Орфей (гет)

После визита Дамблдора, весьма чувствительно попортившего Министру нервы, он направил в отдел охраны правопорядка довольно длинный список граждан, которым не следует позволять входить в Министерство.

Кого Поттер абсолютно забыл принять в учет, так это домовых эльфов, служащих в особняке Министра. Гермиона прожила в особняке больше пяти лет и обращалась с эльфами лучше, чем кто-либо другой на их памяти, и они просто обожали ее. Не только Твичи, которая ради своей хозяйки оставило место, бывшее воплощением мечты каждого Британского Домового Эльфа. Все остальные тоже очень любили Гермиону и были безутешны, когда она покинула особняк.

Гарри должен был ожидать неизбежного тяжелого разговора с бывшей женой, но день выдался таким длинным и загруженным, что это как-то вылетело у него из головы. Министр вернулся домой около десяти, все еще держа в руке список лиц, которым требовалось запретить доступ в Министерство. Переодевшись, он прошел в столовую, намереваясь поужинать. И отварные куриные грудки с рисом и суфле из брокколи выглядели очень аппетитно. Рядом с тарелкой стоял маленький бокал вина и кувшин с водой. Сегодня он еще должен поработать, и не может позволить себе алкоголь. Не время. Перед тем, как лечь спать, он выпьет хорошую порцию бренди.

Вдохнув аромат брокколи и соуса Бешамель, он улыбнулся и отрезал небольшой кусочек цыпленка. С удовольствием прожевав, он выпил пару глотков воды и развернул свиток с отчетом Отдела охраны правопорядка. Вместо того, чтобы воспользоваться распрямляющими чарами, он поставил на верхний край бокал с вином — первые несколько строк расплылись грязным пятном, но это не имело значения. Это всего лишь рутина. Кроме того, в отделе есть копия документа. Нахмурившись, он подцепил на вилку немного риса. Миссис Снейп показывалась — что? двадцать два раза менее чем за десять часов? Она получила несколько серьезных предупреждений и утихомирилась только после того, как охранники пригрозили конфисковать у нее палочку. Блэк — двадцать один раз. МакГонагалл. Хмури. Вся гоп-компания. Он был прав, когда решил предупредить охрану — эти фанатики могли разнести все Министерство.

Возможно, это было всего лишь случайное совпадение. А возможно, между ними с Гермионой все еще оставалась какая-то связь. Но она распахнула дверь в столовую именно в тот момент, когда Гарри вспомнил, что не позаботился принять те же меры предосторожности для Особняка.

Если бы не волосы и не то, что он только что думал о ней, Гарри не узнал бы бывшую жену.

Гермиона была сравнительно невысокого роста — 1м 60 см или чуть больше — но сейчас, стоя в дверном проеме, она казалась намного выше. Бледная, с горящими и кажущимися огромными на осунувшемся лице глазами, спутанными волосами, она была похожа на античную героиню — скорбящую, разгневанную и безумную. Рука Гарри украдкой скользнула под манжету, чтобы убедиться, что палочка на месте и ей можно будет воспользоваться в любую секунду. А он, не задумываясь, воспользуется ею, если эта сумасшедшая сделает хотя бы одно неосторожное движение.

— Можешь оставить свою палочку там, где она есть, — сказала Гермиона. Ее голос был неожиданно твердым и спокойным, но Гарри это не обмануло. — У меня нет намерений нападать на тебя.

— Рад это слышать. Не желаешь ли присесть? — Гарри показал на cтул слева от себя.

Гермиона кивнула и подошла к столу. Ее движения были неровными, как у марионетки. Выдвинув стул из-за стола, она села.

— Стакан воды? — Предложил Гарри, приподнимая кувшин.

— Да, пожалуйста.

Теперь, когда Гермиона была очень близко, Гарри заметил, что ее губы потрескались, а под глазами легли темные круги. — Может, ты хочешь что-нибудь съесть?

Она покачала головой. — Нет, есть я не могу.

Но она налила себе еще один стакан воды и жадно его выпила.

— Гермиона, — начал Гарри, отодвигая тарелку, потому что аппетит у него внезапно пропал. — Я знаю, почему ты здесь, но…

— Почему, Гарри?

Она старалась смотреть ему прямо в глаза, но было слишком трудно выдерживать накал ее взгляда, и Гарри предпочел смотреть в сторону. — Потому что он предатель, вот почему. Он лгал мне, тебе, всем. И если бы у него получилось приготовить это зелье… — Он быстро взглянул на Гермиону и снова перевел взгляд. — Последствия были бы… немыслимыми.

— Не стоит повторять речь, которую ты произнес перед Альбусом. Он уже все мне рассказал. Он был… — ее губы задрожали, а глаза наполнились слезами. — Как ты мог так поступить с ним, Гарри? Я никогда не видела его в таком состоянии… он был… он… — слезы текли у нее из глаз, но она, казалось бы, не замечала этого. — Он же старый человек, Гарри. Как ты мог…

— Я думал, ты пришла поговорить о своем… муже. Что касается Альбуса — я не сделал ему ничего плохого. Он пытался совать нос в дела, которые его абсолютно не касаются, а я попросил его держаться подальше. Не больше и не меньше. И у меня складывается впечатление… — пальцы Гарри сжались вокруг стакана с водой — … что тебе лучше поступить так же.

— Это дело касается и Альбуса, и Минервы и меня — всех нас. Потому что ты претендуешь на то, что действуешь в общих интересах. Только вот на самом деле это не так. Или ты преследуешь какую-то свою цель, или ты просто глубоко заблуждаешься. В любом случае — ты неправ. У тебя есть все причины ненавидеть Северуса…

Гермиона замолчала и широко раскрыла глаза от изумления, потому что Гарри резким движением руки смахнул со стола тарелки, вилки, стаканы. — Ты тут не при чем! — Заорал он. — Ты что, действительно настолько глупа, чтобы хоть на секунду заподозрить, что я способен приговорить человека к смерти только за то, что он увел у меня жену? — Он вскочил, тяжело дыша. — Ты не стоишь того, чтобы посылать в Хогварц пятерых лучших Ауроров, поверь мне. Не говоря уже о следствии. Хотя, — едко добавил он, — похоже, что все решили, что мною движет именно жажда мести. Включая твоего драгоценного мужа.

— Тогда почему? — Она тоже поднялась и смотрела в лицо Гарри так, будто хотела сквозь него разглядеть нечто спрятанное в глубине. — Почему? Почему? Почему? — Она схватила свой стакан с водой и бросила в стену. Хрупкое стекло осыпалось вниз дождем блестящих осколков, а на декоративной ткани, которой была затянула стена, осталось темное мокрое пятно. — Почему, Гарри? Ты собираешься убить человека, которого я люблю, ты собираешься разрушить мою жизнь и отнять у меня счастье! Тебе не кажется, что ты должен хотя бы объяснить? Ты вообще представляешь, как я сейчас себя чувствую? Вчера утром я уезжала навестить маму, мы поцеловались на прощание… — ее голос сорвался и остальные слова прерывались судорожным всхлипыванием — и я думала… я думала, что мы… что всего через три дня… что мы встретимся… а потом я узнаю… мне говорят, что он… что он умрет. Пожалуйста, Гарри… — была заметно, что она пытается взять себя в руки и говорить спокойно — … пожалуйста, я умоляю тебя, скажи, что все это только… ужасная злая шутка и…

— Это не шутка, и ты прекрасно это понимаешь. Твой муж совершил серьезное преступление, наказанием за которое должна быть смерть. Не думаешь ли ты, что я соглашусь пойти в обход законов только из-за того, что мы были женаты? Я извиняюсь, Гермиона, глубоко и искренне извиняюсь, но я не могу сохранить жизнь человеку, виновному в государственной измене, лишь потому, что он муж моей бывшей жены. Это неправильно. Справедливость должна…

— Измена? — Гермиона уставилась на него, не веря своим ушам. — Но… Северус не предатель. Я знаю его, Гарри, я знаю его лучше, чем саму себя, я знаю и люблю его — он не предатель! В какой измене ты его обвиняешь? Да, мы утаили от тебя часть правды, мы были не правы. Но за это не убивают! А может, ты и меня собираешься убить? Ты не боишься, что я захочу отомстить и верну к жизни страшного и ужасного Волдеморта?

Гарри, который только что изучал узор на каминной решетке, всем своим видом показывая, что не желает слушать глупости, резко повернулся к Гермионе. — Вернешь к жизни… так Дамблдор рассказал тебе? Этот старый…

— Нет, Гарри. Нет, Дамблдор ничего мне не рассказывал. Я знала это, знала с самого начала. Я знала, что настоящее название зелья Глоток Жизни. Я знала, на что оно способно. Давай… — она протянула обе руки — … произнеси связывающее заклинание и вызывай Ауроров. Если Северус предатель, то и я тоже, и заслуживаю такого же наказания.

Он покачал головой и снова уселся на стул. — Ты никогда не была Упивающейся Смертью. А это сильно меняет дело, даже если ты тоже участвовала в обмане. К слову говоря, мне очень больно это слышать. Но все равно, это не идет ни в какое сравнение…

— Гарри. Во всем виновата только я. Я хотела воссоздать зелье. Северус пытался меня отговорить, он много раз повторял, что у существования такого зелья минусов гораздо больше, чем плюсов. Он не виновен, пойми это наконец.

— Что я прекрасно понимаю, так это то, что ты в отчаянии и не хочешь потерять мужа. Ты готова на все, лишь бы спасти его, так ведь?

— Конечно, я пошла бы на все, но сейчас я говорю тебе правду! Дай мне Веритасерум, если хочешь, но пожалуйста — отпусти его! Я обещаю, что мы покинем страну, даже магический мир, если хочешь, но… — она тяжело опустилась на стул, внезапно почувствовав непреодолимую слабость. — Пожалуйста, Гарри. Или тогда уж арестуй и меня тоже. Я не хочу жить без него. Я не смогу жить, зная, что он погиб из-за моей глупости.

— Когда все это закончится, — медленно произнес Гарри, — ты поймешь, что ему пришлось отвечать за свои собственные действия, а не за твои.

— Но я же сказала тебе, что я тоже знала…

— Да, — кивнул Гарри, доставая палочку. — Ты знала. Obliviate!

* * *

После трех изнурительных дней постоянных эмоциональных взлетов и падений, предшествовавших тяжелому разговору в подземельях, высосавшему из Люси последние силы, она смогла только молча наблюдать, как директор разворачивается и быстро уходит, оставляя ее одну в коридоре — она решила, что Снейп поспешил подготовить свой побег. Оставалось надеяться, что у него все получится, что он успеет вовремя. Грязнокровка уехала, а после того, что рассказали Люцертола и две девочки с портрета, Снейп должен был понять все о коварных планах своей так называемой жены. Если ему повезет и он сбежит, Ауроры схватят ее. Проклятая грязнокровка получит все, что ей причитается. А отец, конечно же, сможет найти директора, куда бы тот ни скрылся. И тогда…

Люси упала на кровать и тут же заснула. Она проспала весь вечер и всю ночь и проснулась только поздним утром. Взглянув на часы, девочка поняла, что завтрак давно закончился, поэтому она сходила на кухню за чаем и тостами и попыталась немного почитать, чтобы заставить себя отвлечься от мыслей о директоре. Некоторое время она читала, лежа в кровати, и снова заснула, проснувшись только к обеду — очень голодная и очень взволнованная.

Плетясь из ванной, она подумала, что благоразумнее всего будет одеться и пойти на обед. Это самый надежный и безопасный способ получить информацию — если директор уже покинул замок, люди будут встревоженными и подозрительными и шнырять по замку под плащом-невидимкой в такой обстановке небезопасно. К тому же, в замке могут оказаться Ауроры. Конечно, учителя не станут ничего рассказывать студентам, но Люси была уверена, что о многом сможет догадаться по взглядам, жестам, выражениям лиц.

По пути в Большой Зал она не встретила никого, даже ни одного привидения. В коридорах было необычно тихо, и это безмолвие казалось тяжелым, давящим. Люси решила, что это хороший признак — естественно, и люди и привидения должны чувствовать себя не в своей тарелке, если директор неожиданно исчез из школы. Стук каблуков по каменному полу вдруг начал казаться ей громким и неуместным, как смех на похоронах, поэтому оставшуюся часть пути девочка прошла на цыпочках, стараясь производить как можно меньше шума.

Подойдя к огромной дубовой двери в Большой Зал, она остановилась, сделала глубокий вдох и еще раз повторила себе, что все будет хорошо. Директора Снейпа за столом не окажется, а остальные учителя будут изо всех сил делать вид, что ничего не произошло. Никто из оставшихся в замке студентов не видел, как уезжала грязнокровка, поэтому они с легкостью поверят, что директор решил отдохнуть несколько дней вместе с женой. Конечно же, все будет хорошо.

Люцертола решительно толкнула дверь.

В зале не было ни одного студента. За столом сидели мадам Помфри, профессор МакГонагалл и профессор Блэк, очень старый колдун, в котором Люси узнала по фотографиям Альбуса Дамблдора и еще один человек с ужасно изуродованным лицом — как будто его разобрали, как мозаику, и неправильно сложили. У него не хватало части носа, а когда он поднял голову на звук открывающейся двери, Люси пришлось зажать рукой рот, чтобы не закричать. На нее уставился магический глаз, как будто видящий все насквозь. Остальные тоже посмотрели в сторону девочки, но их движения были замедленными и усталыми.

— И-извините, — робко произнесла Люси, — Я не хотела помешать, я… я думала, что подошло время обеда…

— Студентов предупреждали, что сегодня обед им подадут в гостиные, — недружелюбно проворчал колдун с магическим глазом.

— Ох, я… я не знала. Я проспала почти весь день… а что, что-то случилось? — Она сделала несколько неуверенных шагов к столу, надеясь услышать новости.

— Ничего не случилось, малышка. — Магический глаз заставлял ее чувствовать себя очень скованно. — Займись лучше своими делами. Иди в свою гостиную и обедай.

У остальных были беспокойные и немного смущенные взгляды людей, которые что-то скрывают. Люси захотелось петь и танцевать, потому что все это означало, что директор Снейп успел ускользнуть из замка, и теперь учителя пытаются сочинить какую-нибудь версию для студентов. Ну что ж, она не будет им мешать. Наоборот, ей очень любопытно услышать, какую байку они выдумают.

— Да, конечно, — сказала она. — Еще раз прошу прощения, что помешала. Спокойной ночи. — Она одарила учителей сияющей улыбкой, но никто не захотел улыбнуться в ответ.

Люси решила, что раз уж обедать все равно придется в гостиной Равенкло, ничего не мешает ей сделать небольшой крюк и спросить Электо и Тисифону, не слышали ли они чего-нибудь. Портреты редкостные сплетники — кто-нибудь наверняка слышал или даже видел что-нибудь. Стараясь не поддаваться угнетающему воздействию тишины, она шла все быстрее и быстрее, то и дело сбиваясь на бег. Но Электо и Тисифоны на месте не оказалось. Картина была пуста, только листья берез тихо шелестели под легким летним ветерком. Еще раз бросив расстроенный взгляд на поместье, в надежде что сестры выглянут из дома, увидят ее и подойдут, Люси собралась возвращаться в башню Равенкло, чувствуя себя ужасно расстроенной.

— Постойте, юная леди! — Окликнул ее мужской голос.

Люси огляделась, выискивая среди портретов молодого, судя по голосу, человека, который захотел поговорить с ней. Она уже решила было, что голос — всего лишь плод ее воображения, когда заметила наконец светловолосого колдуна лет двадцати пяти — тридцати, сидящего перед зеркалом и подмигивающего ей. — Вы меня звали? — спросила девочка, подходя ближе к портрету.

— В общем-то да. — Он поднялся из кресла — чрезвычайно непрочной на вид конструкции с веретенообразными ножками в стиле рококо — вышел на передний план и оперся о раму, не забыв аккуратно расправить складки желтовато-зеленой, под цвет глаз, мантии. — Лавджой Локхарт, леди, к вашим услугам.

— Локхарт? — Люси нахмурилась, пытаясь вспомнить, где она слышала это имя.

— Вот именно, мисс…?

— Малфой. Люцертола Малфой.

— Ах, какая это честь для меня. — Он поклонился, позаботившись о том, чтобы поправить завитые золотистые локоны. — Я полагаю, что вы хотели повидать своих юных родственниц?

— Да, я… Я ведь знаю вас, сэр?

— Одного из моих потомков, возможно — был такой довольно пустоголовый тип по имени Гилдерой. Позорил наше фамильное имя. Он преподавал здесь, но недолго. Кажется, всего лишь год.

— О, ну разумеется! Отец рассказывал мне о нем.

— Ваш отец Люциус Малфой?

— Нет, Драко Малфой. Люциус — мой дедушка.

Мужчина кивнул, улыбнулся и без стеснения оглядел ее с ног до головы. Люси почувствовала себя польщенной и в то же время слегка раздраженной. — Я еще никогда не видел темноволосых Малфоев, — подвел он итог наблюдениям.

— Это потому, что моя мать китаянка. Ее девичья фамилия Чанг.

— А, очаровательная мисс Чанг. Что ж, — он улыбнулся, — это, конечно, объясняет цвет волос. Вы выглядите подавленной, мисс Малфой. Могу я чем-нибудь поднять ваше настроение? Конечно, сейчас все в той или иной степени подавлены, — продолжил он, разглядывая собственные ногти. — Еще бы, такая трагедия…

— Трагедия? Какая трагедия? — Спросила Люси, у которой после слов Локхарта сжалось сердце.

— Вы не слышали? Моя дорогая девочка, чем же вы были заняты последние двадцать четыре часа? Надеюсь, не чем-нибудь предосудительным? — Добавил он с шаловливой улыбочкой.

— Нет-нет! Просто мне немного нездоровилось и я проспала почти весь день. И похоже пропустила важные новости.

— Это точно, — продолжил он, уже серьезным тоном. — Прошлым вечером здесь были Ауроры. Сразу после обеда — хотя если вам интересно мое мнение, это совершенно неподходящее время для обеда. В мое время…

— Извините, но… — Люси прижала руку к горлу и могла чувствовать свой отчаянный пульс. — Что здесь делали Ауроры?

— О, понятия не имею. — Он махнул ухоженной рукой и тут же занялся широким кольцом, поправляя его так, чтобы камень оказался точно по центру. — Но вели они себя будто варвары. И еще — они увели с собой директора. Должен сказать, что некоторые из моих знакомых портретов буквально не в себе.

— Они увели… Вы уверены?

— Конечно уверен, моя дорогая. Я никогда не лгу без особой необходимости.

— О, нет! — У Люси перехватило дыхание. — Они… они забрали его в Азкабан?

— Может быть да, а может и нет. — Он осторожно пригладил правую бровь. — Но милое дитя, вы так плохо выглядите! Могу я посоветовать вам принять настой ромашки и лаванды, и еще, пожалуй…

Последние слова он произнес уже в пустоту, потому что девочка бросилась бежать.

— Ужасные манеры, — пробормотал себе под нос Лавджой Локхарт и снова повернулся к зеркалу. — Просто невозможные. А уж волосы… И они еще и удивляются, что мужчины перестали относиться к ним с уважением.

* * *

Когда тусклый свет, едва проникавший сквозь маленькое оконце, сменился синевато-серым, а затем исчез, уступив место тьме, охранник вошел в камеру Северуса и поставил на стол светильник и поднос с едой. Язычок огня не колыхался — это было холодное магическое пламя, горящее без дыма и тепла.

Для целей Северуса, впрочем, было достаточно света. Он значительную часть жизни обходился без тепла, и сейчас старые привычки довольно быстро возвращались к нему.

Борясь с отвращением, он пододвинул к себе миску с супом и съел ее водянистое содержимое — как он и ожидал, вкуса у варева практически не было, но оно наполнило желудок. Он предпочел бы поголодать, но необходимо поддерживать силы. Ведь теперь у него есть план.

Северус провел большую часть дня в полудреме, время от времени засыпая, но быстро просыпаясь от кошмаров. Во время бодрствования он снова и снова спрашивал себя, правильно ли сделал выбор. Может, ему стоило предпочесть заключение и сохранить жизнь? Может, он смог бы там выжить? Нет, это глупые иллюзии. Возможно, тридцать лет назад дементоры не причинили бы ему особого вреда — ведь у него практически не было счастливых воспоминаний. Но сейчас — нет, сейчас они попировали бы на славу. Он не смог бы продержаться в этом аду достаточно долго для того, чтобы за это время что-то смогло измениться. Да, Министры приходят и уходят, но Поттер судя по всему обосновался в министерском кресле надолго, и если даже его преемник решит, что Северуса Снейпа можно выпустить из Азкабана, Северус к тому времени скорее всего не сможет вспомнить своего имени. Если смотреть с этой точки зрения, то его выбор верен.

Но он не хотел умирать.

После полудня он прошел через протест, отчаяние и погрузился в состояние оцепенения, которое попытался счесть смирением с собственной участью. Он сидел на койке, закрыв лицо руками, и пытался, честно пытался, покориться судьбе. С тем фактом, что жить ему осталось два дня. Пошевелившись, чтобы размять затекшую ногу, он почувствовал, как что-то царапнуло его бедро, залез в карман и достал картинку, которую нарисовала Гермиона. Этого оказалось достаточно, чтобы отчаяние вернулось снова, такое глубокое и черное, что казалось, этого достаточно, чтобы умереть прямо здесь и сейчас. Он заплакал, первый раз за многие годы, заплакал, не беспокоясь, что кто-то может увидеть или услышать его. Слезы текли по лицу, он снова полез в карман и вспомнил, что Ауроры отобрали у него платок.

Но вместо платка он обнаружил кое-что другое, сразу же заставившее глаза высохнуть, а разум воспарить. Потому что он сжимал между большим и указательным пальцами крошечную перламутровую пуговицу, не отличимую от тех, на которые была застегнута его мятая запачканная рубашка. Но это было ни что иное, как сосуд с экспериментальным образцом Глотка Жизни, который он успел преобразовать перед арестом.

Будучи Упивающимся Смертью, он много упражнялся в беспалочковой магии. Теоретически, все были способны обходиться без палочки — дети без труда делали это до получения магического образования. Но еще столетия назад такая магия была объявлена Темной и запрещена, потому что ее было трудно контролировать. Именно поэтому-то Волдеморт всячески поощрял своих последователей совершенствовать этот вид магии. Если вы можете обездвижить противника, не выдавая своих агрессивных намерений — преимущество целиком и полностью на вашей стороне. У такой магии были и отрицательные стороны. Силу заклинания увеличивали магические свойства палочки. Проклятие, брошенное без палочки, не могло убить — оно лишь на некоторое время парализовывало соперника. Более простые заклинания, типа левитирующего или связывающего, могли быть практически столь же эффективны — тут все зависело от практики.

Северус неплохо владел беспалочковой магией, но не пользовался ею со времени падения Волдеморта. Ему нужно было попрактиковаться, а для этого требовалось время, которого у него не было. Но поняв, что у него все же есть шанс выжить, Снейп решил, что сила воли может компенсировать нехватку времени. Оставалось одно, весьма неприятное сомнение — Ауроры не оставят в покое Гермиону, если будут знать, что Глоток Жизни воскресил его, но не смог помочь остальным. Но Северус быстро убедил себя, что Гермиона предпочтет, чтобы он остался в живых, даже если это будет стоить ей нескольких допросов в Министерстве. Кроме того, у нее есть друзья, и после случившегося они будут стараться оградить ее от неприятностей даже более горячо, чем раньше. Да, сейчас главное — остаться в живых. А победив смерть, он найдет способ выпутаться из всего остального.

Доев суп, он начал тренироваться выполнять заклинание, заглушающее звуки. Это оказалось тяжелой, изматывающей работой, но в конце концов он все же добился успеха. Когда после того, как Снейп поставил стакан на стол, в комнате не послышалось обычного звука, он улыбнулся впервые после ареста. Потом он наложил соответствующие чары на всю камеру. Риск оказаться услышанным был невелик, но лучше было исключить и его.

Его улыбка превратилась в усмешку, когда стакан, повинуясь приказу, поднялся над столом, искрясь и поблескивая под холодным светом, как источник надежды.