Последние слова (джен)

Железнодорожная станция, седьмое августа. Железнодорожная станция, седьмое августа.

Укио снова и снова повторяет эту мантру в уме. Эту гибель можно будет избегать впредь, нужно только врезать эти детали в память.

Железнодорожная станция, седьмое августа.

Он упал на колени, глядя, как его кровь заливает мостовую. Алый настолько яркий в свете садящегося солнца, что какая-то часть его помутившегося рассудка нестерпимо хочет это запечатлеть в фотографии.

Железнодорожная станция.

Кто-то кричит, и слышны звуки шагов, в то время как напавший бежит прочь с места преступления, сжимая окровавленный нож. Укио ценой очень болезненного опыта освоил азы первой помощи, и знает, что лучше бы нож оставался в нём. Что бы тебе ни нанесло глубокую рану, нельзя это извлекать самостоятельно, лучше предоставить это врачам. Что бы это ни было, оно не даёт крови вытекать свободно, будь то внутреннее кровотечение или наружнее.

Седьмое августа.

В будущих августах будет лучше просто избегать этого места в этот день, не так ли? Атакующий, вроде бы, выбрал его случайно: Укио не знал этого мужчину, и так и не смог придумать, чем он мог бы его спровоцировать.

Впрочем, не является ли последняя мысль в каком-то смысле лицемерной?

Он лежит на земле, дрожа и задыхаясь. Боль невероятная. Вокруг разлито так много крови, но главная проблема даже не в этом. Лезвие, которым его ударили, было длинным и острым, и глубоко прорезало его от низа живота до груди, рассекая органы на своём пути. Кишечник? Печень? Лёгкое? Укио недостаточно знает анатомию, чтобы понять, что сейчас горит агонией в его животе, но в этой боли есть характерная нотка, которая ясно говорит ему, что он скоро умрёт.

Вдруг ему перестаёт хватать дыхания. Он кашляет и чувствует вкус крови на губах.

Вокруг собралась толпа. Люди кричат, издают вздохи ужаса и суматошно задают вопросы, но он их уже почти не различает. Он шепчет: “Седьмое августа”, — и веки его трепещут, готовясь закрыться навсегда.

— Эй!

Высокий молодой человек прорывается сквозь толпу и встаёт на колени рядом с ним. Он… погодите.

Это Кент?

Укио чуть не рассмеялся от вида столь знакомого лица. Это Кента она выбрала в этом мире? Укио уже забыл. Что более важно, это то, что её сейчас с ним нет. Хорошо. Ей не придётся это видеть.

— Скорую уже вызвали, — говорит Кент. Он показывает на одного из зрителей неподалёку. — Я попробую надавить на твою рану, чтобы сдержать кровотечение, пока она не приедет.

Его голос ровный и спокойный. Он держится удивительно хорошо. Только бисеринки пота на его лбу показывают, насколько он напряжён.

Укио неловко вскрикивает от боли, когда Кент выполняет обещанное и надавливает ладонями на место пореза, сжимает его. Какая жалость. Теперь вся одежда Кента забрызгана кровью, и всё ради чего?

— Ты очень добр, Кент, — прохрипел Укио. — Но у меня всё равно уже нет шансов.

Глаза Кента изумлённо расширились, и он издал поражённый вздох. Вот тебе и твоё хвалёное хладнокровие!

— Я… Мы… Я тебя знаю? — Его очки сползают на кончик его носа, и он не может их поправить, так как пытается удержать остатки крови Укио внутри него. Укио внезапно осознаёт, что глаза Кента без стеклянного барьера — ещё более редкое зрелище, чем глаза Икки. Он слабо улыбается этой мысли.

— Ты… нет. Поэтому тебе нужно забыть об этом как можно скорее, настолько, насколько это возможно. Возвращайся домой, Кент. Смой эту кровь. Полей свои цветы и обними свою девушку.

Он… покраснел? Эй, Укио всего лишь сказал “обними”, даже не “поцелуй”! Укио забыл, как легко вогнать в смущение обыкновенно сурового Кента.

— Я… — Кент даже не знает, что сказать. Он лишь продолжает повторять: — Я буду держать твою рану, пока скорая не приедет.

Укио чувствует жар, несмотря на холодный вечер.

— Делай, что хочешь, — глупая ухмылка пробежала по его окровавленным губам. — Но я уже буду мёртв к тому моменту.

Удручающее предложение, но, кажется, оно прозвучало как вызов.

К восторгу Укио, Кент действительно выглядит так, как будто готов с ним поспорить. Укио ещё не забыл, как легко его взять на слабо.

К сожалению, всё погружается в тьму прежде, чем Кент успевает предоставить свои контраргументы.