Приказа верить в чудеса не поступало (гет)

В этот раз за Ирину взялись всерьез. Щеглов, как подозревала Ира, не без подсказки своего приятеля Глухарева, накатал на нее заявление в УСБ и даже притащил свидетеля — посредника, который каждый месяц передавал Зиминой конверт с деньгами. Ира прежде не поручала своим операм такое деликатное дело, как «сбор дани», предпочитая действовать напрямую, но сейчас впервые пожалела, что не проявляла подобную осторожность, уверенная, что те, кому выгодно с ней сотрудничать, не станут вредить самим себе. Но, как оказалось, она крупно ошибалась, и теперь, почувствовав слабину, следом за Щегловым к следователю побежали еще некоторые бизнесмены, с которыми полковник в свое время не смогла найти общий язык — они, очевидно, надеялись избавиться от строптивого начальника ОВД. Ира была твердо уверена, что и в этот раз дело не обошлось без Глухарева.

Эту дурацкую войнушку нужно было прекращать. Об этом она и сказала, придя поздно вечером к нему в гостиницу.

— Чего ты добиваешься? — спросила устало. Не хотелось ничего выяснять, ни в чем разбираться, видеть Сергея не хотелось тоже — она даже не прошла в номер, замерла в коридоре, без сил привалившись к стене.

Глухарев долго смотрел на нее — взглядом побитого, обиженного и одновременно озлобленного щенка.

— Ирк, ну ты же сама понимаешь, что так нельзя. Нельзя делать то, что ты делаешь. Уходить тебе надо, Ир. Карпов вон тоже творил беспредел, дорвавшись до власти, сама знаешь, чем это все закончилось.

Кипящее раздражение грудную клетку ошпарило яростью.

— Ты что о себе возомнил, Глухарев? — процедила тихо. — Ты что, всерьез считаешь, что имеешь право вот так просто рушить чужую жизнь? Явился тут, правдолюб хренов! Семья у него, бизнес, дети! Все есть, живи и радуйся, какого хрена ты мне портишь жизнь?! У меня ни хрена, ни хрена больше нет, кроме моего отдела! Ни-хре-на! Ты однажды уже все разрушил, что, хочешь на бис повторить? Какая же ты все-таки сволочь, Глухарев!

Он вспыхнул.

— Ты че несешь, дура! — больно встряхнул за плечи. — Опомнись! Ты убийцу покрывала, ты на ни в чем неповинного человека собралась преступление повесить! В этом теперь смысл твоей жизни? Судьбы людям рушить? Уходи, Зимина, лучше по-хорошему уходи, сама подай в отставку, Димку оставь в покое, на ментовке жизнь не заканчивается, может, хоть нормальным человеком снова станешь!

Ира зажмурилась крепко-крепко, до рези в глазах, пытаясь прогнать противные цветные мушки перед глазами. В горле липким противным комом заворочалась дурнота.

— Да пошел ты со своими проповедями знаешь куда! — рявкнула яростно, стремительно разворачиваясь на каблуках. Стены шатались, словно во время корабельной качки ходуном ходил пол.

Больше всего боясь рухнуть в обморок прямо на виду у Глухарева, вылетела из номера, ввалилась в кабину лифта, и только когда двери закрылись, без сил сползла вниз, болезненно-часто дыша.

Очень давно она не чувствовала себя настолько беспомощной.

* * *

Он слышал что-то мельком о том, что у Зиминой снова проблемы — но даже не подозревал, что все так серьезно. Он прекрасно знал, что из себя представляет Ирина Сергеевна, и был уверен: из любой ситуации она выскользнет без потерь. Умная, хитрая, с кучей нужных связей и влиятельных знакомств, она всегда выбиралась из безвыходных положений, и сомнительная помощь ей уж точно не нужна. Его помощь тем более. Зотов даже представил себе, что и каким тоном она ему скажет, вздумай он ей помочь…

Насколько все серьезно, он понял позже, когда столкнулся с ней на совещании в управлении. Она, как и следовало ожидать, не удостоила даже взглядом — а он не мог отвести от нее глаз, слабо понимая, о чем говорит сидящий в центре стола генерал.

Они не виделись… сколько? Да целую вечность, кажется. И за эту вечность от насмешливой рыжей лисы не осталось почти ничего. Загнанная, смертельно раненая хищница. Она действительно выглядела нездоровой: похудевшая почти до прозрачности, пугающе-бледная, с кругами под глазами и болезненным блеском льдисто-черных горящих глаз. Что же такого у нее произошло, что железная Ирина Сергеевна так сильно сдала? Почти подсознательно, волчьим чутьем почему-то решил: это снова связано с ее бывшим…

— Ирина Сергеевна!

Коридор был заполнен людьми в форме, каждый второй знал ее в лицо — и не отреагировать сейчас значило только привлечь к себе лишнее внимание.

Зотов, черт бы его побрал!

— Да, Михаил Евгеньевич?

— Мне нужно с вами поговорить.

После очередной бессонной ночи реакция притупилась — Ира не успела отреагировать, когда Зотов, придерживая под локоть, настойчиво втолкнул ее в ближайший кабинет.

— Какого хрена тебе от меня нужно?! Мало того, что уже получил? — неконтролируемая ярость в голосе обожгла льдом.

— Мне показалось, у тебя проблемы, — как-то очень просто, без кривых ухмылок и недосказанностей, совсем не по-зотовски произнес Михаил. — Я могу помочь.

Туго натянутая струна в груди сжалась до предела — стало нестерпимо больно и горячо.

— Мои проблемы тебя не касаются! — отчеканила, вскидывая подбородок.

— Уверена?

Шаг. Еще один. И еще. И совсем рядом — запыленная зелень измученных глаз. А от прохладно-острой горечи парфюма вдруг стало больно дышать — словно из легких разом выкачали весь воздух.

Несмотринаменя.

Не смотри на меня так.

Пожалуйста.

— Ира…

И осторожное — такое неестественно-осторожное — прикосновение горячих пальцев к запястью.

Натянутая струна лопнула, обжигая всей скопившейся болью.

Неужели в ней, омертвевшей, равнодушной, циничной до мозга костей откуда-то нашлось столько боли?

— Не трогай меня!

Рванулась разъяренной кошкой, ослепленная этой болью.

Не видела дверей, коридоров, лестниц — бежала, не различая ничего вокруг, инстинктивно, словно раненый хищник.

Только бы не чувствовать боли.

Снова не чувствовать боли.