Калёным железом (джен)

Дорога до Данстара заняла двое суток почти непрерывной скачки с короткими остановками на роздых лошадям и перекус людям. Буквально сползя со спины Шармата, Морин вцепился в луку седла, чтобы удержаться на дрожащих ногах. Боги, а он-то считал себя неплохим наездником… Впрочем, быстрый взгляд в сторону Арктура и его двоих подручных немного успокоил данмера — спешившиеся по его примеру агенты Пенитус Окулатус явно чувствовали себя ничуть не лучше.

К счастью, таверна нашлась очень быстро, и уже через каких-то полчаса данмер вышел прогуляться. Пешком, разумеется — мысль о седле вызывала чувство, подозрительно похожее на ужас. Слабый, но тем не менее. Впрочем, это не помешало ему зайти на конюшню при таверне и проверить, как там Шармат. Убедившись, что с конём — и, что немаловажно, с конюхом — все в порядке, Морин неторопливо направился в порт, лениво глазея по сторонам и рассчитывая разговорить кого-нибудь из местных на предмет городских легенд и страшилок — не может же быть, чтобы никто ничего не знал... А заодно узнать, не видел ли кто-то из них странного коротышку, наряженного скоморохом. Вот только улицы Данстара, словно назло, были пустынны, и задавать вопросы оказалось некому.

Внимание данмера привлек спор на пристани возле небольшого кнорра — единственного в данный момент судна в данстарском порту. Молоденький парнишка-норд с едва пробившимися над верхней губой светлыми усами яростно мотал головой:

— Нет, нет и нет! "Морской Шквал" не выйдет из Данстара сегодня…

— Сколько тебе нужно еще денег, вымогатель?! — воскликнул его оппонент — одетый в тёмное молодой невысокий мужчина с рыжими волосами, стянутыми шнурком на затылке в короткий хвост.

Морин замер — голос неизвестного показался ему неприятно знакомым. Не раздумывая, данмер укрылся в устье шахты, вход в которую располагался прямо напротив пристани — идеальное место для наблюдения. Точнее, было бы таковым, если бы болтающийся поблизости стражник меньше косился в его сторону…

— Я сказал — нет! Моим людям нужен отдых, в конце концов! — рявкнул в ответ парнишка.

Тем временем к спору присоединился еще один участник — рослый черноволосый данмер с удивительно неприятной физиономией. Он облокотился на низкий борт кнорра и что-то проговорил. Ветер отнес его слова в сторону, но рыжий, которому они явно были адресованы, вскинул голову, словно получив пощечину, и потянулся к кинжалу на поясе. Данмер в ответ показал свой и предвкушающе ухмыльнулся. Парнишка-норд немедленно обернулся к нему, видимо, веля успокоиться. Рыжий тоже не остался в долгу. Что он сказал, Морин снова не расслышал, но лицо темного эльфа перекосилось в гримасе бешенства. Мужчина невольно подумал, что мера с такой паскудной рожей сам он прирезал бы при первой возможности — исключительно ради собственной безопасности. Было в лице моряка что-то такое, от чего рука непроизвольно тянулась к ножу…

Рыжий, тем временем, досадливо сплюнул и лёгкой, словно бы пританцовывающей походкой направился от пристани куда-то вдоль берега. На миг приостановился, полоснув острым взглядом по тёмному зеву шахты и стоящему на карауле стражнику. Но тот смотрел в другую сторону, и он двинулся дальше. А Морин остался стоять на месте, прикипев взглядом к тонкой, сухощавой фигуре в темной одежде. Он узнал её обладателя. И совершенно не удивился, когда тот подхватил проходившую мимо старуху под локоть и закружил её в танце, напевая какую-то дурацкую песенку уже знакомым данмеру писклявым голоском и не обращая внимания на брань своей невольной партнёрши...

Цицерон.

Без своего дурацкого костюма и колпака с колокольцами, с лицом, отмытым от румян и белил, шут-ассасин, пока сдерживал свои безумные порывы, был почти неузнаваем. Обычный имперец, похожий на любого другого в возрасте от двадцати пяти до сорока. Даже привлекательный, пожалуй — полный комплект зубов и чистая, без оспин и шрамов физиономия уже значили немало, а Цицерон мог похвастать не только ими. Да и манера держаться была совсем иной… видимо, таким он был до того, как сошёл с ума. Морину очень повезло, что выдержки у Цицерона оказалось недостаточно, чтобы вернуться к привычному для него образу вдали от свидетелей. И вдвойне повезло, что в числе этих свидетелей оказался он сам.

Идею проследить за шутом данмер отверг сразу же — безумец или нет, слежку за собой он явно почуял и теперь будет настороже. А вот поговорить с капитаном кнорра стоило — судя по всему, Цицерон собрался бежать из Скайрима… Вопрос в том, куда — насколько помнил Морин, в воюющую провинцию никто особо не рвался. Ещё вроде бы сохранилось лишь сообщение с Солстхеймом, но это была вообще жуткая дыра, добраться до которой куда проще, чем вырваться оттуда.

Арктур новости не обрадовался. Порыв имперца немедленно бежать, "хватать и не пущщать" удалось пресечь с большим трудом. Главным образом, потому что объект для хватания надо было ещё найти. А с нахождением были сложности. Симпатии местного ярла, Скальда Старшего — а с ним и большинства данстарцев — были на стороне Ульфрика Буревестника и его повстанцев, так что с троими вояками с имперскими физиономиями и в имперском же снаряжении местные делиться новостями не торопились. Да и вообще старались не пересекаться.

Сам Морин, будучи данмером, к такому отношению со стороны нордов уже привык. Не сказать, что оно ему нравилось, но деваться все равно было некуда — с начала восстания границы Скайрима были перекрыты. Для некоторых счастливчиков делались, конечно, исключения, но бывший "лесничий" к таковым не относился — именно попытка выбраться из негостеприимной провинции едва не привела его на плаху в Хелгене. А потому приходилось тренировать выдержку, игнорируя оскорбительные шепотки за спиной, грубость и пренебрежение со стороны местных. И надеяться, что восстание в скором времени будет подавлено. Не потому что данмер симпатизировал Империи. Просто имперцы, в отличие от Братьев Бури, не планировали после своей победы вырезать всех меров, проживающих в Скайриме, как это некогда сделал незабвенный Исграмор…

Так что предложенная одним из агентов идея обратиться к ярлу, чтобы тот запретил "Морскому Шквалу" покидать Данстар "до выяснения" была заведомо обречена на провал. Более того, насколько Морин сумел разузнать о здешних порядках, была велика вероятность, что Скальд Старший не только откажет им в помощи, но и попытается так или иначе натравить на них Братьев Бури. Или придумает ещё что-нибудь — по слухам, ярл Белого Берега уже довольно давно был скорбен рассудком и с каждым годом его состояние все ухудшалось. Так что высказанное в шутку кем-то из агентов Пенитус Окулатус предположение, что, дескать, с ярла станется посодействовать Тёмному Братству только для того, чтобы напакостить имперцам было, по мнению данмера, шуткой гораздо меньше, чем наполовину.

Впрочем, можно было попробовать договориться с самим капитаном кнорра — парнишка показался Морину довольно разумным и не по годам рассудительным. Единственное, чего молодому норду, по мнению данмера, не хватало — это жёсткости в обращении с членами команды. Но это было только его мнение.

Арктур отправился договариваться с капитаном "Морского Шквала", а сам Морин решил попробовать расспросить хозяина таверны. Трактирщик, средних лет норд по имени Торинг с красными от недосыпа глазами был рад возможности обменяться слухами. А заодно пожаловаться на кошмары, мучающие жителей Данстара последние несколько недель. Впрочем, по его же словам, гостям города дурных снов опасаться не стоило — от этой напасти по какой-то причине страдали только местные.

Как оказалось, Цицерона здесь видели и не однажды. Шут появился в Данстаре зимой, сразу после праздника Новой Жизни, и даже успел стать чем-то вроде местной достопримечательности, пока не пропал куда-то примерно месяц назад. И больше он не возвращался. На вопрос о чужаках трактирщик, наморщив лоб от усердия, припомнил, что пару дней назад заходил какой-то незнакомый паренёк. Смазливый на рожу — девкам такие нравятся всегда, даром, что ростом маловат, да рыжий, как морковка. Бросив взгляд в сторону тихонько наигрывающей что-то на лютне девчонки, норд посетовал, что Карита, дочка его, как увидела его, так уже который день вздыхает, да на двери поглядывает…

— Выпороть бы дуру, — яростно натирая мокрой тряпкой столешницу, ворчал трактирщик, — не на того человека она глаз положила.

— Почему?

— Нехороший он человек, нутром чую, — Торинг поскрёб ногтём натёртые доски, оценивая качество работы, и небрежно сунул тряпку куда-то под прилавок. — Он тогда Карите-то улыбался так, что девка прямо таяла… а сам все кинжал поглаживал. И взгляд, коли в глаза заглянешь, колючий да пустой… Счастье, что заходил он один раз всего, снеди целую корзину набрал. С запасом, значит.

— А из достопримечательностей тут что есть? — данмер подвинул к нему пустую кружку и знаком попросил добавить.

Трактирщик задумчиво пожевал губами, наливая эль.

— Достопримечательности? — медленно, едва не по слогам, произнёс он. — Хм… Музей вот недавно открылся… Правда, туда не ходит никто. Был такой культ, Мифический Рассвет… Они ещё императора убили из Септимов и Кризис Обливиона вызвали… вот этот мужик, что музей открыл — Сил Весул его зовут — и решил увековечить память своих предков. Специально, говорит, по всему Тамриэлю мотался, артефакты этого культа собирал. Кое-что даже реставрировал, чтоб, значит, красивше выглядело. А по мне этакое непотребство и вовсе спалить надобно к драугровой матери…

Морин кивнул, мысленно соглашаясь с собеседником. Несмотря на то, что прошло уже два столетия, Кризис Обливиона он помнил. Хотя и не поручился бы сейчас, какие из сохранившихся воспоминаний времён смены эпох относятся к вторжению Мерунеса Дагона, а какие — к случившимся через несколько лет спустя Красному Году и аргонианскому нашествию. Слишком во многих из них лилась кровь, царил страх, пылал огонь и гибли сотнями его сородичи-данмеры…

Возможно, когда-нибудь… когда болтливый трактирщик забудет об этом разговоре, музей Мифического Рассвета действительно вспыхнет в ночи…

— А кроме музея в Данстаре есть что-нибудь необычное?

— Необычное? — Торинг задумался. — Ну… к северу от Данстара, на берегу, есть Чёрная Дверь. Все в городе знают про неё, но стараются не подходить близко. И не говорить о ней особо. Почему? Да жуткая она…

Трактирщик облокотился на прилавок и наклонился поближе к данмеру.

— Веришь или нет, — торопливо зашептал он, — но эта даэдрова дверь разговаривает! Аркеем клянусь, не вру! Я ещё мальцом был, поспорил, что подойду к ней да за кольцо дёрну…

— Дёрнул? — в ответе Морин не сомневался, но не спросить просто не смог.

Тем более что сам, будучи подростком, на спор совершал не меньшие глупости. Вроде вылазок в руины древнего даэдрического святилища, посвящённого Молагу Балу, находившиеся неподалёку от его родной деревушки…

— Если бы только это, — вздохнул Торинг. — Дёрнул меня даэдра черепушку погладить. Думал, дурак, потом храбростью перед приятелями похвастаюсь… Она, черепушка-то, из двери торчала, будто выглядывала. А на лбу — отпечаток ладони, ровно кто пятерню приложил. Вот только, чтоб такой след оставить, та пятерня должна была быть горячее кузнечного горна… Но я-то мелкий дурной был, ни о чем таком даже не думал.

— Дверь заговорила с тобой, — полуутвердительно заметил данмер.

— Заговорила, — трактирщик достал из-под прилавка вторую кружку, торопливо плеснул в неё мёда и одним глотком выпил. — Этот треклятый череп высунулся наружу и зашипел так, что я только чудом в штаны не навалил. И, может, навалил бы, если б меня от страха на месте не заморозило. Этот голос… — Торинг покачал головой и налил себе новую порцию мёда, до краёв, — он задал вопрос…

— Какой? — подобрался Морин.

Сейчас и выяснится, насколько точны были записки безумного шута…

— "Что есть величайшая иллюзия жизни?" — как-то сжавшись и понизив голос, промолвил трактирщик.

Встряхнулся, словно мокрый пёс, и неприязненно уставился на данмера. Морин в ответ достал кошелёк и выложил стопкой полдесятка септимов.

— Держи. Пусть это станет небольшой компенсацией за то, что тебе пришлось воскресить это воспоминание.

Торинг, хмыкнул и сгрёб деньги. Показал на кувшин с элем, интересуясь, не желает ли клиент добавки… клиент с удовольствием согласился. И, когда Морин сделал первый глоток, спокойно заметил:

— Нечего там было воскрешать. Я эту проклятую Дверь каждую ночь в кошмарах вижу…

Данмер с ответом не нашёлся.

Вернувшийся вскоре Арктур порадовал вестью, что с капитаном "Морского Шквала" он договорился, так что, если в Данстар не придёт другой корабль, Цицерон никуда не денется…

Ночью Морин проснулся от ощущения близкой опасности. Не открывая глаз, прислушался.

Тишина. Только чуть слышно посвистывает носом Арктур на койке у противоположной стены да из-за стены слышен негромкий, но удивительно слаженный храп ещё двоих "Зрящих".

А ещё кто-то стоит в дверном проёме и наблюдает. Кто-то, кто не испытывает к нему, Морину Уверану дружеских чувств. Мужчина рискнул слегка приоткрыть глаза, но никого не увидел — неведомый недоброжелатель, скорее всего, прикрылся заклинанием невидимости. Но данмер не сомневался, что чужое враждебное присутствие — не плод его воображения. Такое уже бывало.

Морин нарочито шумно вздохнул, повозился в постели — так, как это делает любой спящий, меняя позу для сна — и сунул руку под подушку. Туда, куда с вечера положил кинжал. Пальцы сомкнулись на прохладной рукояти, и он снова вздохнул — на этот раз, скрывая облегчение.

Хуже всего было то, что он ничего не слышал. Только чувствовал присутствие. Кем бы ни был ночной гость, двигался он удивительно бесшумно — ни шороха шагов, ни скрипа половиц, ни шелеста одежды… и ни одного, даже наилегчайшего, вздоха.

А это наводило на очень неприятные выводы о сущности визитёра. Радовало лишь, что якобы сонная возня дала Морину возможность принять более удобное положение и слегка размять вялые со сна мышцы. Только слегка, но и это было лучше, чем ничего.

Неизвестный постоял на пороге и так же неслышно прошёл в центр комнаты. Постоял… А потом двинулся к кровати, на которой лежал данмер.

Морин взвился навстречу неизвестному, перехватывая вооружённую руку… и промахнулся. Пальцы мазнули по чему-то мягкому — волосы? — и данмер рухнул на пол, придавив собой по-детски тонко взвизгнувшего убийцу. Приподнялся, не обращая внимания на вскочившего на шум Арктура…

Горящие в густом сумраке, точно раскалённые уголья глаза, длинные острые клыки… вампир. На вид — маленькая девочка лет десяти… Очень знакомая Морину маленькая девочка, о нечеловеческой сути которой ему доподлинно известно.

Бабетта.

Не раздумывая, данмер перекатился на спину, одновременно хватая вампиршу за тонкие плечики, и отшвырнул её на стену, зашипев от боли, когда острые ногти впились в предплечье левой руки, прочертив на коже глубокие борозды, тут же засочившиеся кровью. Стена от удара вздрогнула, из щелей между брусьями посыпался какой-то мусор. Бабетта мешком свалилась на пол, но тут же встала на четвереньки, по-собачьи встряхнулась… вскинула голову, резко втянув носом воздух… и вновь бросилась на Морина, целя в горло.

Данмер инстинктивно прикрылся левой рукой и заорал — уже не только от боли, но и от ярости, чувствуя мгновенно накатившую слабость, верный признак заражения. Взволнованные крики хозяев таверны за пределами комнаты, брань Арктура — на долгое мгновение все это отошло на задний план, уступая место впившимся в предплечье вампирским клыкам и почти физическому ощущению расползающейся по венам заразы. А потом кулак свободной руки врезался живот твари, заставив её подавиться и разжать челюсти.

Бабетта отскочила назад, вытерла окровавленный рот и, завопив "Помогите!" во весь голос, метнулась к выходу. Но тут же отпрыгнула — на месте, где она только что была, свистнуло лезвие меча. Не успевший подняться Морин крутанулся на месте, подсекая ей ноги, и торопливо зашарил взглядом вокруг, ища неизвестно когда оброненный кинжал. Шарахнулся в сторону, грязно выругавшись, когда над головой вновь мелькнул меч, и вновь крепко пнул вампиршу в живот — благо, та уже не пыталась напасть, бросив все силы на попытки прорваться наружу. Вновь встретив спиной стену, Бабетта обернулась к данмеру. Горящие в сумраке глаза прищурились…

В голове у Морина зазвучал тихий детский голосок, призывающий его помочь, спасти, защитить маленькую слабую девочку… Он ныл и жаловался, вонзаясь в мозг раскалённым гвоздём, вызывая желание зажмуриться и потрясти головой, вытряхивая его, словно воду, попавшую в ухо — только бы не слушать его, не поддаваться этой настойчивой требовательной мольбе. Иначе…

Данмер зарычал, борясь с наваждением, пальцы заскребли по дощатому полу… и наткнулись на обтянутую кожей рукоять. Не давая себе задуматься, что он делает, мужчина рванулся к замершей вампирше — и ударил. Стальное обоюдоострое лезвие прошило Бабетту насквозь и со стуком воткнулось в стену.

Голос стих.

В каком-то отупении Морин смотрел, как, потрескивая, осыпается на пол голубовато-серый пепел. Платье Бабетты так и осталось висеть бурой замызганной тряпкой, прибитое к стене кинжалом.

Кто-то потряс его за плечо:

— Эй, данмер! Ты в порядке?

Морин поднял глаза на спрашивающего. Арктур. С трудом разлепив непослушные губы, выдавил:

— Насколько возможно, будучи укушенным.

Глаза имперца сузились:

— Она успела тебя заразить?

— Да. Я это чувствую.

Данмер встал и зажёг свечу, чтобы рассмотреть укус. И досадливо поджал губы — разглядеть что-либо среди кровавых разводов было невозможно. Чтобы хоть что-то увидеть, раны нужно было промыть. И как можно быстрее — не хватало ещё, чтоб рана загноилась.

— Но время есть. До утра потерплю, а там… должен же в этой дыре быть хоть один целитель?

— Что тут произошло? — рявкнул Торинг, прорвавшийся мимо бойцов Пенитус Окулатус. — Что это за девочка? И… — он осёкся, увидев висящее на стене детское платьице, но договорил, — что вы с ней сделали?

Морин обернулся. Трактирщик выглядел испуганным, но настроен был явно решительно. Данмер представил, как произошедшее выглядело со стороны: двое рослых крепких мужчин остервенело били маленькую девочку с окровавленным лицом, отчаянно зовущую на помощь…

— Не было никакой девочки, — тяжело произнёс он, глядя норду прямо в глаза. — Был вампир. Старый и хитрый.

— Вампир? — переспросил разом растерявший весь запал Торинг.

Взгляд его остановился на окровавленной руке данмера, и трактирщик ахнул:

— Покусали? Карита! Карита! Живо беги к старой Фриде, у нас тут вампир на постояльца напал!

— Не стоит, — остановил его Морин. — Лучше воды согрейте да тряпок чистых найдите. А утром тогда можно будет и целителя позвать. И… есть у вас что-нибудь крепче эля?