Искупление (гет)

Если накануне вечером было очень-очень хорошо, то утром будет очень-очень плохо. Подтверждение этой незамысловатой мудрости Паша получил, едва раскрыл глаза, тут же пожалев о пробуждении: во рту пересохло, башка гудела, а встать вообще казалось непосильной задачей на грани настоящего подвига. После контрастного душа стало чуть полегче, и Ткачев выбрался на кухню, мечтая только об одном: живительном глотке воды. Однако, едва переступил порог, обалдело остановился, уверенный, что представшее глазам — не что иное, как похмельный глюк: суровая начальница в смешном цветастом фартуке, мирно переворачивавшая блинчики на сковороде, была зрелищем гораздо более фантастическим, нежели какое-нибудь нашествие пришельцев или внезапно ушедший в завязку Фомин.

— Хоро-ош, — с ласковым сарказмом протянула Зимина, окинув помятого подчиненного выразительным взглядом и выключая плиту.

— Ирин Сергевна, ну не издевайтесь, а? — страдальчески вздохнул Паша, невольно поморщившись от нового приступа головной боли и рушась на стул. И, тут же подняв глаза, удивленно воззрился на начальницу, обнаружив на столе весьма странный для этой квартиры натюрморт.

— Да пей, пей, не отравлено, — фыркнула Ирина Сергеевна, правильно истолковав его взгляд. — Я ж все понимаю, пиво с похмелья это святое.

— Спасибо, — с неподдельной признательностью пробормотал Паша, блаженно зажмурившись: после нескольких глотков превосходного темного пива жизнь показалась чуточку прекрасней, а головная боль совсем ушла. Нет, все-таки идеальная у него жена...

— Кстати, Паш, с прошедшим тебя. Я, конечно, понимаю, что тебя и без меня уже наверно поздравили, но... В общем, вот, — Ира протянула ему простенькую коробку без всяких оберток и дурацких ленточек. — Надеюсь, воспользоваться не придется, будет сувениром.

Паша машинально открыл коробку и восхищенно замер, уже второй раз за утро изрядно растерявшись.

— Ирин Сергевна... Это ж... Вальтер, прям как у Бонда... Офигеть... Но как? Это ж стоит сколько?

— Ой, какие мы щепетильные! — усмехнулась Ирина, с неожиданной мягкостью глядя на него: такой, растерянно-восторженный, радостный, он показался совсем мальчишкой, настолько непосредственно-искренним, что сжалось сердце. — Если тебя это так беспокоит, то мне это ничего не стоило. Умелец один смастерил по моей просьбе в свое время, должен был мне сильно. В интернете, сам знаешь, сейчас хоть чертеж ракетной установки можно найти...

— Спасибо, Ирин Сергевна, — совершенно стушевавшись, повторил Ткачев, но разглядывал почему-то не неожиданный подарок, а начальницу, как будто пытался рассмотреть что-то новое и удивительное.

— Да ладно тебе, — вдруг смутилась Зимина, передвигая на столе посуду. — Заладил... Я же понимаю, как вы тащитесь от этих всяких мальчиковых игрушек...

Паша молчал, продолжая неотрывно-внимательно изучать ее слегка разрумянившееся лицо с этой странной тенью неловкости, чуть закушенные полноватые губы, сосредоточенный, упрямо уходящий в сторону взгляд... И снова эта внезапная глупая волна нежности захлестнула, пробирая до самого сердца: на миг показалось, что никого роднее и ближе у него нет и не может быть.

— Ирина Сергеевна... — голос выдал предательской хрипловатостью, и Зимина недоуменно вскинула бровь. Потемневшие до бархатистой черноты глаза были совсем рядом: огромные, настороженно-хищные. Паша протянул руку, осторожно накрывая ладонью тонкие прохладные пальцы — Ирина Сергеевна даже не вздрогнула, только напряженность во взгляде разбавилась искорками мягко вспыхнувшего недоумения. Явственно коротнуло, прошило ярко-пронзительной дрожью; сквозь обыденно-домашние запахи кухни — теста, какого-то душистого варенья, морозного уличного воздуха из открытой форточки, пробился неожиданно-остро, тонко-чувственно легкий аромат сочно-пряных, терпких духов, густо-жаждуще наполняя легкие.

Все, кажется, осталось прежним: небольшая уютная кухня с заставленным расписной посудой круглым столиком, бьющий в окно золотисто-розоватый утренний свет, мерно тикающие часы на стене... Все осталось прежним — и в то же время стало совершенно иным. Стоило лишь крепче сжать худенькую ладонь, прямо и вопросительно ввинчиваясь взглядом в бездонную черноту неожиданно потеплевших глаз...

Резкий звонок мобильного вонзился в паутину тишины раздражающе-острой иглой.

* * *

Случайная встреча для уже бывшего майора Афанасьева оказалась более чем неожиданной в нескончаемой цепи неудач: вынужденное увольнение, безуспешные попытки найти новую работу, нотации жены по поводу приостановленных выплат по кредиту, наезд коллекторов, поначалу просто угрожавших, а после перешедших к решительным мерам ("меры" заключались в неисчислимых синяках, вывихе руки и трещине в ребре), а под занавес прямо из-под окон какая-то сволочь угнала машину, которую Афанасьев скрепя сердце решил продать, чтобы рассчитаться с долгами. А нетерпеливые граждане тем временем начали усиленно намекать, что если в ближайшее время денег не будет, прекрасная трехкомнатная квартирка со всем добром, нажитым непосильным и не очень праведным трудом, перейдет из собственности Афанасьева в совершенно чужую собственность.

И ничем иным, кроме как несказанной удачей, показалась в данных обстоятельствах встреча с человеком, которого в их непрезентабельном райончике Афанасьев уж точно увидеть не ожидал. И простое решение навалившихся разом проблем явилось в тот же миг...

Тем же вечером бывший майор набрал раздобытый всеми правдами и неправдами номер телефона, произнеся несколько вполне невинных, но очень многозначительных слов и сразу же добившись встречи. Случаются, случаются все-таки в жизни чудеса — всего несколько ничем не примечательных фраз, и твои проблемы волшебным образом ложатся на чужие плечи. Ведь существуют такие фразы, которые в одночасье могут разрушить все — размеренную благополучную жизнь, вполне успешную карьеру, а то и вовсе лишить свободы. Вот она, великая сила слова!

Из дома Афанасьев впервые за последнее время выходил без страха и в весьма приподнятом настроении. В его расслабленном воображении уже вовсю рисовались картины счастливого будущего: полученной суммы должно было хватить не только на погашение долга, но и еще на многие и многие приятные мелочи...

У входа в парк, где была назначена встреча, несмотря на время, оказалось безлюдно, но данное обстоятельство только порадовало: мало ли что мог задумать его собеседник, не желая делиться... Бодрым шагом бывший майор приблизился к лавочке в отдалении, облегченно переводя дух и опускаясь прямо на подернутое снежком сиденье: никакой слежки он за собой не заметил. Нет, хорошо все-таки иметь дело с разумными и сговорчивыми людьми...

Вкрадчивый скрип ветки за своей спиной Афанасьев уловил слишком поздно.

* * *

— Что тут? — Ирина решительно пробилась сквозь толпу зевак и мельтешащих людей из следственной группы. Криминалист, увлеченно щелкавший камерой, вопрос не услышал — за него ответил находившийся здесь же новый начальник оперов.

— Банальная история, товарищ полковник. Мужчина вышел в парк собаку выгуливать, ну и наткнулся... Задушили бедолагу вчера вечером, эксперт точное время смерти не установил еще. Свидетелей, понятное дело, никаких, место отдаленное, да и холодно вчера было, кому придет в голову по такой погоде шататься? Непонятно только, что он тут делал. Кстати, он ведь, если не путаю, у вас в отделе раньше работал?

— Работал, — криво усмехнулась Зимина, с досадливой раздраженностью подумав, что, пожалуй, совершила большую ошибку, приняв на веру то, в чем Афанасьев счел нужным покаяться. Нет, было, было что-то еще, что он скрыл, то ли понадеялся на удачу, то ли так сильно боялся того, кого прикрывал... Это его, впрочем не сильно спасло. Ире, если откровенно, было наплевать: поплатился он за дело, нехрен связываться со всякой отморозью и покрывать их, но вот тот факт, что рассказать им он больше ничего не сможет, серьезно огорчал. А то, что Афанасьев погиб именно из-за своих лишних знаний, сомнений у нее не вызывал. Как же она умудрилась так лопухнуться...

— Ирин Сергевна, так можно подумать, что вы по работе рядового мента соскучились, — поддел Паша, когда столкнулись в кафе в одной остановке от парка. — Сами приехали, сами расспрашивали... Дело-то все равно к нам ни при каком раскладе не попадет.

— Это вообще-то пока еще мой район, — фирменно вздернув бровь, осадила полковник. — И я должна знать, что здесь происходит, тем более что это может быть связано с тем делом, я думаю, ты понимаешь.

— Думаете? — Ткачев, поморщившись, отодвинул от себя тарелку с нетронутым завтраком, искренне позавидовав выдержке и аппетиту начальницы — похоже, ни дурная новость, ни малоприятная суета возле трупа ее ничуть не смутили. А вот ему после вчерашних "отмечаний" кусок в горло не лез до сих пор.

— Сам подумай, — Ирина Сергеевна увлеченно взмахнула вилкой, с явным удовольствием пускаясь в рассуждения. — После увольнения у Афанасьева наверняка были проблемы с бабками, с работой опять же... А если он знал кого-то еще, кто прикрывал все это дело или даже заведовал им, то вполне мог захотеть поживиться. Это объясняет, зачем он поперся в парк на ночь глядя в такую погоду, выбрал укромное место — наверняка ждал того, кого решил шантажировать... Паш, может рассольчику? — предложила ехидно-участливо, заметив, что Ткачев слушает ее не слишком-то воодушевленно. Ткачев, отставив огромную кружку из-под кофе, только вздохнул: что-что, а понимание участия у товарища полковника очень и очень своеобразное.