Палитра Ремуса (гет)

Приближалось полнолуние. Уже за несколько дней до него Ремус становился дерганым, а в минуты волнения его глаза отливали золотым. Вежливый и тихий в повседневной жизни, он чувствовал, как из глубин души поднимается ярость зверя, заставляет огрызаться, ставить на место, рычать в ответ. Эту часть своей личности Ремус ненавидел.

После работы он обычно аппарировал домой, в свою лачугу, которой, благодаря небольшому жалованию уборщика, сумел придать более-менее жилой вид. Он садился за стол и тщательно записывал все, что успевал узнать за вечер, отправлял письмо Дамблдору, если было что-то важное, ужинал и шел спать. Но сегодня золото луны растекалось в его крови. Пусть еще не время, но его ноздри трепетали навстречу запахам города, слух улавливал мельчайшие отзвуки в общем гаме. И после работы Люпин, как делал частенько накануне полнолуния, отправился в паб. Обычно он предпочитал грязные и незаметные местечки, где посетителям наливали в стакан мутную разбавленную бурду и не смотрели в глаза, но сегодня в кошельке Ремуса звенело достаточно монет, чтобы пойти в заведение поприличней.

Ремус открыл тяжелую дверь, и его окатил запах полынной горечи и ржи. Он неспешно прошел к стойке, несколько посетителей потеснились и приветливо кивнули ему. Ремус улыбнулся и поздоровался в ответ. Осушив один стакан золотистого пенного напитка, он заказал второй. Волк был доволен. Ремус, кажется, тоже. Он оглядел зал в поисках свободного столика, и его чуткий нос уловил знакомый запах редакции. Нет, не редакции, духов Риты Скитер. Волк завозился в груди. Что ж, журналисты нередко назначают встречи в пабах. Интересно, кто сейчас делится информацией с Ритой? Заметив освободившееся место в углу, Ремус утроился там и, неспешно поедая рыбу с картошкой, принялся следить. Винтовая лестница вела на второй этаж, куда поднимались или откуда спускались редкие группы посетителей, предпочитавшие провести вечер в своем кругу в зарезервированном кабинете. Ждать пришлось долго, остатки картофеля на промасленной бумаге успели остыть и затвердеть, а самому Ремусу наскучило левитировать над столом пару полученных на сдачу монет, когда он наконец-то уловил знакомый стук каблучков. Рита спускалась по лестнице, а впереди нее шел, очевидно, ее собеседник. Хотя на нем была широкая мантия, а на голову накинут капюшон, скрывавший его лицо, Ремусу он показался смутно знакомым. Он потянул носом и вдохнул его запах, и тут же вцепился пальцами в стол, сдерживая зверя внутри. Пожиратель Авитус Моран. Он знал его, так как жизнь нередко толкала Ремуса на самые темные тропинки, с которых он неизменно сворачивал к свету. Они не были знакомы, просто Ремусу довелось несколько раз понаблюдать за ним — и этого ему хватило. Через большое витринное окно он смотрел, как эти двое мирно прощаются, и содрогнулся, когда Моран поцеловал руку Риты прежде, чем аппарировать. Теперь можно было идти.

Нагнать Риту было легко — она неторопливо шла, засунув руки в карманы отороченной мехом приталенной короткой мантии, видимо, обдумывая недавнюю встречу. Она вздрогнула, увидев в желтом свете фонаря Ремуса.

— Вы? Не ожидала вас здесь увидеть.

— Тот человек, с которым вы только что встречались, — с места в карьер начал Ремус, — он очень опасен.

Рита рассмеялась:

— О, поверьте, я это знаю. Большая удача, что он согласился пообщаться со мной.

— Вы не понимаете, что играете с огнем.

— Мы встретились в людном месте, я получила немного ценного материала для следующей статьи, — возразила Рита. — Не нужно донимать меня нотациями, я очень устала.

И Ремус отступил. Он смутился, покраснел и откланялся, чувствуя себя большим дураком. Опять он пошел на поводу у волка и лишь поставил себя в смешное положение.

Вечером накануне полнолуния Ремус был в редакции. Убраться на трех этажах, а затем скорее в глушь, в свою лачугу. Там обратиться, пробегать ночь по окрестностям диким безмозглым зверем — и собирать себя по частям наутро. Чуткий слух уловил имя Риты, ее снова обсуждали. Сегодня она получила проклятое письмо, хорошо, что сработала охрана редакции, и никто не пострадал. Ремус покачал головой. Зреющая луна туманила рассудок. Он взял швабру и постарался сосредоточиться на помывке пола. Взглянул на пустой Ритин стол и увидел очередное пятно зеленых чернил. Со вздохом Ремус вытащил из кармана тряпицу. Но стоило ему провести по столу, как пятно превратилось в слова: "Сегодня вечером. Малверн-Филд Роу, 8". Это послание предназначалось ему? Это ловушка? Или просьба о помощи? Не закончив работу (можно будет потом списать на полнолуние), Ремус отправился по адресу. Это место было ему незнакомо, так что пришлось аппарировать в ближайший город, а дальше расспрашивать запоздалых прохожих, которые отшатывались, заметив золотой свет в его глазах, но некоторые все же давали верные указания. Ремус потерял кучу времени, но в итоге оказался у защищенного чарами дома, стоявшего на возвышенности. К счастью, сейчас он был больше волком, и заклинания, рассчитанные на волшебников, почти не задержали его. Ремуса вел запах крови, который сопровождал Морана. Ни Ремус, ни волк не сомневались, что это была кровь его жертв. Подойдя вплотную к освещенному золотыми огоньками окну, Ремус увидел его. Теперь мантия не скрывала его объемистый живот, а капюшон — лысую голову. Он стоял в профиль, держа в руке банку, в которой трепыхалось какое-то насекомое.

— Мисс Скитер, вы совершили большую ошибку, когда решили следить за мной, — говорил Моран. — Того, что я сказал вам, — более чем достаточно. А сейчас вас не спасет даже ваша весьма специфическая анимагическая форма.

— Это мы еще посмотрим, — сказал Ремус. Заклинанием он убрал стекло и легко перемахнул через подоконник. Луна стала полной — и впервые в жизни Ремуса это произошло в исключительно подходящий момент.

Ремус очнулся и понял, что лежит на полу в незнакомой комнате, а прижавшись к нему сбоку спит Рита. Он вздрогнул, безуспешно пытаясь вспомнить прошлую ночь, но Рита не выглядела раненой, ее одежда была целой, а сон — крепким. Ремус принюхался и не ощутил запаха крови: неужели ему удалось не повредить ее и не передать свое проклятье? Тогда ему несказанно повезло. Он попытался подняться — тело привычно отозвалось болью, и он застонал, разбудив Риту.

— Что такое? Что-то болит? — спросила она обеспокоенно. Ее платиновые волосы выбились из прически и теперь свободно рассыпались по плечам.

— Все, — признался Ремус. — Где мы?

— В моей квартире. Спасибо, что пришел на помощь, — прошептала Рита.

— Могла бы и черкнуть записку заранее. Я едва успел.

Рита изучающе провела пальцем по шраму на его щеке, опустила ладонь на грудь.

— Я и не знала, каким ты можешь быть.

— Неконтролируемым и опасным, — буркнул Ремус, глядя на нее из-под полуприкрытых век. Прикосновение Риты утихомиривало боль.

— Вовсе нет! Сильным, уверенным в себе. С внутренним стержнем.

Ремус открыл глаза, в которых еще играли золотые искры:

— Не надо думать, что внутренний стержень есть только у волка.

Рита издала смешок, придвинула свое лицо к его и поцеловала в мягкие, с едва угадывающимся привкусом крови, губы. Ремус издал не то вздох, не о довольное урчание. Он по-хозяйски провел ладонями по ее спине и груди. Сам он был обнажен, на нем было накинуто лишь шерстяное одеяло, и нетерпеливыми пальцами он принялся расстегивать пуговицы на блузке Риты.

— Что случилось с Мораном? — спросил он и принялся покрывать поцелуями ее обнажившийся живот.

— Ты его прикончил. Было очень кроваво.

— Вот как, — отозвался равнодушно Ремус и властно, как подсказывал еще не угомонившийся волк, привлек ее к себе.