Шёпот огня, шёлка и стали (гет)

Чародеи Древней Валирии не были облачёнными в фиолетовые мантии бородатыми старцами с лунными амулетами на шеях, но заморенными тяжким трудом рабами из глубоких шахт. Там, где земля, обнажённая их кирками, роняла осколки драгоценных камней и металлов, обнаружились и другие сокровища, что невозможно измерить в весе и в силе блеска. Скребя внутренности земли, рабы добрались до её сердца, горящего адским пламенем, и раскрыв его немыслимые тайны, они стали чародеями. Драконьи владыки захлебнулись в огне Рока Валирии — так в один день рабы освободились от вековых цепей. С тех пор великая тайна земного огня передавалась среди преемников первых валирийских чародеев, что в основанном ими вольном городе Браавосе стали известны как Безликие.

* * *

Всё, что было на Севере живым, двигалось на юг. Стаи птиц неслись среди низко нависших свинцовых облаков, а под ними ручьями и реками тянулись люди и животные. Хищники и домашний скот, одичалые, крестьяне, лорды и братья Ночного Дозора — все, как один, спешили прочь с Севера, подгоняемые страхом смерти.

В воздухе пахло серой, земля мелко дрожала. Опустевшие просторы были белы, но местами снег начинал медленно сходить — земля под ним теплела и трепетала.

В богороще Винтерфела трое Безликих стояли по колено в дымящемся пруду. Каждый из них держал в руках большой стеклянный сосуд с маслянистой, мерцающей зеленью, жидкостью. Белостволое сердце-древо медленно роняло свои кровавые листья, и братья по очереди опорожняли свои сосуды в вырезанный в дереве рот печального лика. Дикий огонь требует предельной осторожности, они это знали, потому так медленно выливали его в сердце-древо, так долго смешивали порошки и масла, чтобы получить новую порцию жидкого пламени.

И их труды приносили свои плоды: северная земля оживала, просыпалась от снов длиной в тысячи лет. Дракон, что, по древним поверьям, спал под Винтерфелом, поднимал свою смертоносную голову. Даже сами Безликие не знали, сколько точно потребуется времени и дикого огня, чтобы он окончательно пробудился. Но близился тот час, когда земля разверзнется и изрыгнёт своё пылающее нутро: дыхание Великого Рока Севера сквозило в каждом порыве ветра.

* * *

Она была повсюду. Порабощённый её разумом чёрный ворон кружил за пределами Стены, откуда доносились зловещие звуки приближающейся армии мёртвых. Треск тысяч сухих костей, лязг тысяч сломанных челюстей, шорох снега под не знающих усталости ногами. Ворон нёсся им навстречу, ища взглядом его — ледяного дракона. И когда внезапно оглушительный рёв разорвал поблёскивающие грозовые облака, девушка в белом шёлке, лежащая на самой вершине стены, истошно закричала и забилась в агонии.

Она чувствовала его пустой холодный разум, переполняющую его жажду сеять смерть. Он нёсся на неё, чуя присутствие жизни, и он был силён. Сильнее любой твари, в разум которой эта девушка вторгалась ранее. Словно утащенная под лёд, она отчаянно билась в толщу замёрзшей воды, задыхаясь и в ужасе созерцая собственную смерть. И когда, казалось, все её попытки остались тщетными, лёд поддался, и она увидела Его глазами: обледеневший лес, что постепенно редел, полчища мертвецов и взрытый снег там, где они прошли.

Девушка вела ледяного дракона к себе, и если он ослушается — всему конец. Шатаясь, она поднялась на ноги. Невидящие глаза, заволоченные белой пеленой, роняли горячие слёзы. Подняв руки, на каждой из которых был закреплён огромный крюк валирийской стали, она закричала так страшно, словно горела изнутри, словно её рвали на части.

Ледяной дракон парил перед нею, синева его огромных глаз безжизненно выделялась на молочно-прозрачной морде, словно высеченной из селенита.

Один удар, второй, третий, она не может упасть, она не имеет права, четвёртый и пятый, шестой, и дыхания больше не хватает, тяжесть крюков невыносима, и боль в голове почти сводит её с ума. Седьмой удар крюком — и её тело оказывается на шее чудовища. Платье изодралось в клочья, посиневшее тело словно вросло в ледяного дракона, руки перекрещены, и крюки впились между осколками чешуи.

Огромные лапы дракона оттолкнулись от Стены, и синее пламя вырвалось вперёд. Крик-скрежет чудовища потонул в оглушительном грохоте падающих ледяных глыб, их скрипе и треске. Стена рушилась, навсегда стирая грань между надеждой и неминуемым.

* * *

Когда-то тишина успокаивала его. В тишине он жил и отнимал жизни, в тишине умерло его сердце, и сам он умер в той тишине. Он не мог вспомнить ничего из того, что когда-то было им. Маски и воспоминания-призраки перемешались в бесконечной путанице лиц, городов, крови и слёз. Он не помнил, кем была его мать, как выглядел дом, где он рос. Возможно, это была высокая черноволосая рабыня из Асшая, но, возможно, это лишь воспоминание одной из тех личин, что въелись в его сознание.

Он не помнил своего имени, но взял себе то, которое само собой прилипло к нему за годы службы в храме Многоликого. Якен Х’гар.

Должно быть, он был несчастным и брошенным и пережил слишком много зла, чтобы помнить хоть что-нибудь о своём прошлом. Боль сделала его Безликим, идеальным оружием, тёмным даром, самой смертью и самой жизнью. Взамен он отдал всё, без остатка.

Он ненавидел себя, кем бы этот «он» ни был. Арья Старк была тем единственным, что вернуло ему частичку сердца, и он разрушил её. Использовал. Предал. Убил. И знал, что это было правильно.

Он сидел на краю колодца в главном зале храма Многоликого и пил из каменной чаши.

Перед его взором Арья с остекленевшими глазами на изуродованном лице летела, вцепившись в ледяного дракона, а под ними с шипением извергался вулкан, расплёвывая красно-золотые брызги лавы.

— Моё имя — Арья Старк, — шептала она, и лохмотья шёлка шептали тоже, и сталь крюков шептала, и огонь, бушующий внизу, шептал. Шёпот её имени, шёпот последнего вздоха, шёпот Якена Х’гара в пустом зале храма…

Из всех оставшихся сил прижимаясь к дракону, Арья падала вниз, в горящее жерло вулкана, а где-то на другом конце земли каменная чаша разбилась вдребезги о холодные каменные плиты.

Конец