Точка бифуркации (гет)

На свете есть много иллюзий. Например, энантиадромия — иллюзия, такая же, как свет в конце туннеля, который может оказаться поездом, мчащимся навстречу. Иными словами, энантиадромия — это не то, чем кажется. Лучший пример — самообман.

* * *

— Да кто ты такой, Джерри Корнелиус? — принц Лобкович сделал шаг вперед.

— Трудно объяснить, — ответил ему человек. — Полагаю, я — четвертый закон термодинамики. (М. Муркок. «Финальная программа»)

* * *

…Квартиру, так похожую на квартиру Шерлока Холмса, отделанную в викторианском стиле, сносил ветер. Ураган сметал все. Краски блекли. Моран, такой родной со стрижкой ежиком и шрамом на щеке, сидел на корточках возле своего возлюбленного и печально смотрел на него.

— Что такое?! Почему вдруг стало холодно и темно? — запаниковал Джим.

Себастьян взял его лицо в свои руки и нежно с грустью произнес:

— Прости, но ты должен вернуться, Джимми. Тебе здесь не место, — Мориарти затряс головой, он не хотел терять полковника снова. — Мы еще встретимся, обещаю. Поверь мне. А теперь очнись, Джим!

— …очнись, Джим!

Глаза заслезились от яркого света.

— Су… — узнав ровный властный голос, попытался прошептать Мориарти, но ему не дали.

— Если ты имеешь в виду особь женского пола, то да, она перед тобой. Оскорбительный контекст обращения не уместен. По крайней мере должно стоять множественное число. Я всего лишь вежливо попросила отключить криокамеру и приняла участие в повторной реанимации. Ты не мертв.

Озвучив факт, Эвр проверила капельницу с красной жидкостью, напоминающей кровь.

— Все дело в обстоятельствах. У меня не было выбора.

Она отвернулась от пациента и стала перебирать инструменты. Джим зажмурился: шум и свет мешали сосредоточиться. Он открыл глаза, лишь когда в его губы ткнулся носик пластиковой чашки-поилки для тяжелобольных. Освещение приглушили.

— Пей, — приказала Эвр. — Не ядовито. Твой голос должен восстановиться, как и тело, к тому же ты обезвожен.

Что-то безвкусное и немного вязкое полилось в его горло. Мориарти с трудом сглатывал жидкость. Глотку перестало драть, и он хрипло попытался спросить:

— Ш-што прои-ис-сходит? — язык плохо слушался.

«Странно, он не задал вопрос: почему он жив? Или что-то непоправимое случилось с его мыслительными функциями? Насколько он разумен и дееспособен в его состоянии?» — удивилась Холмс.

— Я поиграла с доктором Уотсоном и выстрелила в него транквилизатором, так что Шерлок весьма заинтересовался моей персоной и скоро выяснит, где я нахожусь. Пошевели конечностями. Пальцами.

Джим дернулся.

— Хорошо. Ты понимаешь меня. Твое тело отлично слушается для пробывшего пять лет в жидком азоте.

— А я с-здесь п-при чем? Твои… планы…

— Какой ты нетерпеливый для мертвеца. Придержи силы. Они еще понадобятся. Можете начинать, — Холмс оглянулась на врачебный персонал позади себя. — Потом переместите… — Эвр замешкалась с определением статуса Джима и необходимостью называть его по имени, ведь до сих пор его знали как пациента с порядковым номером 12100/12. — …моего старого знакомого, мистера Мориарти, в палату.

Холмс отошла в угол, чтобы не мешать медперсоналу менять капельницы, делать уколы и электростимуляцию. В конце процедур начала возвращаться кое-какая чувствительность, и Джима затрясло от озноба и боли. Ему не нравилось быть слабой, безвольной куклой. Через сутки в палате интенсивной терапии Мориарти пришел в себя и поинтересовался, где он. «Значит, старый добрый Шерринфорд». Впрочем, не удивительно. Но раз Эвр фактически управляет спецлечебницей, то что стало с Майкрофтом Холмсом и Шерлоком? Она уже встретилась с любимым братом-детективом? На вопрос же мисс Холмс, навестившей воскресшего из мертвых, почему он не спросил, как его спасли, Джим ответил:

— Неважно как, хотя любопытно. Важно — зачем. Предпочитаю быть мастером, а не инструментом. Так что происходит? Вернее, зачем я нужен тебе?

Этот разговор случился через двое суток на очередной процедуре стимуляции атрофировавшихся мышц, когда Мориарти уже мог с трудом, но четко излагать свои мысли. С панели над койкой в кабинете физиотерапии свисали иглы с отходящими от них тонкими проводами, по которым подавался слабый ток, от чего тело конвульсивно подергивалось. Иглы впивались глубоко в подкожный слой так, что выступали капельки крови. Неприятно, но терпимо. Джим не торопился сопротивляться.

Эвр ответила, когда Мориарти привезли обратно в палату. Она оценила дело рук своих и произнесла:

— Ты, мой дорогой, заменишь мне Майкрофта. Может, попробуешь сесть? — Джим проигнорировал ее предложение.

— А что случилось с твоим старшим братом?

— Он в больнице.

— Даже боюсь представить, что ты хотела с ним сделать здесь, раз он уже сошел с трассы.

— Это досадное недоразумение в тротиловом эквиваленте. Ничего я не собиралась ему делать, хотя он мой должник. Просто Майкрофт не перейдет теперь на стадию практического эксперимента. Помнишь тот самый лабиринт, что мы вместе проектировали? Только задания пришлось скорректировать, учитывая твое участие. Главное, чтобы в процессе Шерлок все понял и вернул утраченные воспоминания и осознал свою ответственность за все деяния. Ты ведь поможешь? Мне нечем надавить на тебя. Могу лишь предложить роль в представлении и наслаждение реакцией моего брата.

— Ты знаешь, чем соблазнить мужчину, детка.

— То, что ты болтаешь, не значит, что твой интеллектуальный уровень восстановлен.

— Хорошо, как я остался в живых? — на самом деле этот вопрос Мориарти не интересовал, но Холмс хотела похвастаться, и он уступил.

— Мой дорогой, если хочешь убить себя, стреляй сразу в сердце, а не в голову. Сердце без мозга проживет какое-то время, а вот мозг без сердца — нет. К тому же не стоит кончать самоубийством на крыше госпиталя, — с этими словами Эвр ушла, а Джим попытался сесть на кровати. Голова закружилась. Он осторожно спустил ноги и попытался встать. Ноги подкосились. В палате были камеры, и ожидаемо через минуту в комнату вошел санитар, чтобы помочь подняться.

Оставшись в одиночестве, Мориарти впервые решился себя ощупать. Хорошо, что в палате не было зеркала. Вид у него должен быть ужасный. На нёбе остался шрам, на выбритом затылке — металлическая заплатка. «А что ты хотел, твои мозги разлетелись по всей крыше. И как их, интересно, собирали?! Лопаточкой и веником?» Джим глупо захихикал и не смог остановиться. Ситуация была дикой. Дикой и смешной до колик. «Хм, а чем меня накачивают, что я на третий, нет, уже четвертый день как Лазарь могу если не ходить, то шевелиться. Даже есть жидкую пищу могу. Мне по крайней мере делали одно переливание крови, которое я не помню. И еще была та странная жидкость, которая, по-видимому, привела меня в сознание. Она сказала «повторная реанимация»… Слава богу, что я ничего не помню. Хотя какой бог?! Я не умирал. Все, что я пережил Там, являлось сном. Я был Спящей Красавицей в хрустальном гробу, мать вашу! Даже умереть спокойно не дают. Догадываюсь, кого посетила светлая мысль поставить на мне опыт. Страсть к экспериментам у них, Холмсов, семейная».

Потом наконец Мориарти накрыла истерика. Он плакал, смеялся, орал. Если бы он превратился в полуразумный овощ, то это была бы справедливая кара за его кривую, порочную жизнь, полную угара и преступлений, о которых он никогда не жалел. Он мыслит, существует и помнит. Помнит крышу Бартса, ангелоподобного консультирующего детектива, помнит вкус пороха и стали во рту, Морана, который нашел его даже в аду и успокаивал его. От рождения до могилы, как говорится, он помнит.

— Какого хрена?! — крик, всхлип, стон.

Вскоре Джим обессилел и провалился в забытье.

Его разбудила музыка. Иоганн Себастьян Бах. Фуга №18 в соль-диез миноре.

«Теперь я ненавижу Баха…»

Та самая фуга, которой он ответил Эвр в особняке Месгрейв на ее исполнение «De profundis». Любимое произведение Мориарти с давних пор, но Холмс исполняла его на скрипке. Какое-то время он вслушивался в звуки цвета сердолика, грозовой тучи и первых капель дождя, а затем произнес:

— Хватит. Это сочинение для клавира. Не для скрипки.

— Разве я плохо играю?

— Нет. Но звучание скрипки не передает заложенный смысл.

— Какой этот смысл для тебя? Олицетворение смертной скуки? Я просто хотела сделать тебе приятное. Может быть, вот это больше подойдет к нынешнему твоему состоянию?

Эвр заиграла другую — шестнадцатую фугу, в той же тональности. Воплощение разочарования в каждой ноте. Словно ты сбежал по лестнице, распахнул дверь, а на улице никого и ничего, только ветер безысходности треплет осины. Да, Джим был разочарован подобным исходом для себя. Снова жив. Он молча прослушал мелодию до конца. Благо Эвр обошлась без прелюдии. Прелюдии в искусстве, как и в отношениях, она считала излишними, пустой тратой времени, которого у нее катастрофически мало. Мориарти, пока она играла, рассматривал свою спасительницу. Похоже, Холмс не изменилась, разве что появились еле заметные морщинки в уголках губ, усталый взгляд из-за бессонных ночей и шрамы на левом запястье. Один свежий, неглубокий. Эвр ходила в тюремной светлой униформе и с распущенными слегка волнистыми черными волосами.

— Зачем ты это сделала? — Джим указал на ее руку.

Холмс отложила скрипку. Синие глаза мигнули. Такая же привычка водилась за ее братьями в мгновения растерянности. Эвр впервые на его памяти среагировала подобным образом. Обычно она была невозмутима, словно гладь ртутного озера.

— Помнишь, ты объяснял мне, что такое боль? Я забыла.

— Врешь.

— Да, вру, — равнодушно подтвердила она. «Боль — это не только когда Шерлок не играет с тобой. Больно и тогда, когда ты сама отпускаешь того, кто хотел и мог бы с тобой играть, а нужно было крикнуть ему: “Постой!”». — Я хотела подвести черту после событий на крыше. Я еще не знала, что тебя доставят сюда.

— Ты это сделала из-за меня?! — изумился Мориарти, привстав на локте.

— Не говори ерунды. Ты еще плохо соображаешь. Я же сказала, что решила подвести итог своей жизни и начать ее новый этап. Конечно, врачи и старший брат решили, как и ты, что я хотела покончить с собой или привлечь внимание. Иногда контроль над людьми дает сбой, и кто-то из медиков или директор сообщил Майкрофту.

Джим успокоился. Незачем ему знать правду. Она рисовала тогда на стене своей кровью геометрический узор в виде косых крестов, потом удлинила линии, и получилась решетка: ромбы с торчащими шипами. Эвр всмотрелась в рисунок и увидела угловатые, резкие стилизованные буквы «М» и, если поглядеть под другим углом, молнии «S». Начальные буквы двух самых значимых для нее имен. Потом она перечеркнула узор горизонтальной линией, и теперь на стене появилась цепочка острых букв-отражений «Ǝ/Е». Если не присматриваться, то просто ряд снежинок. Узнав об инциденте, Майкрофт прилетел к ней на остров, несмотря на занятость. Он даже забыл о безопасности и подошел к стеклу:

— Почему ты сделала это?! — его сестра поморщилась — почти каждый разговор у них начинался с этого «почему». — Ты ведь не желала себя убить из-за моего отказа в свидании с братом? — похоже, Майкрофт был встревожен. Он никак не ожидал такого поведения от нее.

— Что ты?! Я просто хотела украсить свою комнату, — в спокойном голосе Эвр не было даже намека на сарказм.

Майкрофт с отчаянием взглянул на ее забинтованную руку. Он не рассказывал сестре, что Мориарти тоже оставлял на стене своей тюрьмы послания. Бесконечные «Sherlock».

— Ты порезала запястье струной. Мне придется забрать у тебя скрипку, — холодно произнес Майкрофт.

— Нет! — воскликнула Эвр.

— Тогда больше никогда так не делай! — он-то считал, что его сестра, хоть больна и несколько безумна, но является взрослой особью, в отличие от Шерлока.

Может быть, если бы она истекала кровью и была при смерти, Майкрофт бы снизошел до того, чтобы войти к ней в камеру и коснуться ее.

Эвр выдернули из воспоминаний требованием:

— А теперь поведай мне, что я пропустил и как, черт побери, я не оказался инвалидом?

— Вот теперь ты вполне логично думаешь и изъясняешься, — улыбнулась Эвр почти естественно. — Благодаря мне ты остался жив и здоров. Возможно, здоров. Точнее, благодаря моей крови и образцам мозговой жидкости, взятой пункцией из основания мозжечка — извини, я не могла позволить вскрыть себе черепную коробку, как ты, — чтобы ученые смогли создать образец сыворотки на основе фермента, выделяемого шишковидной железой.

— Ты вообще человек? — не удержался и хихикнул Джим, вспоминая комиксы.

— Если верить ДНК-экспертизе — человек, вид Homo sapiens, но имеется небольшое генетическое отклонение.

— И у твоих братьев оно есть? Их специфическое мировоззрение тоже вызвано аномалией?

— А как насчет твоего образа мышления? — вставила шпильку Эвр. — Нет, мои братья просто… другие. Хотя в большинстве случаев истоки аутистического расстройства следует искать на генетическом уровне. Но доказать подобное сложно. Мой пример другого рода. Как тебе известно, меня посадили в Шерринфорд, считая опасной сумасшедшей.

— Ну, не каждый убивает в шесть лет и сжигает свой дом.

— Кто бы говорил. Тебе было восемь, когда ты убил в первый раз.

— Почти девять. Эта была случайность. Я хотел отомстить и тяжело отравить ублюдка, — угрюмо ответил Джим.

— Вот и я подожгла дом случайно. Я просто хотела сжечь рисунки. Если играешь с огнем, будешь и сам сожжен. Забудь, я пытаюсь объяснить, что со мной не так. Еще в детстве у меня начались головные боли, и в отвратительном самочувствии я срывалась на окружающих, но это объяснимо с точки зрения неврологии и психиатрии. А вот скажем, прогностические способности и подробный анализ людей: их жизни, мотивов действий, их эмоций, которые до сих пор до конца мне не понятны, и мыслей, как и способность влиять на поступки людей, — нормой для ребенка не назовешь. Дедуктивный метод, наверное, от рождения присущ моим братьям, но я даже на их фоне сумела выделиться. Я видела, вижу контекст, суть вещей, объемную картинку, взаимосвязи событий, уходящие в прошлое и будущее. Сложно объяснить словами. Расстояние до горизонта для человека кажется огромным. А если ты видишь и то, что за горизонтом? Объятный-необъятный мир… Сверху видно все, но страшно…

— Словно выглядываешь из самолета с большой высоты?

— Да… Однажды подростком мне удалось вскрыть электронный замок и пробраться в медблок в поисках наркотических лекарств, потом в больнице случился пожар, и меня объявили умершей. После меня перевели в Шерринфорд.

Мориарти слушал исповедь с недоумением. У Эвр фантазия отсутствовала как таковая. Ей с трудом давались художественные описания. Она не старалась ничего приукрашивать. Значит, не сказка, но и на бред не похоже.

— Впрочем, контроль над событиями, вещностью, чужим ли разумом не проходит для меня бесследно, — Холмс помедлила с продолжением. — Твой мозг регенерировал даже после того, как превратился в решето. В чем же моя уникальность? Есть расхождения во мнениях ученых. Виновата ли поломка двадцать первой хромосомы или двадцать третьей?.. Или я действительно новый этап эволюции, ее пробник. Человеческий код, на самом деле, до конца не изучен, несмотря на громогласные заявления. Я бы посвятила себя изучению феномена, если бы аномалия не убивала меня. Пока врачи не выяснили, в чем дело, и не подобрали препараты, тормозящие выработку тетрагидроптерина, мне было очень плохо.

— Что это за вещество? — безусловно, Джиму было интересно, но монотонный рассказ Эвр клонил в сон.

— Тетрагидроптерин — аминокислота, выделяющаяся в первом триместре в нервной трубке плода. Формирует центральную нервную систему, составную часть ДНК, также отвечает за деление и регенерацию нервных клеток. У детей и взрослых не вырабатывается, вместо нее мозговую активность поддерживает и регулирует холин. Это не считая нейробластов — зачатков нейронов, которые заменяют мертвые клетки мозга. Но их очень мало в организме, а увеличить их число практически невозможно. В природе тетрагидроптерин в изобилии можно встретить у насекомых, например, на стадии формирования куколки в бабочку, остаток кислоты скапливается в крыльях вместе с жидкостью, когда бабочка вылупляется. У меня остаток тетрагидроптерина был найден в крови. Мой мозг вырабатывают этот фермент, позволяя развиваться синоптическим связям, интеллекту и способностям. Конечно, общей регенерации тела вещество тоже способствует.

— Вечное сияние чистого разума?

— Не вечное. Из-за постоянных изменений нервные клетки в конце концов будут умирать быстрее, чем их заменят новые. Мозг просто не будет успевать адаптироваться к стремительному прогрессу. Так со мной было, — Холмс вздохнула. — Только благодаря вмешательству Майкрофта меня не постигла участь стать экспонатом в формалине, или быть замороженной, или преданной вивисекции ради науки. Но и его любопытство и стремление препарировать феномен дорого мне стоили. Конечно, все ради моего блага, мира во всем мире. Ну хотя бы Англии.

— А из меня хотели сделать монстра, зомби? Продукт эксперимента? И почему меня уже ничто не удивляет... — Джим отчего-то спокойно отнесся к объяснениям произошедшего с ним.

— Фактически ты был мертв, твое согласие не требовалось. Как и мое, в принципе.

Между ними возникло неловкое молчание, прерывать которое никому не хотелось.