У Шэнь Юаня новый план (джен)

Ретроспектива.

* Шэнь Юань *

Нет, ну это надо было придумать, лечебница! Шэнь Юаня порядком раздражала тяга аборигенов к пафосным выражениям и постоянному стремлению пасть на колени.

Он всего-то распорядился поставить несколько палаток у подножия горы Цинцзин. Сначала палатка была одна. Сейчас их три, по искреннему мнению Шэнь Юаня — это больше напоминало детский лагерь, чем лечебное учреждение.

Он с укладыванием дорожек провозился дольше, чем с организацией размещения больных.

Всем важна эстетика, особенно она важна в мире сянься. Поэтому он долго искал подходящие цветы и нашёл, крупные красивые цветы, которые более всего походили на анемоны. Эти же блаженные постоянно твердили о редкости, уникальности и цене.

— Это просто цветы, — злился Шэнь Юань, — я их в лесу накопал!

Не понимают. Смотрят круглыми бестолковыми глазами и не понимают.

Красивые, вкусно пахнут, неприхотливые — то есть идеальны для декоративных клумб. Что им ещё надо?!

Ещё он нашёл кустарник, цветущий огромными белыми и красными цветами магнолии. Да — редкий, да — уникальный, да — из демонических земель. Шэнь Юань вообще случайно наткнулся и всю поросль выкопал.

С дорожками, площадкой для медитаций и цветами три палатки выглядели не так уж и жалко.

Теперь три палатки выглядели даже прилично.

Неприлично выглядели больные.

Шэнь Юань ждал подростков, молодых людей. А к нему пришли матёрые, битые жизнью бродячие заклинатели. Даже бывший главный ученик, которого Му Цинфан прислал одним из первых, с трудом отыскав в его странствиях, больше походил на бандита, чем на приличного бессмертного.

Хотя о чём говорить — ни у кого из них золотого ядра и не было, а было тяжёлое совершенствование, которое медленно, но верно уничтожалось демонической ци.

Несмотря на бандитский вид, бывший главный ученик оказался толковым, исполнительным и послушным.

Несусветная редкость.

Шэнь Юань давно не рассчитывал на чужую исполнительность. Вот на чужую глупость, леность, бестолковость приходилось рассчитывать. Он уже привык рассыпать указания, как бисер перед свиньями, даже не рассчитывая, что слушающий их соберёт мозги в кулак и выполнит.

Тем приятнее было находить жемчужины среди плевел. Шэнь Юань давно отвык обращать внимание на ранг. Если человек способен выполнять поручения и добиваться результата — то он брал к себе на работу даже самого маленького подметальщика.

Бывший главный ученик Цяньцао приятно удивил, не зря его хвалил Му Цинфан и настаивал на его лечении в числе первых.

Он сам! взялся управляться с маленьким лагерем, сам! принялся выполнять распоряжения Шэнь Юаня. Сам встречал новоприбывших и даже посоветовал Шэнь Юаню брать с них клятву служения.

С радостным облегчением Шэнь Юань сбросил на него заботу о больных и о лагере.

Назвать его лечебным язык не поворачивался. А уж то, что творил Шэнь Юань с больными, и вовсе походило на пытку. Его ци, жёсткая и твёрдая, причиняла мучительную боль пациентам. И он бы давным-давно забыл крики несчастных, как страшный сон, и даже не пытался лечить посторонних, но ведь помогало. Его жёсткая и твёрдая ци надёжно изгоняла демоническую ци из тела.

Ци целителей была мягкой, успокаивала и лечила духовные вены, но при серьёзных поражениях демонической ци ничего сделать не могла. Помочь борющемуся организму — да, но силой вытеснить демоническую ци — нет.

Укреплять вены приходилось тоже Шэнь Юаню. Он делал из своей ци нечто среднее между экзоскелетом, проволочной обмоткой и гипсом и так латал чужие вены, применяя нужный вариант почти интуитивно. Его ци причиняла боль, она впивалась в вены, когда он вплетал её на нужное место, но не растворялась, как происходило с ци лекарей. И могла долго служить поддерживающим каркасом, пока организм сам заращивал повреждения духовных вен. Поэтому больным приходилось терпеть, стиснув зубы.

Суровые молчаливые мужчины с обветренными загорелыми лицами послушно терпели.

Шэнь Юань чувствовал себя неловко.

Его идеи об аккуратном лечебном подходе рассыпались прахом.

Да, лечение его ци было болезненным, но остальное восстановление он хотел сделать максимально щадящим. Ни к чему причинять дополнительные страдания. Он хотел приобщить их к медитациям, постепенно перейти на коллективные медитации с мечом или гуцинем. Для самых сложных случаев у него были подготовлены плавные и аккуратные упражнения из смеси йоги и тай-чи.

Мужчины же готовы были грызть металл, если он им прикажет, никакой попытки облегчить свои страдания. Все как один напоминали древние истории о лечении в виде прижигания открытых ран калёным железом.

К такому подходу Шэнь Юань спокойно относится не мог, поэтому он даже с облегчением принял побитого жизнью ученика Цяньцао в свои личные ученики и спихнул на него заботу об этих волкодавах.

А кому ещё доверить больных, как не бывшему лекарю. Лучше кандидатуры всё равно нет.

~~~

[КРОВЬ и прочие фу-моменты. Впечатлительным натурам не читать!!! Пролистайте до следующего разделителя.]

Шэнь Юань пытался быть отстранённым, но быстро отвлекался. Пациенты были необычайно интересны.

Вот, например, шрамы: оказывается, эти уродливые шрамы на лицах многих мужчин были оставлены демонической ци. В рану, нанесённую демоном, попадала демоническая ци. Она долго и мучительно заживала, навсегда закрепляя демоническую ци внутри.

Как и много раз до, совершенствующийся с благообразным лицом, изуродованным шрамом, печально произнёс:

— Лекари сказали, этот шрам не свести, он останется навсегда.

Шэнь Юань задумчиво постучал пальцами по столу.

— Ну, положим, «навсегда» — сильно сказано. Полное обновление организма занимает примерно семь лет. А что, если срезать шрам? — задумчиво произнёс Шэнь Юань.

Когда мужчина благообразной наружности просто вынул нож и срезал по живому шрам, Шэнь Юаня вырвало, он чудом не потерял сознание и пулей выскочил из отдельной палатки, где лично общался с пациентами.

Шэнь Юань не боялся крови. В конце концов, он убивал демонов, и сам избавлялся от шрамов на теле Шэнь Цинцю примерно таким же способом. Не столь варварским, конечно. Очень мелкие надрезы или проколы заставляют кожу вырабатывать коллаген, и если шрам неглубокий, это даёт эффект обновления и омоложения кожи даже на обычном теле смертного. Чем активно пользовались и мужчины, и женщины в прогрессивном двадцать первом веке.

В бессмертном теле заклинателя изменения происходят ещё быстрее.

Когда Шэнь Юань впервые увидел свою спину, он ужаснулся. А ведь там не было демонической ци, всего лишь следы от плети, которой избивали раба Шэнь Цзю.

Полгода мучений, и у него идеальная ровная кожа, почти без шрамов. Он так даже от клейма раба избавился. С ним пришлось повозиться и проводить процедуру многократно, специально ускорять заживление ци. Но результат того стоил — теперь на его спине нет шрамов.

~~~

У Мин, бывший главный ученик Цяньцао, с недоверием отнёсся к письму бывшего учителя. Чего и говорить, письмами Му Цинфан его не баловал.

Десять лет назад, будучи красивым молодым человеком с отличными духовными корнями и светлым будущим, он не думал, что жизнь так повернётся.

В путешествии он телом защитил учителя от демонической змеи, получил шрам на плече и необратимо исковеркал своё совершенствование. Слишком сильные повреждения — змеюка рвала зубами изо всех сил, ему чудом удалось её задушить, слишком близко к верхнему даньтяню, слишком сильно повреждены главные меридианы.

Всего искусства Му Цинфана не хватило, чтобы остановить распространение. Только замедлить.

Так У Мин перестал быть главным учеником, обещающим вырасти в главу пика Цяньцао.

Долгое и мучительное лечение закончилось ничем. Спустя год это стало очевидно всем. Тогда же, глядя в сторону, Му Цинфан сообщил, что больше ничего для ученика сделать не сможет.

У Мин знал, что не на всех пиках выгоняли заражённых демонической ци, но просить остаться не стал. Тогда у него ещё была гордость.

Бывший учитель только передал мешочек цянькунь, от души наполненный травами и таблетками, которые облегчали состояние и замедляли болезнь. Ими он и держался десять лет, оттягивая неизбежное — умирать молодым не хотелось.

Письмо сильно отличалось от всего, что писал Му Цинфан в его бытность учеником. Больше было похоже на то, что учитель был пьян. Он винился перед У Мином, ругал себя за то, что не сделал всего возможного для спасения любимого ученика.

У Мин горько усмехнулся.

Му Цинфан призывал его как можно быстрее вернуться на Цанцюн, но не на пик лекарей, что было бы логично, а на Цинцзин, и обратиться к Шэнь Цинцю лично.

Этот момент сильно напряг мужчину, бывший учитель никогда не ладил с Шэнь Цинцю, а уж чтобы признать его заслуги…

Письму хотелось верить. Лечение демонической ци стоило всех затрат и неудобств. Даже возвращение в родные пенаты, риск снова видеть учителя и бывших друзей, он готов испить и эту горькую чашу до дна. Лишь бы перестать медленно умирать. Ещё бы восстановить совершенствование…

У Мин оборвал эти мысли. Мечтать о несбыточном бессмысленно. Излечиться от демонической ци — уже большая удача, куда уж мечтать о нормальном совершенствовании и золотом ядре.

Кто же знал, что Шэнь Цинцю, глядя в душу зелёными глазами, походя решит все его проблемы, подарит надежду — и не бесплотные мечтания, а реальный план. И подумав, сам! предложит взять в личные ученики.

У Мин иногда просыпался среди ночи и не верил, что это не сон.

Шэнь Цинцю был совершенно не похож на того главу пика, которого он знал десять лет назад. А может, У Мин, как ученик Му Цинфана, видел только его неприятную сторону.

Шэнь Цинцю был резок, бескомпромиссен, не терпел идиотов и мгновенно загорался идеей. Казалось, он не ест и не спит и ночь для него самое продуктивное время. Его ученики его боготворили, его приказания выполнялись беспрекословно. Ученики Цюндина смотрели влюблёнными глазами вслед и всячески пытались просочиться на территорию лечебного лагеря. Учеников Цяньцао во главе с Му Цинфаном приходилось выдворять насильно, они готовы были жить хоть на земле, хоть в ветвях деревьев.

Так было, пока Шэнь Цинцю не было. Когда он был, окружающее просто теряло своё значение.

У Мину казалось, что за один час с Шэнь Цинцю он узнаёт больше, чем за год ученичества с Му Цинфаном.

Шэнь Цинцю хотелось следовать и хотелось поклоняться.

А сам великий мастер распихивал ци с дороги паломников, пришедших вкусить его святости и получить его благословение. Он хотел одного, о чём говорил многократно:

— Хватит лести! Работайте! Сделайте свою чёртову работу!

И в какой-то момент У Мин понял, что он добьётся уважения учителя, просто работая. Выполняя один и тот же круг обязанностей, с которым Шэнь Цинцю ознакомил его в первый же день:

• Следить за порядком в лагере.

• Выгонять с территории посторонних.

• Следить за выполнением лечения.

• О всех нарушениях докладывать.

• Не допускать драки и применения оружия.

Пять дел. Они не были простыми, но это был маленький список обязанностей, особенно если сравнить его со списком дел старшего ученика Цяньцао.

Но и тут У Мин умудрился облажаться в первые дни, и как его учитель не прогнал…

У Мин мог наблюдать за учителем часами, он уже заметил, что когда Шэнь Цинцю сомневается, он морщит лоб и жуёт губы, когда злится, он становится подчёркнуто спокоен, и только Сюя немного приподнимается из ножен да концы волос свиваются угрожающе. Когда Шэнь Цинцю весело — он прячет улыбку, но его выдают лучистые морщинки вокруг глаз. Он любит ходить кругами, размахивая руками, когда принимает сложные решение.

Что удивляло больше всего — Шэнь Цинцю не считал себя не то что гением, но даже талантливым.

Этого У Мин понять не мог.

Рождение лагеря произошло на его глазах.

Шэнь Цинцю пожевал губы и предложил его возглавить.

Они стояли около пустыря, где была трава по пояс, а Шэнь Цинцю предложил ему — бывшему ученику Цяньцао — возглавить лечение людей, повреждённых демонической ци.

Тогда ему хотелось рвать волосы с досады и орать в голос, это больше походило на аферу, как раз в стиле нарушителя правил и любящего бордели попрателя добродетели — Шэнь Цинцю, о котором ещё десять лет назад ходило множество нелицеприятных слухов.

И ради этого он потратил безумные деньги, чтобы быстро приехать?! Чтобы, по словам Му Цинфана, получить индивидуальное лечение, пока Цинцзин не заполонили страждущие?!

Но Шэнь Цинцю продолжил:

— Конечно, сначала мы займёмся Вашим лечением. Ваш случай по описанию Му Цинфана выглядит несложным.

Несложным?! Демоническая ци уничтожала его совершенствование десять лет и почти лишила жизни. Му Цинфан и так сделал невозможное, остановив распространение. И тут книжник, который понятия не имеет ничего о лечении, заявляет такое!!!

У Мину хотелось избить зарвавшегося главу пика. Его остановило то, что он не справится. Всё же главой пика становились не за красивые глаза.

А Шэнь Цинцю, оглядев У Мина с ног до головы, задумчиво произнёс:

— Конечно, Вы можете отказаться от лечения, всё же метод новый, можно сказать, экспериментальный. Хотя Му Цинфан просил за Вас особо.

У Мин, стиснув зубы, произнёс:

— Нет, я готов!

Шэнь Цинцю топтался по всем мозолям сомнений, глядя в лицо, он повторял аргумент за аргументом, произнося те же тезисы, что и сам У Мин сутки назад. Как будто видел У Мина насквозь и издевался, ковыряясь в его слабостях.

— Хорошо, — Шэнь Цинцю развернулся спиной и последовал вперёд, больше не оглядываясь.

Теперь У Мин сказал бы, что это типичная манера учителя, увлечённого новой задачей. Он, небось, уже начал прикидывать, с чего лучше начать лечение.

Тогда же его трясло от ярости, ему казалось, что это подчёркивает его беспомощное, зависимое положение. Раньше бы он не стерпел подобную грубость, но теперь, будучи отвергнутым своим орденом, ему приходилось глотать подобные оскорбления.

Пока они поднялись, уже стемнело, но пик Цинцзин освещали низкие, стелющиеся вдоль земли колокольчики и светлячки, перелетающие с одного цветка на другой, непроглядными тёмными стенами выглядел тихо шелестевший бамбуковый лес.

К концу дороги всё, чего хотел У Мин, это есть и спать, но Шэнь Цинцю был полон сил, он сразу увлёк его на площадку концентрации ци.

Увидев её, У Мин в первый раз задумался — а может, учитель всё же не врал?

Светлый круглый камень площадки выглядел как большой монолит, он был исписан печатями концентрации ци: маленькие и большие, они составляли сложный узор, перетекая одна в другую, и каждая была выгравирована золотом. По окружности, на границе камня и зелени, толстым слоем сияли полностью заряженные духовные камни.

Шэнь Цинцю втащил его в круг, внимательно оглядел со всех сторон и резко сдёрнул и верхний, и нижний халат, открывая плечи и грудь и ужасный изодранный шрам, который в сиянии ци духовных камней казался чёрным на фоне светлой кожи. Увидев его, тонкие натуры с криком бежали прочь, так сбежала и его невеста. Шэнь Цинцю же с интересом рассматривал шрам, касался ключиц, заставлял поднимать руки и поворачивать голову. А потом, радостно улыбнувшись, впечатал ладонь в средний даньтянь.

Вот тут-то У Мин вспомнил о страшной боли, что терзала его, пока этот уродливый шрам ни в какую не хотел зарастать. Слёзы брызнули из глаз, он захрипел и рухнул на камень. Шэнь Цинцю не останавливался, он как будто проталкивал жёсткий колючий стержень, так чувствовалась его ци, и У Мин заорал — и глазам не поверил, вместе с криком его тело покидала и демоническая ци.

Он не знал, сколько длилась пытка. Шэнь Цинцю не останавливался, и демоническая ци текла прочь, словно тоже радовалась освобождению. Тут из ножен вылетела Сюя и мягко ткнула в старый шрам. У Мин успел увидеть, как шрам раскрылся словно чёрный окровавленный рот, и оттуда тоже потекла чёрная ци вместе с кровью, прежде чем потерял сознание.

Пришёл он в себя в чистой постели ранним утром, ещё щебетали птицы, но их пение заглушал гуцинь. Музыка успокаивала сердце и дарила надежду.

«Недаром пик Цинцзин — это пик четырёх искусств, где ещё возможно услышать столь чудную мелодию», — улыбнулся мужчина.

Его разместили в общежитии для учеников, именно в такой комнате он провёл свою юность. Приятные воспоминания.

Тут У Мин вспомнил о вчерашних событиях и с испугом распахнул халат — на месте уродливого шрама был ровный срез, аккуратный и чистый, он был зашит и скреплён для надёжности особыми травяными скрепками, которые не давали ране раскрыться.

В комнату тихо постучали.

После положенных слов в комнату вошёл идеально одетый главный ученик пика. Он соблюдал все положенные приветствия и формы вежливости, совершенно не обращая внимания на потрёпанный наряд гостя. Наряжаться бродячему заклинателю ни к чему, а в дороге одежда обтрёпывается быстро.

Главный ученик представился Мин Фанем, мужчине удалось удачно пошутить по поводу сходства их имён, шутку оценили — парень улыбнулся уголком рта. И предложил пройти в столовую. Обсуждать своего учителя или отвечать на вопросы он отказался.

Цинцзин был необычайно пустынен. То тут, то там скользили элегантно одетые парни — гладкие спокойные лица, глаза смотрят открыто и внимательно, ни тени улыбки, только безукоризненные манеры и вежливость.

Время завтрака подошло к концу, интересной беседы не получилось. Мин Фань отвечал ровно и вежливо, но больше уделял внимания еде, чем стремлению пообщаться. А закончив трапезу проводил гостя в библиотеку.

Там же и нашёл его Шэнь Цинцю.

Осмотрев шрам, который заживал на глазах, Шэнь Цинцю завалил мужчину поручениями, сказал, где взять одежду — ведь теперь он не бродячий заклинатель, а ученик пика Цинцзин, ознакомил с обязанностями. Указаний было так много, что их пришлось записывать, благо и бумаги, и кистей, и чернил было достаточно.

Складные шатры и палатки он должен был получить на складе Цинцзин, здесь же толкались несколько учеников с Байчжань, они с такой надеждой предложили помощь, что У Мин не смог отказать. Но уже вечером был отчитан Мин Фанем:

— Ученики Цинцзин не должны просить помощи других пиков.

У Мин сначала подумал об излишнем высокомерии учеников.

Так было ровно до вечерней тренировки. В ней участвовали все — и учителя, и наставники, и даже давно закончившие обучение ученики. Да что там собственные ученики, У Мин мог поклясться, что на ночной тренировке он видел учеников Байчжань, Цяньцао и вроде кого-то с пика животных, внутренние ученики Цюндина пришли, и вовсе, все вместе и заняли особо отведённую для них площадку.

Ударила музыка, рокотали барабаны, и ученики один за одним проваливались в боевую медитацию. Он о таком только читал, но не видел.

И вдруг вдалеке мелькнул силуэт. Вторя музыке, он парил над поляной, его ци, столь мощная и сильная, что стала видимой, парила вместе с ним, расчерчивая каждое движение. Да что там движения рук или ног — свет следовал даже за движением волос, а боевой веер и вовсе рассыпал каплями овеществлённую ци.

Такой Шэнь Цинцю, одновременно грозный и прекрасный, внушал трепет и восхищение.

Такой духовный совершенствующийся мог победить физического.

А ведь У Мин сначала не поверил, когда ученики Байчжань, захлёбываясь словами и алея щеками, с восхищением рассказывали о том, как глава второго по силе пика — теперь-то никто не забывал, что пик книжников второй по силе — с лёгкостью победил их главу. Раньше это бы звучало страшным позором, но Меч Сюя теперь регулярно следил за обучением байчжаньцев.

И такое отношение к Шэнь Цинцю было у всех, с кем встречался У Мин.

Уважение к их учителю было столь велико, что отсвет падал даже на учеников Цинцзин.

Теперь и У Мина сопровождало практически преклонение. Окружающие с других пиков внимали любым его словам с открытым ртом. Они пробирались на Цинцзин, прятались по углам и с восхищением следили за повседневными делами пика.

А ученики Цинцзин следовали какому-то своему ритуалу, каждое утро сразу после тренировки на рассвете ученики, становясь попарно, надевали гуцини, проверяли мечи и разлетались по другим пикам. Обычно это было четыре пары, восемь человек. Остальные же вставали караулом около бамбуковой хижины, и не проходило и пяти минут, как они, словно листья, подхваченные ветром, разлетались по поручениям. И не только они: прибегал старичок с Байчжань, и было такое чувство, что с каждым днём он становится всё шустрее и выглядит моложе. Прибегал один из младших старейшин с Цюндин, и, если У Мин не ошибается, совсем скоро он будет готов создать своё золотое ядро, несмотря на свой весьма почтенный возраст.

Если ученики с других пиков им восхищались, то ученики Цинцзин явно были им недовольны.

Каждый!, увидев его, останавливался и поправлял его одежду и даже волосы, это порядком раздражало. А самый младший внутренний ученик, кажется, его звали Ло Бинхэ, не только отчитал за неаккуратность, но заставил чисто побриться и даже сам зашил рукав, достав из мешочка цянькунь походный швейный набор.

Он сказал важные слова:

— Мы — лицо Цинцзин, по нам создаётся впечатление об учителе.

Тогда и он понял.

Теперь У Мин сам вставал пораньше и тщательно следил за своей аккуратностью. Он даже дождался, что учитель одобрительно окинет его взглядом и улыбнётся уголками глаз, но это будет ещё не скоро.

В начале же он ни с чем не мог справиться, он снова и снова перечитывал список дел, он даже сумел поймать неуловимого Мин Фаня и задал вопрос ему. И тот ответил:

— Учитель дал задание тебе, он рассчитывает, что ты справишься сам.

У Мин снова притопал на луг, который Шэнь Цинцю показывал ему в начале. И снова не знал, за что хвататься, по-хорошему надо бы скосить луг, а потом ставить палатки. Чертеж, как их расставить удобнее всего, У Мин уже набросал. Но что-то надо было делать с отхожим местом и водой — как назло, ни ручья, ни источника поблизости не было.

Он снова спустился к воротам Цинцзин. Как никогда он был рад, что послушал учителя. Страждущие прибывали. Люди делились на совершенствующихся, те небольшой мрачной группой стояли, сидели, лежали в стороне, и смертных. Из смертных мало кто знал, что такое демоническая ци, поэтому необразованные бедные люди слышали слово «демон» и искали защиты и помощи от демонов, сначала на Цяньцао, а уж те посылали их на Цинцзин.

Бродячие же заклинатели тоже были неоднородны. Самыми привилегированными оказались бывшие ученики Цинцзин. Внешние ученики низко кланялись пришедшим, называли братьями, их впускали за ворота безо всяких вопросов. Никого не интересовало, насколько серьёзны повреждения, может ли пришедший сам передвигаться, или его приносят помощники, У Мин сам видел, как к воротам подошёл седой старик в рубище нищего, и перед ним так же поклонились, назвали братом и пустили за ворота.

Остальные же ждали. Раньше пришедшими занимался лично Шэнь Цинцю, теперь же это была работа У Мина.

Что делать с этими дикими заклинателями, У Мин не знал, пускать их на территорию ордена не хотелось категорически. Намётанный глаз У Мина подмечал не только праведных совершенствующихся, но даже демонических. Вот их бы У Мин не просто прогнал, но убил бы с особой жестокостью.

Внешние же ученики Цинцзин, охранявшие ворота, не гнали никого. Они даже оделяли пришедших едой и водой раз в сутки. Невиданная щедрость.

Внешние ученики Цинцзин были ребятами попроще, они не были столь аккуратно одеты и не пытались сохранять на лицах беспристрастное выражение. С ними можно было и пошутить, и посмеяться. Именно они и дали совет У Мину:

— Поставь палатки и размести всё согласно своей схеме, учитель сам поправит, если ему не понравится.

Уже на следующий день, разместив палатки, У Мин смог отобрать первых пять заклинателей. Как никто другой он знал и видел, как выглядит тяжёлое поражение демонической энергией. А этих знавал лично, всё же страна у них небольшая, а бродячих заклинателей немного.

Эти пятеро, не говоря ни слова, последовали за ним.

У Мин уже сумел договориться с кухней, чтобы им присылали воду и еду дважды в день, как и всем остальным ученикам.

Следующее утро началось ночью. Никто не предупредил У Мина, что учитель, не успевая сделать все дела днём, занимается ими при свете звёзд. Что же, теперь ни один пришлый совершенствующийся не осмелится не то что слово плохое сказать, но даже косо посмотреть на учителя.

Их разбудил страшный грохот. Едва накинув верхний халат, У Мин выскочил из своей палатки — ему, как личному ученику, полагалась отдельная.

Он успел заметить, как Шэнь Цинцю аккуратно приземлил посредине небольшой площади, организованной тремя палатками, каменный круг, напоминающий жёрнов. Только жёрнов этот был диаметром метров пять-шесть.

Не обращая внимания на таких же выскочивших головорезов, уже схвативших мечи и готовых к битве, Шэнь Цинцю кружил по каменному основанию, вот сверкнул меч, и на круге появился первый символ.

Пока Шэнь Цинцю размещал печати концентрации ци — уж эту печать после десяти лет обучения способен распознать любой ученик Цяньцао, — его ци жила собственной жизнью. В воздухе мелькали боевой веер и меч, но столь быстро, что взглядом не уследить.

Такую вакханалию ци У Мин видел впервые.

То, с чем не мог справиться У Мин за три дня, Учитель делал за секунды. Трава была коротко подстрижена, образуя мягкий плотный ковёр. У Мин подошёл к учителю и низко поклонился, Шэнь Цинцю рассеянно кивнул, но смотрел сквозь него:

— Ручей или водопад? — задумчиво спросил Шэнь Цинцю.

Прежде чем У Мин успел сообразить, что вопрос был скорее риторический и ответа не требовал, его непослушный рот успел выпалить:

— Водопад!

— Неправильно, — насмешливо ответил учитель, — нужно и то, и другое.

Пока У Мин собирался с ответом, учитель снова вернулся к печати. Достав мешочек цянькунь, он щедрой рукой рассыпал по окружности духовные камни.

У Мин видел, как блеснули алчностью глаза всегда нищих бродячих заклинателей.

«Идиоты, вы не сможете сбежать, вас даже за ворота не выпустят. И неужели за столько лет бродяжничества не поняли, что на том свете богатство не потребуется. А именно там все и окажутся, если Шэнь Цинцю не сможет вылечить демоническую ци», — раздражённо думал У Мин.

Учитель же, словно подслушав его мысли, скатывал кусок дёрна в трубочку, готовя место под дорожки и клумбы.

«Вот так вас всех тут и закатают», — насмешливо думал У Мин, наблюдая за округлившимися глазами бродячих заклинателей.

Шэнь Цинцю же прокладывал дорожки и вдоль каждой рассаживал редчайшие цветы и кусты. Это выглядело красиво, как будто дорожки были украшены грудами золота. Именно так выглядел в глазах бродячих заклинателей каждый цветочек — как хорошая горсть золота.

«Придётся караулить, а то всё растащат», — мрачно думал У Мин, пристально глядя на больных.

Теперь окружность, засыпанная духовными камнями, не выглядела непомерным роскошеством. Учитель просто сыпал золото горстями везде! Горстью больше, горстью меньше, казалось, его не волнует корыстность окружающих.

Когда Шэнь Цинцю закончил обустраивать лагерь, уже рассвело.

Он подошёл к первому пациенту и увлёк того на каменную платформу.

«Сейчас он будет орать от боли, — недовольно думал У Мин, — и эту проблему тоже придётся решать мне.»

На психологическом состоянии окружающих плохо сказываются громкие крики боли. Никому не надо, чтобы лечебный лагерь приобрёл дурную славу.

Он же теперь глава лагеря.