Visitation (джен)

Примечания:

Бечено

Звук захлопнувшейся кухонной двери эхом разнесся по мертвенно-тихой комнате.

Гарри сидел за столом, положив одну руку на его поверхность, а другая потянулась к волосам, но застыла всего в сантиметрах от своей цели. Его родители как-то неловко стояли рядом с дверью, просто уставившись на него.

Прошло не более двух минут, но для них они показались получасом, когда рука Джеймса взметнулась и взъерошила его волосы. Он прочистил горло и застенчиво улыбнулся сыну, явно не довольный ситуацией, в которой они оказались. Гарри не мог выбросить из головы мысль о том, что все они в тот момент вели себя как совершенно незнакомые люди, и тут же пожалел об этой мысли. Это было несправедливо. Он не давал своим родителям подходящего случая, и даже не потрудился прислушаться к словам Гермионы и дать шанс самому себе во всей этой истории с родителями и сыном, с которой ему пришлось иметь дело сейчас.

Лили перевела взгляд с неловкой улыбки мужа на сына, который выглядел устрашающе похожим, и не смогла удержаться от тихого хихиканья. Две пары глаз, которые не могли быть более разными, смотрели на нее, обе широко открытые и скрытые за стеклом.

— Вы бы видели себя! — воскликнула она, и широкая улыбка осветила ее лицо. — Вы выглядите совершенно одинаково!

«И она права», — подумал Джеймс, поворачиваясь обратно к сыну, который смотрел на него со странной смесью замешательства и интереса.

Он должен был согласиться, они действительно выглядели до странности похожими. Не то чтобы Джеймс не заметил этого в первый раз, когда смог рассмотреть своего сына там, в Годриковой Лощине. Мерлин, даже в младенческом возрасте они могли сказать, что у Гарри больше его черт, чем Лили. Представьте себе гордость, которую почувствовал Джеймс, осознав это, особенно после того, как Лили сама признала этот более чем очевидный факт, хотя и немного неохотно. Теперь, рассматривая повзрослевшего Гарри, он обращал внимание на незначительные детали, которые отличались от его внешности, но, увидев его сейчас перед собой, в очках, с тем же выражением лица и абсолютно такими же волосами, он почувствовал, что из него вырывается смех.

— Неловкая ситуация, верно? — сказал его сын, вставая и подходя к ним. — Поверьте, я не хочу, чтобы так было.

Джеймс украдкой бросил взгляд на жену, чьи глаза подозрительно блестели. Она становилась такой эмоциональной всякий раз, когда разговор заходил о Гарри. Находиться с ним в одной комнате и фактически иметь возможность разговаривать с ним, полностью осознавая, что она может просто протянуть руку и знать, что ее рука не пройдет прямо через его тело, делало ее более чем неспособной контролировать свои чувства.

— Этого не должно быть, — почти прошептала она. Она посмотрела на Гарри с надеждой, вернув пристальный взгляд, в то время как ее малыш смотрел прямо на нее, не отводя взгляда. Да, ей все еще нравилось называть его своим малышом. Она ничего не могла с этим поделать. Он был ее ребенком и всегда будет.

— Я… — рука Гарри пробежала по его шее, пока он переводил взгляд с одного родителя на другого, оба они терпеливо ждали, когда он начнет разговор, который, как они все знали, им был необходим. Он вздохнул, явно не зная, с чего начать.

— Все это действительно странно, не так ли? — Джеймс сжалился над ним и медленно подошел к брошенному кухонному стулу, изо всех сил стараясь выглядеть как можно более спокойным. Он хотел, чтобы Гарри думал, что у него все под контролем, он хотел показать своему сыну, что он может быть сильным ради него, что Гарри может просто расслабиться, а отец разберется со всеми неприятными вещами, через которые он сейчас проходит. Джеймс очень сильно хотел этого доверия, поэтому, когда он снова посмотрел на своего сына, ему пришлось согнать с лица улыбку облегчения, которая угрожала вырваться на поверхность, когда взрослый волшебник тяжело вздохнул и начал немного расслабляться.

— Это действительно так.

Гарри повернулся к Лили и застенчиво улыбнулся. Движением руки предложив ей сесть, он вернулся к кухонному столу и медленно опустился на стул напротив отца. Было так странно думать об этом. Это были его отец и мать, черт возьми, а он выставлял себя полным дураком, ведя себя как капризный подросток.

Однако ему нужно было перестать зацикливаться на этом чувстве, если он хотел увидеть какое-то улучшение в своей ситуации, и, ведь правда, прямо сейчас он был главной проблемой. Его родители действительно хотели поговорить с ним. Они были такими же нервными и неуверенными насчет всего этого, и Гарри был тем, кто делал все возможное, чтобы не пересекаться с ними — из чистой паники, что ему придется столкнуться со своим внутренним смятением на глазах у людей, которые любили его.

— Я не знаю, как со всем этим справиться, — слова вырвались у него прежде, чем он смог сдержать их. Холодная волна паники захлестнула его, оставив полностью застывшим в шоке. Он не хотел говорить это так прямо! О чем он только думал? Ну, очеводно, прямо сейчас он вообще не думал или, по крайней мере, не думал должным образом, иначе он бы попросту не оскорбил косвенно этих людей, которые отдали все, чтобы он был счастлив!

— Простите, я… — слова буквально застряли у него в горле, когда он попытался сформулировать то, что пронеслось у него в голове, с чем было просто невозможно справиться.

— Все в порядке, — голова Гарри дернулась вверх при звуке голоса его матери. Ее щеки были бледнее, чем до того, как он высказал без обиняков свое мнение, но в ее глазах светилась решимость, которая каким-то образом смогла его немного успокоить. — Мы чувствуем то же самое, поверь мне, Гарри. Все это действительно странно, и хотя я была рядом все эти годы, я не смогла пообщаться с тобой или показать, что я была с тобой во всех невзгодах.

Она глубоко вздохнула и перевела свои блестящие зеленые глаза на своего мужа, серьезное выражение лица которого не соответствовало ничему из того, что Гарри слышал о нем. В очередной раз Гарри подталкивали к выводу, что он мало что знал о Джеймсе Поттере. Все, что он знал о нем или считал, что знает, он получил от третьих лиц, таких как Сириус, Ремус или даже Дамблдор. Однако эти рассказы были предвзятыми.

Пронзительное чувство депрессии ударило Гарри прямо в сердце. Он не хотел, чтобы это стало реальностью в будущем. Он действительно хотел поближе узнать Джеймса Поттера, узнать человека, который любил его так сильно, что поставил его выше своей собственной жизни.

Джеймс прочистил горло, отвлекая Гарри от его подавленных раздумий. — Это может показаться резким, но я уверен, что ты подумал об этом так же, как и мы. Мне больно это признавать, и все внутри меня отвергает даже саму мысль, но у нас было не так много времени, чтобы по-настоящему узнать тебя. Во всяком случае, у меня было не так много времени, и это причиняет боль.

Джеймс оторвал взгляд от поверхности стола и посмотрел прямо в глаза Гарри. Он действительно хотел, чтобы его сын понял, ему нужно было, чтобы он понял.

— Из того, что я слышал от твоей матери и Сириуса, у тебя была нелегкая жизнь. У тебя не было той жизни и детства, которые мы хотели тебе дать. Мы сделали все, что было в наших силах, чтобы убедиться, что даже если мы не выберемся с войны живыми, ты уцелеешь и будешь расти без забот и сожалений в этом мире. Из этого ничего не вышло. Мы потерпели неудачу. Мы подвели не только твоего крестного, но и тебя, больше всего мы подвели тебя, и мы сожалеем.

Гарри уставился на своего отца, приоткрыв рот, а его глаза расширились, как блюдца. Что вообще происходило? Что… Но у него не было времени привести в порядок свои мысли, так как Джеймс снова провел рукой по своим растрепанным волосам — тревожная привычка, заметил Гарри.

— Ты не поверишь, как сильно я винил себя во всем этом, сынок, — его карие глаза начали слегка блестеть, пока он боролся со своими эмоциями, будучи слишком упрямым, чтобы позволить слезам пролиться. Гарри сдержал грустную улыбку, когда заметил еще одну вещь, которая была у него общей с человеком, сидящим перед ним. — У меня было достаточно времени, чтобы понять, что тогда я действительно думал, что будет чрезвычайно хитроумно осуществить этот план, придуманный Сириусом. Это звучало убедительно. Мы бы сказали всем, что Сириус Блэк, очевидный выбор в качестве моего лучшего друга, будет нашим хранителем тайны, а сами бы действовали у всех за спиной и поменялись в последнюю минуту. Сириус был исключительно талантливым волшебником, и я уверен, что он не выдал бы ни малейшего намека на то, где мы прячемся, если бы его пытали головорезы Волдеморта. Я знал еще тогда, в тот момент, когда мы с твоей матерью выбрали Сириуса, что мы не пожалеем об этом.

— Выбор Сириуса в качестве нашего хранителя тайны, тем не менее, подверг бы моего лучшего друга и брата такой же опасности, какой подвергался ты, и все во мне отказывалось принуждать его к этому, но я не видел другого выхода, чтобы уберечь тебя от опасности. Мы уже все перепробовали раньше. Мы пару раз переезжали с места на место, мы устанавливали самые сильные щиты и чары вокруг недвижимости, но каждый раз им удавалось нас найти. Теперь я знаю почему, но тогда я считал отвратительной даже отдаленную мысль о том, что один из моих лучших друзей перешел на другую сторону и помогает монстру пытаться убить моего сына. Итак, мы планировали довести дело до конца. Мы спросили Сириуса, готов ли он служить нашим хранителем тайны, объяснив ему, на какой риск он пойдет, если согласится, и он, будучи полным идиотом, согласился.

Лили слегка придвинула свой стул к креслу Джеймса и прислонилась к его плечу, когда первая слеза скатилась по его лицу. Он не смотрел на нее, но обнял одной рукой ее за талию, чтобы притянуть ближе. Сам Гарри делал глубокие, медленные вдохи, поскольку чувствовал отчетливое жжение в горле и за глазами.

— Дамблдор предложил себя в роли хранителя тайны, но по какой-то причине мы думали, что не можем заставлять его сделать это. У него и без того было много обязанностей, чтобы он еще беспокоился по поводу того, что контролирует три жизни, одна из которых принадлежала всего лишь годовалому мальчику.

Джеймс сквозь слезы улыбнулся Гарри. В его глазах было столько любви и преданности, что Гарри стало трудно дышать. Он не привык к такой любви и не знал, как с этим справиться. Он не понимал, что иметь родителей должно было быть именно таким — быть безоговорочно любимым, несмотря ни на что.

— Сириус был более чем напуган, когда однажды вечером сказал Дамблдору, что будет хранителем нашей тайны, но, видя, что он любит тебя как собственного сына, он прошел через это. Он бы не умолял меня переключиться на Питера, если бы не считал, что это будет совершенно замечательный план, который сработал бы даже лучше, чем накладывать чары на него, поэтому мы согласились. Мы доверяли суждению Сириуса больше, чем своему собственному, и это оказалось ошибкой. Не пойми меня неправильно, я доверял Сириусу свою жизнь на протяжении всего этого периода, но я должен был придерживаться первоначального плана. Понимая, что я обрек бы его на жизнь в подполье, прекрасно зная, на что это было похоже, я думаю, моя совесть и так была достаточно нечиста, поэтому я уговорил твою мать согласиться.

— Ты даже не представляешь, как сильно я пожалел об этом самом решении. Решившись на это, я продал и тебя, и твою мать Волдеморту, и я не простил себя. Я — причина, которая разрушила всю твою жизнь, я — причина, по которой тебе пришлось расти без родителей, которые помогали бы тебе в повседневной жизни, и мне очень жаль. Если бы у меня был шанс сделать все это снова, я бы всё сильно изменил! Я бы принял предложение Дамблдора быть нашим хранителем тайны, не давая Сириусу попасть в поле зрения Пожирателей Смерти. Никто бы не осмелился приблизиться к Альбусу, если бы этот человек не был частью Ордена. Наверное, я хочу сказать, что мы не виним тебя за то, что ты думаешь, что мы оба тебе совершенно незнакомы, потому что мы такие, какие есть. Неважно, насколько больно это осознавать и как сильно это разрывает нас обоих изнутри, мы знаем, что это правда, и мы не можем винить тебя за то, что ты не знаешь, как вести себя в нашем присутствии, или за то, что ты вообще избегаешь нас, потому что, да, мы это заметили.

Его отец нахально ухмыльнулся, глядя на покрасневшие щеки Гарри. — Это совершенно нормально, можешь мне поверить. Мы понимаем. Я имею в виду, у нас не так уж много вариантов, не так ли? Я заставил гиппогрифа врезаться в стену, так что именно мне придется смотреть, как коттедж разваливается на куски, и взмахнуть волшебной палочкой, чтобы вернуть крышу на место.

Гарри улыбнулся, сдерживая слезы, услышав настолько «чистокровную» формулировку.

— Мне очень жаль, Гарри. Я ничего так не хотел, как обеспечить твою безопасность, и я же полностью все испортил. Я надеюсь, что ты сможешь простить меня и дать нам шанс стать твоими родителями, потому что это то, кем мы хотим быть снова. Мы знаем, — он поспешил вмешаться, когда Гарри шмыгнул носом и начал вытирать выступившие у него на глазах слезы, — мы знаем, что до сих пор у нас было не так много шансов сделать это, и мы также понимаем, что для посторонних мы могли бы сойти за твоих брата и сестру, но мы действительно хотим это исправить. Мы любим тебя, Гарри. Мы любим тебя больше всего на свете. Пожалуйста, позволь нам быть родителями, с которыми ты должен был расти. Мы пропустили так много из твоей жизни, какая она есть, мы не можем пропустить еще больше.

После монолога Джеймса последовало молчание. Лили не сдерживала слез, которые текли по ее щекам, Джеймс и Гарри все еще безуспешно боролись со своими.

Гарри потерял дар речи. Он никогда бы не подумал, что его отец будет винить себя в том, что с ними случилось — или, во всяком случае, не так безжалостно, как он только что высказался. Мужчина, обнимающий сейчас его мать, был переполнен чувством вины, и Гарри не знал, как заставить его чувствовать себя лучше, как снять огромный груз с его плеч.

Гарри знал, каково это — обвинять себя в смерти другого человека. То же самое было с ним после смерти Сириуса, но он должен был признаться себе, что по сравнению с горем, которое, по-видимому, испытывал его отец после стольких лет, его боль была едва ли чем-то, о чем стоило упоминать. Это съедало Джеймса изнутри, и Гарри мог видеть, как много душевных сил отнял этот разговор у черноволосого волшебника. Джеймс слегка дрожал и так тесно прижался к своей жене, что это выглядело немного неудобно. Мама, с другой стороны, и глазом не моргнула. Она крепко прижимала к себе мужа и что-то шептала ему на ухо. Гарри мог видеть, как мало-помалу напряженная поза Джеймса обмякла, а его мышцы чуть расслабились.

— Я не виню тебя, слышишь? — его родители слегка подпрыгнули при звуке его низкого голоса.

Гарри провел рукой по волосам, отчего они встали дыбом во все стороны, полностью игнорируя гравитацию. Он не видел того мягкого выражения, которое появилось в глазах его родителей, так как смотрел на свои руки, лежащие на поверхности стола. Глубоко вздохнув, Гарри заставил себя посмотреть им обоим в глаза. То, что ему было неудобно говорить о своих чувствах, прямо сейчас не имело значения. Он не мог позволить своему отцу продолжать в том же духе.

— Я никогда не винил вас ни в чем из того, что произошло. Не знаю, известно ли вам это, но когда я был маленьким, я часто расспрашивал тетю Петунию и дядю Вернона о вас двоих. Я не должен был задавать вопросов, и я знал это, но мне просто нужно было знать. После нескольких часов, проведенных в чулане, тетя Петуния наконец рассказала мне, что с вами случилось, — Гарри изо всех сил старался скрыть в голосе негодование, которое он испытывал по отношению к своим так называемым «родственникам». Он хотел звучать как можно более отстраненно. После всех этих лет ему все еще было трудно говорить о своем детстве, и делать это в присутствии родителей было больно не только ему, но и им. Он изо всех сил старался не обращать внимания на то, как руки его отца сжались в кулаки и как маленькие ладони его матери легли поверх его собственных, пытаясь снять с них напряжение.

— У меня было ощущение, что то, что она рассказала мне, было неправильным, потому что ее история просто не вписывалась в тот образ, который я запечатлел в своей голове. Тогда я не винил вас, по крайней мере, не всерьез, и когда я узнал, что с вами случилось на самом деле, я тоже вас не винил. Может быть, даже меньше, чем раньше. То, что вы сделали, было очень храбрым и самоотверженным, и я обязан вам жизнью. Благодаря вам у меня был шанс выжить и превратить этот разрушенный мир в лучшее место. Для вас, для людей, живущих здесь, для моих друзей и для всех, кто мне дорог. Что я хочу сказать, так это то, что я не могу быть более благодарен. Вы дали мне жизнь и позаботились о том, чтобы я сохранил ее, несмотря ни на что. Я бы не колеблясь сделал то же самое для вас, Гермионы и Тедди. Черт возьми, именно это я и сделал для всего волшебного мира, — Гарри неловко рассмеялся и слегка покраснел от взглядов, которые бросали на него родители.

— Не вини себя ни в чем, что произошло, папа. Это не зависело от тебя. Ты сделал то, что должен был сделать, чтобы обезопасить свою семью, и я не могу быть более благодарен за это.

Джеймс уставился на своего сына, своего замечательного, прекрасного сына, и почувствовал, что его лицо стало мокрым от слез, но ему было все равно. Он почувствовал, как с его плеч свалился огромный груз, груз, к которому он привык за последние два десятилетия, груз, который стал частью его самого. Он снова мог дышать. Он снова чувствовал, как его сердце бьется о грудную клетку. Он чувствовал теплые руки Лили на своих, как она прижимается к нему, тихо всхлипывая.

Гарри шмыгнул носом и провел руками по лицу. Он почувствовал влагу там, где слезы оставили дорожки на его щеках. Он медленно встал и направился к своим родителям, чьи глаза следили за каждым его шагом.

— Возможно, я слишком взрослый, чтобы говорить это, — его голос слегка дрожал, когда он остановился всего в метре от двух старших Поттеров, — но сейчас мне действительно все равно. Вы мне нужны. Я всегда вас любил и всегда буду любить.

Словно в трансе, Джеймс встал, потянув Лили из ее кресла. Он не мог отвести глаз от молодого человека перед ним, даже когда упомянутый волшебник начал нервно ерзать. Слегка дрожащая рука, взъерошившая буйные черные волосы, вернула его в реальность.

Широким шагом Джеймс сократил расстояние между собой и сыном и заключил его в самые сокрушительные объятия, которые Гарри когда-либо испытывал. Слезы текли свободно, но никто, казалось, не замечал этого, в то время как руки Гарри обвились вокруг спины отца, притягивая его еще ближе. Маленькие, более хрупкие руки обвились вокруг его талии и, слегка повернув голову вправо, он увидел, что его мама улыбается ему, ее ярко-зеленые глаза, которые были так похожи на его, искрились любовью и обожанием.

У Гарри было чувство, как будто в этот момент весь его мир встал на свое место. У него была Гермиона, которая всегда будет рядом с ним, и, что самое лучшее, к нему вернулись его родители. Он все еще не мог в это поверить. Он вернул свою семью!

После долгого молчания, которое было нарушено только признаниями в любви и прощении, Джеймс слегка отстранился и посмотрел на своего сына с вновь обретенным восхищением. Гарри смущенно взглянул на маму, но та просто подняла тонкую бровь, понимающе ухмыльнувшись, и улыбнулась его отцу, чьи глаза слегка сузились.

— Скажи, Гарри, — его голос был слегка хриплым от эмоций, которые отняли у него много энергии, — кто такой этот Тедди?