Пробуждение Зверя (гет)

Закрой глаза, коснись меня -

Ты пахнешь соблазном и мёдом;

Исчезнет грязь осколков дня,

Ударит в гонг природа.

Крадется ночь, как чёрный зверь,

Вибрирует в лунном свечении,

Скребется в дверь, стучит в окно...

Ей холодно одной,

Холодно одной…

М. Пушкина

Убедившись, что лежащая на земле рыжеволосая девушка с разорванной блузкой и почти стянутым бюстгальтером — и есть та самая Эйприл О’Нил с Шестого телеканала, еще не остывший от расправы над бандитами Шредер ощутил совсем иное чувство, больше похожее на сладострастный поток тепла. Внезапно поднявшись откуда-то снизу, он затопил все тело приливной волной, противиться которой не было ни сил, ни желания. Отдавшись внезапному порыву чувств, сковавшему мысли и подчинившему себе плоть, почти утративший самообладание ниндзя аккуратно приподнял за плечи бессознательную Эйприл — и впился в ее губы жадным поцелуем. Жар в груди разгорался все сильней и сильней... Эйприл была полностью в его власти. Еще секунда — и изнемогавшие от возбуждения губы коснулись ее шеи...

Неожиданно Шредер резко отстранился, с ужасом глядя, как голова Эйприл выскользнула из его рук и снова очутилась на земле. «Что я делаю?..» — пронеслось в сознании, когда он понял, что целовал в губы и в шею, возможно, пребывавшую в шоке девушку, окруженный четырьмя еще не остывшими трупами, фактически доводя до конца начатое ими изнасилование. Взгляд машинально переместился с лица на помянутую шею, потом чуть ниже... и очередной мощный прилив звериной жажды тела Эйприл затуманил взбунтовавшийся было рассудок. «Давай, доведи это дело до конца», — подобно сладкому отравляющему газу дурманил голову раздосадованный внезапной изменой инстинкт.

Попавший в змеиные кольца страсти рассудок Шредера пытался протестовать — но силы были явно на стороне плоти. Глаза мутнели, грудь закипала огнем — и вот раскаленная кровь стала спускаться вниз, наполняя его чресла.

Отчаянным усилием, в попытке хоть так, хоть ненадолго сохранить контроль над собой, Шредер отвел взгляд от девушки. В поле бокового зрения попал железный лом, что торчал из груди валявшегося в двух шагах от Эйприл мертвого тела. «Твою мать, Шредер! Ты, конечно, не «герой» — и никто и не ждал от тебя описанных в девчачьих романах «подвигов». Ты держишь в руках не спасенную от негодяев красотку, а свой боевой трофей; ради него ты ломал черепа и сворачивал шеи недоумков, которым против тебя все равно что улитке против бульдозера. Но неужели ты настолько низок и ничтожен, что готов поиметь ее прямо здесь, среди этих трупов — а после, насытившись, уйти, оставив ее приходить в себя среди изуродованных тел и застывших луж крови?!»

К такой мощной «пощечине» звериный инстинкт Шредера оказался совершенно не готов. Застигнутый врасплох, лицемеря, он отступил, приготовившись к очередному, еще более мощному броску на разум.

«Ну да, ну да, все правильно, «отважный защитник»: поправь ее лифчик, отряхни от пыли и накрой своей курточкой... Дальше-то что будешь делать, приятель? Сбежишь, боясь не совладать с собой... с совершенно нормальным и естественным, между прочим, желанием? Оставишь ее здесь дожидаться рассвета? Может, потом и в палату к ней заглянешь, когда она сойдет с ума, очнувшись и увидев устроенную тобой скотобойню? Будь мужиком! И раз трахать ее здесь ты не хочешь — а оставлять одну среди трупов как-то некрасиво — отнеси девушку в свой номер. Там и решим, что с ней делать».

Шредеру и раньше приходилось, взвалив на плечо, таскать на себе связанную журналистку, барабанившую по его спине кулаками. Но чтобы вот так, осторожно подняв на руки и прижав к груди, нести ее, не сопротивляющуюся и податливую, словно невесту, в свой номер... «Жаль только, у ней косичек нет, ха-ха! Ты бы еще за них подергал, ребеночек...» — отозвался на эти мысли разъяренный внезапной «романтичностью» хозяина голос его страстей.

Вернувшись к себе, Шредер положил свою добычу на диван. Ее разорванная блузка предательски раскрылась, бесстыдно обнажив пышную грудь девушки. «Б*я! Да сколько можно уже?! Давай, бери ее, пока она в отрубе. Потом же визгу будет на весь долбанный номер!»

Разрываясь от возбуждения и внутренних противоречий, Саки быстрым шагом вышел из номера и остановился на лестничной клетке, вцепившись до побеления пальцев в перила, пытаясь собраться с мыслями.

«А какого, собственно, черта я должен в чем-то себе отказывать? — внезапно подумал он, удивляясь сам себе. — Весь этот долбанный мир без пяти минут мой, а эта рыжая с…» — но язык попросту не повернулся назвать Эйприл «сукой».

«Ороку Саки, ты ведь не глупый и должен хоть что-то в себе понимать, — столь же неожиданно подключился второй внутренний голос, тягучий и неприятно-знакомый. — Вспомни тот зажатый в руке револьвер и взведенный в боевую готовность курок. Вспомни приготовленный для себя патрон. Кого ты вспоминал тогда, приготовившись к смерти? Кому ты собирался писать записку своей кровью? Одно воспоминание о ней спасло тебя тогда… Но рано или поздно ты все равно умрешь... вспоминая перед смертью, как ради того, чтобы «слегка разрядиться», ты безжалостно надругался над девушкой. Над той, с которой ты, оказывается, мог быть по-настоящему счастлив».

— А кто ты такой?!! Кто ты такой, чтобы учить меня?! — вспыхнул Шредер, яростно уставившись в пустоту перед собой, резко оглядываясь по сторонам, почти желая увидеть воочию того, кто посмел ему помешать... кто, вопреки искренней уверенности, что он и только он достоин всех благ и прав мира, вселял неуместные сомнения... из-за которого, в конце концов, этот мир все еще не принадлежал ему. — Где ты есть? Покажись! Не можешь, ха! Сейчас я войду в свой номер, а после засуну ей так, как она еще не знала. А ты, дрянь, возьми и попробуй остановить меня!

Мысленно выкрикнув этот своеобразный вызов, Шредер в привычном для себя ритме направился в номер. Глаза горели решимостью во что бы то ни стало отыметь журналистку с той же беспощадностью, с которой он вогнал стальной лом в грудь смотревшего на него умоляющим взглядом Билли.

Закрыв за собою дверь, Саки шагнул в ту комнату, где ждала своей участи несчастная и измученная Эйприл...

На диване никого не было.

Из номера никто не выходил, значит, она где-то здесь.... Саки обернулся — и вдруг увидел стоявшую перед ним Эйприл. Прижавшись спиной к дальней стене, одной рукой она держала полы разорванной блузки, прикрывая грудь, в другой же сиял кухонный нож, касавшийся острием шеи.

— Не подходи, слышишь, не подходи! Я убью... убью себя, но не позволю так со мной обходиться! — крикнула запинающимся, на грани истерики голосом девушка, крепче прижимая к горлу остро заточенное лезвие.

Ее руки дрожали, выдавая страх и неуверенность; глаза неестественно блестели, смотря — и не видя происходящего. Вполне возможно, Эйприл привиделся один из насильников. Охваченному пламенным желанием ниндзя было это безразлично. Он был уверен, что без проблем успеет помешать ей, уже приготовился вырвать из рук нож и, бросив свою жертву на диван, как следует позабавиться. Предвкушая легкую победу, мускулы приготовились к последнему рывку... но тут произошло то, к чему Ороку Саки не был готов совершенно.

Эйприл медленно убрала от своей шеи нож, разжала трясущиеся пальцы — и Шредер увидел, как по ее щекам побежали две тонкие влажные дорожки слез. Оттолкнув упавший прямо под ноги нож в сторону, измученная девушка... бросилась на шею стоявшего перед ней воина.

— Спасибо!.. спасибо!.. — обливаясь слезами, повторяла Эйприл и, забыв, в каком плачевном состоянии находилась ее блузка, прижималась к Саки и покрывала его лицо поцелуями. — Прости, я не знала... не знала, что это ты.

В эти показавшиеся ему вечностью минуты лившиеся на футболку слезы девушки потушили животную страсть безжалостного воина — и пробудили в нем новые, еще незнакомые доселе чувства. Шредер как будто пришел в себя после какого-то помешательства. Та безжалостность, с которой он хотел поиметь девушку, исчезла.

Машинально, неосознанно он ответил объятьем на объятье, руки осторожно скользнули по едва прикрытым тонкой блузкой плечам, впитывая непривычные, но такие опьяняющие ощущения от простого прикосновения к любимой. С легким шорохом ткань съехала, нежная кожа девушки словно обожгла ладони, вновь пробуждая в глубине естества неистовое пламя. Взгляд, направленный до этого в лицо Эйприл, скользнул чуть ниже… В этот момент Саки захотел ее так, как, казалось, не желал ничего и никогда. Приходилось использовать без остатка все свое самообладание, чтобы просто-напросто не сойти с ума и не превратиться в то самое животное, чуть было не изнасиловавшее ее на залитой свежей кровью улице. Воспоминания о только что бушевавшем в нем звере (который, скорее всего, просто свернул бы несчастной шею, вдоволь насытившись) вызвали у Шредера холодные мурашки по всему телу… Его руки, плотно прижимавшие к себе Эйприл, разжались.

Обретя свободу от его объятий, почувствовав что-то недоброе, та сделала шаг назад. Испытывая невольный трепет перед непобедимым воином, она все же не чувствовала к нему ни капли отвращения или неприязни. Его хватка, не менее крепкая, чем у едва не изнасиловавших ее подонков, не страшила, а, напротив, притягивала. Безмерная признательность спасителю смешалась в душе с иным, не менее сильным чувством. Девушке вдруг снова захотелось, чтобы он прижал ее к себе, еще ближе, еще крепче... Хотелось его прикосновений, его поцелуев. Захотелось отдаться ему. Принадлежать только ему. Прямо сейчас... Посмотрев еще раз на Саки, она скинула с себя разорванную блузку и шагнула навстречу, безмолвно позвала его одним взглядом. Еще секунда — и кружевной бюстгальтер, соскользнув на пол, открыл перед Саки ее обнаженную грудь.

Такого познавший тысячи сражений Шредер не испытывал еще никогда. По его коже прошла дрожь, дыхание сбилось и стало неровным. По шее и спине разлились волны приятного щекотного тепла, а его и без того пылавшая мужская плоть становилась все тверже и тверже, пока не превратилась в некое подобие стального жезла.

Идеальная талия Эйприл, ее грудь, ее шея и плечи, ее живот сводили Шредера с ума. Еще миг — и их губы слились в страстном, неконтролируемом поцелуе. Она хотела его, и он чувствовал это всем своим существом, все сильнее и сильнее прижимая ее к себе. Руки касались ее тела, изучая его, даря наслаждение; его же собственное, казалось, таяло от ее прикосновений. Дикое желание овладеть ей грубо, в жестокой и даже извращенной форме — как и не менее сильное стремление быть с ней нежным, как с хрупкими лепестками расцветшего цветка, дабы не причинить вреда ее и так травмированной психике — неведомым образом слились в единый поток. Еще одна растянутая до бесконечности секунда — и он уже был в ней. Запах тела Эйприл пьянил его, а в голове вертелась лишь одна-единственная мысль: «Неужели это правда?.. Неужели я не сплю?..» Ее лицо, ее закрытые от наслаждения глаза, ее сладкие стоны и ощущение ее рук на своей спине Саки не забудет уже никогда. Воспоминания об этой ночи будут всегда жить в нем и умрут в один день вместе с ним.

* * *

Настало утро. Проснувшаяся рядом со спасителем-незнакомцем Эйприл, как бы опомнившись, аккуратно, стараясь не разбудить, поцеловала спящего мужчину в губы — и, надев на себя его широкую черную футболку, стала собираться домой.

Потрясений для одного вчерашнего вечера было предостаточно: романтическое свидание, о котором она раньше могла только мечтать, чуть было не закончилось для нее групповым изнасилованием и мучительной смертью. Потеря сознания, незнакомый номер... И вот теперь она проснулась в объятиях мужчины, которого видит первый раз в свой жизни...

Моральный кодекс Эйприл не допускал и мысли о случайных связях... но вот она целую ночь провела с тем, о ком было неизвестно абсолютно ничего, даже его имя — и в то же время казалось, что она знает его очень давно… «Не сон ли это?» — подумала Эйприл. «Нет, не сон», — говорила ей широкая черная майка, рассчитанная на атлетически сложенного мужчину.

Не желая возвращаться на место, где они расстались с Алексом, Эйприл пошла другой дорогой — в результате чего не увидела ужасные лужи крови и четыре изуродованных тела, которые оставил после себя ее «спаситель».

Внезапно Эйприл увидела красивого юношу, идущего в обнимку с девушкой — и мысли снова устремились к незнакомцу. Был ли он красив? Эйприл не запомнила наверняка, но была абсолютно уверена, что не встречала никого лучше. Уходя, она оставила ему на столе записку со своим номером и просьбой позвонить. Что бы ни случилось и сколько бы времени не прошло, она будет ждать его звонка, чтобы выполнить все, о чем он ее только ни попросит.

Растроганная девушка и представить себе не могла, в чьих руках она была сегодня ночью. Не знала она и о том, что, помедли еще одну секунду там, в номере, — и история эта окончилась бы гораздо ужаснее, чем если бы шедший в ту ночь по улице Шредер просто прошел мимо, оставив их с Алексом в руках уличной банды. Все это было сокрыто от Эйприл — и время узнать, кем был на самом деле ее «отважный герой», еще не пришло.