и Роза, с легкостью освободив руку, на всех парах помчалась прочь,от греха подальше. По крайней мере, в девичьей спальне он точно её не достанет, ведь мальчикам туда входить запрещено.

Правда, за ужином он точнее решит отыграться, можно было не ходить к Трелони, чтобы это узнать.

С другой стороны, к Трелони она не пойдёт в любом случае: Роза занималась у кентавра Флоренца… Что не избавляло её от необходимости делать домашние задания. И в год сдачи ЖАБА это было особенно актуально, поэтому без долгих отлагательств она достала перо и пергамент.

К завтрашнему дню нужно было написать пятнадцатидюймовое эссе о преимуществах астрологии перед гаданием на чаинках и кофейной гуще. Роза сильно подозревала, что причиной такого выбора темы послужила ссора двух профессоров. Они начали преподавать совместно, ещё когда её родители учились на пятом курсе, и, встречаясь с профессором Трелони в Большом Зале, Роза каждый раз пыталась представить, как выглядела эта странная женщина в молодости. Были ли её очки тогда такими же стрекозиными или она предпочитала круглые, как дядя Гарри? Носила ли она распущенными волосы, теперь уже изрядно тронутые сединой? Такую же ерунду городила на своих уроках, в конце концов?

На первое занятие по Предсказаниям Роза пришла к ней, собранная, внимательная, готовая тут же броситься в омуты пророчеств и сияние хрустальных шаров. А вместо этого был только настойчивый запах сандала, душная, тёмная комната с отвратительно мягкими круглыми пуфами и пафосные речи,бессмысленные настолько же, насколько и экзальтированные.

Ровно через двенадцать минут Роза сбежала с урока — на первый этаж, в огромную светлую классную комнату, где ученики сидели на мягкой траве, тёплых, как будто нагретым солнцем пеньках и широких стволах поваленных деревьев.

Она не одна была такой «вероломной», поэтому профессор Трелони всячески изводила своего невозмутимого коллегу, и иногда терпение кентавра лопалось, делая его не таким уж и невозмутимым.

— А отдуваться, конечно, бедным ученикам, — прошептала Роза, старательно выводя заголовок.

Впрочем, она была солидарна с тем, что звёзды говорят больше правды, чем остатки кофе на донышке чашки, поэтому никаких проблем с написанием эссе не ожидалось.

Проблемы, как водится, возникли после ужина. Кудрявые, высокие и широкоплечие проблемы по имени Джеймс Сириус Поттер.

Стандартно.

Он смаковал бифштекс, периодически поглядывая в сторону Розы, и от этих взглядов ей хотелось насмерть подавиться картошкой.Ну, или чтобы подавился Джеймс. Не насмерть, конечно, потому что нехорошо желать смерти своим двоюродным братьям, но как-нибудь так, чтобы врачи запретили ему пялиться и разговаривать. Хотя… Он и так не разговаривал.

И это было хуже всего.

Он молчал с самого утра, обиженно и пренебрежительно, и даже Альбус с непривычки то и дело порывался спросить у него, что с ним, а потом будто бы вспоминал: Зельеварение, Малфой, гостиная Гриффиндора… Роза тоже вспоминала, но упорно отказывалась считать себя неправой: Джеймсу не стоило лезть в её жизнь, вот и всё.

— Ребята, у вас всё в порядке? — настороженно спросила Лили, когда Джеймс, покончив с ужином, демонстративно отодвинул тарелку и с гордым видом поднялся.

Пока тётя Джинни была беременна, все думали, что предсказанная колдомедиками девочка вырастет в точную копию мамы— мамины блестящие волосы, мамины выразительные глаза, мамина бледная кожа и мамина россыпь знойных веснушек на нежном лице. Но как только единственная дочь Поттеров появилась на свет, сразу стало понятно, что с ожиданиями родители поторопились. Тёмный пушок на головке и пронзительно-зелёные глаза говорили сами за себя.

Когда Лили подросла, обнаружилось, что и подбородок у неё отцовский — чётко очерченный, упрямо выдвинутый вперёд. Почему-то её с самого начала стригли под мальчика, потом она стриглась так уже по своей воле, и даже теперь ничего не изменилось, хотя все вокруг втайне этого ждали. Логика была такова: девочка влюбится и наконец-то обратит внимание на мантии с оборками и всевозможные платья, которые тётя Джинни продолжала с надеждой скупать.

Лили Луна Поттер показала предкам большую и толстую фигу.

Она подстриглась ещё короче. И продолжала общаться исключительно с мальчиками — ну, кроме достаточно приятельских, но всё же редких разговоров с кузиной. А вот с кузеном разговоры были и более частыми, и более дружескими… Всё свободное время Лили и Хьюго проводили вместе, да и несвободное в большинстве случаев тоже.

Хьюго в этом союзе был стороной очевидно ведомой, без возражений и споров он принимал любые инициативы Лили, соглашаясь совершать даже самые безрассудные поступки. Когда им было по шесть, они выкрали метлу дяди Гарри и попытались взлететь. Конечно, у них ничего не получилось — шутка ли, усесться на помелище вдвоём! — но желания творить непонятно что не убавилось. Той осенью они довели тётю Джинни почти до инфаркта — в то время как Роза спокойно рисовала Альбуса, читавшего сказки…

Джеймса в её мире практически не было.

Так что от его бойкота, по сути, ничего не менялось.

— Да, Лили, всё в порядке, — спокойно ответила Роза, отодвигая тарелку.

Легко поднявшись, она подхватила со скамьи сумку, из которой выглядывал тёмный краешек кожаной папки, и бросила взгляд на слизеринский стол. И Малфой тут же, как по команде поднялся, виновато улыбнувшись близнецам Скамандерам— высоким, длинноволосым, очень красивым… Они почти всегда ходили втроём, но сейчас братья легко отпустили Малфоя, видимо, он заранее сообщил им, куда собирается.

Розе всегда казалось, что Малфоя тоже можно принять за брата Лоркана и Лисандра, так они были похожи. Основная разница заключалась лишь в цвете, а если точнее, то в волос: светлые, льняные пряди Малфоя против сияющих, как будто седых волос Скамандеров… Солнце против луны, или что-то вроде того.

Она хотела бы написать близнецов.

Пожалуй, даже обменяла бы удачную сдачу экзаменов на шанс запечатлеть их узкие, большеглазые лица расплывчатыми пятнами акварели.

— Эй, — Малфой окликнул её, только когда они прошли уже несколько поворотов по коридору, ведущему из Большого Зала, — уже можно остановиться и перестать делать вид, что мы друг друга не знаем.

— Прости, задумалась, — буркнула она в ответ, разворачиваясь влево, к широкому подоконнику, на котором можно было расположиться.

Зацепив шершавые тесёмки, Роза вытянула из сумки папку с рисунками и, не откладывая в долгий ящик, раскрыла её. Акварельная бумага привычно заскользила под пальцами — приятная, плотная, гладкая, знакомо зашелестел пергамент, на котором она обычно делала карандашные наброски.

— Это Альбус, это… — по привычке начала она озвучивать свои работы.

— Мэдисон и Кимберли Вуд, я вижу…

Малфой рассматривал рисунки внимательно, изучающе— словно какие-то учебные таблицы и схемы. Иногда он даже тянулся потрогать, проследить отдельные линии графики, но каждый раз одёргивал себя на полдороге, убирая руку и оглядываясь на Розу. Она не торопила.

— Красиво.

Именно это она чаще всего слышала и именно это бесило её больше всего. Охваченная волной раздражения, Роза собралась было захлопнуть папку и навсегда забыть о предложении Малфоя, но он не дал ей этого сделать.

— Так ярко, — его пальцы прошлись по краям одного из пейзажей, — почти без контуров, но так ярко… — Взвесив на ладони лист, Малфой отложил его и взял другой, уже пергаментный, испещрённый тёмными линиями. — А это — резко. Всё угловатое, колкое. Даже не знаю.

— Даже не знаешь что?

— Что лучше.

— Масло, — Роза пожала плечами. Злость прошла, как будто её и не было. — Портреты лучше всего маслом… Весомее получаются.

— Не надо весомых, надо счастливых, — Малфой запнулся, как будто почувствовал, что сказал лишнего, но всё же продолжил: — Ещё одна картина, которая потеряется на стенах мэнора, мне не нужна. У тебя совсем другие рисунки. Живые.

Тон, которым всё это было сказано, Розе не слишком понравился — в нём было слишком много утвердительного, командного, но общий смысл она уловила целиком и полностью, и от этого стало как-то неловко. Словно она подошла к чьей-то тайне — или даже заглянула в неё сквозь замочную скважину.

Да, глупо думать, что в семье Малфоев всё может быть легко и непринуждённо: отец наверняка постоянно занят, мать наверняка постоянно скучает, и всё это — совершенно точно постоянно под прицелом докучливой прессы. Фотографий — пруд пруди, в том числе и не самых удачных, картин в дорогих рамах — столько же, но жизни во всём этом действительно минимум.

Роза поёжилась.

Собственно, это вообще было мало похоже на жизнь.

— Лучше акварель или масло, — сказала она после недолгого размышления, — графика слишком… — нужного слова подобрать не получилось.

Но Скорпиус согласился и без него:

— Да. Слишком.

В пересечениях карандашных штрихов, в тёмных пятнах чернил Розе всегда виделось что-то трагичное. Это всегда был нерв, всегда излом: острые ключицы-плечи-запястья, сгорбленные спины, чёрные круги под глазами. Тени, конечно, тени, но ещё ни разу у неё не получилось нарисовать хоть сколь-нибудь светлую картину с помощью линий, штрихов, точек и пятен.

Честно говоря, она не особо пыталась.

— Когда ты сможешь начать?— Малфой принялся аккуратно складывать разрозненные листы в стопку, подбирая их по размеру.

— Когда ты принесёшь колдографии.

Чуть улыбнувшись, Роза протянула ему папку. Смотреть на то, как Малфой управляется с золотистыми завязками, оказалось неожиданно увлекательно — настолько, что осторожных шагов по коридору она не услышала.

А вот Малфой услышал.

— Я могу хоть сейчас, —сказал он за секунду до этого и полез за пазуху, а потом остановился, напряжённо вглядываясь куда-то в коридор у неё за спиной.

Не нужно было оборачиваться, чтобы догадаться, в чём дело.

— Так-так-так, — пропел Джеймс у неё над ухом, — и чем мы здесь занимаемся?