Натянутый канат (джен)

«Ах, как жутко, как смело, как мило!

Бой со смертью, три минуты!»

Раскрыв в ожидании рты,

Из партера глядели уныло

Лилипуты, лилипуты —

Казалось ему с высоты.

Один из гвардейцев держал пистолет, из которого шёл голубой дымок. Он застрелил офицера.

— Собака! — сказал гвардеец. — Ты хотел убить друга народа. Я помешал этому. Да здравствует народ!

— Да здравствует народ! — поддержали его другие гвардейцы.

— Да здравствуют Три Толстяка! — закричали их противники.

Они рассыпались во все стороны и открыли пальбу в человека, который шёл по проволоке.

Держись, малыш, кажется, конец уже близок. Желтый платок старика Гийома поможет тебе найти Уго. Сразу. Там.

Тибул и сам не знал, что заставляло его идти дальше.

Пули летели мимо. Толпа ревела в восторге.

Природное упрямство? Какое-то идиотское желание победить хоть здесь? Неиссякаемая воля к жизни?

Бах! Бах!

— Мимо!

— Ура! Мимо!

Фонарь уже совсем близко. Он такой огромный, что даже в нескольких шагах слышно, как шипит в нем огонь.

У них с дядюшкой Августом есть похожий фонарь. Только поменьше. Тибул помнил, как старик весь светился от гордости, когда притащил его с базара.

— Теперь будет у нас настоящая аллюминация! — важно сказал он, поглаживая себя по животу.

Там должен быть такой маленький рычажок. Если его повернуть, огонь исчезнет.

Полосатая фигурка, в блеске фонаря ставшая чёрной, присела на зелёном кольце, повернула какой-то рычаг, что-то щёлкнуло, звякнуло — и фонарь мгновенно потух. Никто не успел сказать ни слова. Сделалось страшно темно и страшно тихо, как в сундуке.

Не видно больше толпы внизу. И не слышно тоже. От неожиданности и страха чудовище потеряло голос. Некуда больше стрелять. Каната тоже не видно. Только большие яркие звезды. До них теперь намного ближе, чем до земли. Ну что, Тибул. Последний шаг — и ты окажешься в объятиях Уго. Ты уже победил. Ты прошел эти чертовы две четверти. Вопреки всему, не словив ни одной пули. Ну, что же ты?

— Ох, ты так здорово прыгаешь на канате, — слышит он тихий доверчивый шепот маленькой Суок. — Я тоже так хочу.

— Ты тоже будешь. Обязательно. Я научу, — шепчет Тибул и целует маленькое розовое ушко в обрамлении пушистых волос. Дядюшка Август говорит, что все дети пахнут очень вкусно. Но Суок просто благоухает. Маленький солнечный ангел, случайно оказавшийся в их холостяцком балаганчике.

— Я буду тебя ждать, — серьезно говорит она каждый раз, когда Тибул уходит по делам, на встречу с Уго, за покупками. Последнее время дядюшке Августу все труднее носить тяжести, хотя торгуется он не в пример лучше. — Я буду ждать.

Спокойные звезды так близко. Вот, протяни только руку — и все закончится. Что скажешь, маленькая моя Суок? Не до тебя теперь гимнасту Тибулу.

На толстощекую Луну медленно набегает тень. Сегодня облачная ночь.

— Смотри, эта луна похожа на леденец, — серьезным шепотом по секрету сообщает ему маленькая Суок. — Помнишь, мне дядюшка Август покупал на ярмарке в прошлом году? Я бы так хотела попробовать еще такой же. Только ему не говори, а то он расстроится.

Эх, Суок, не так уж часто я покупал тебе леденцы.

Тибул вспоминает вдруг отчаянно ярко, как Суок ела пряник. Им тогда с дядюшкой Августом удалось хорошо заработать. Ярмарка удалась. Да и урожайный год тогда был. И вот, Суок бережно держит руками коричневое чудо в голубоватой глазури. Благоговейно откусывает его. Долго, задумчиво держит откусанное во рту. Улыбается. Глотает. С восторгом вглядывается в пряник и кусает еще. Незабываемая пантомима. Сосредоточенность и наслаждение. Весь мир перестал существовать для нее в ее необыкновенном занятии. Он тогда давал себе слово обязательно чаще баловать ее. Не получилось. Не успел. Суок…

Тем жарким августовским днем дядюшка Август пришел в вагончик какой-то особенно взъерошенный и угрюмый.

— Вот, — коротко бросил он и выложил на кровать маленький цветастый сверток.

— Ты не продал попону? — ничего не понимая, спросил его Тибул.

— Нет, не продал. Зато кое-что получил, — сердито выплюнул дядюшка Август и бережно развернул попону. Там безмятежно спала маленькая девочка полутора-двух лет.

— О! — только и смог ответить Тибул.

Нет, он никогда не считал дядюшку Августа монахом или отжившим свое стариком. Просто никак не мог понять, как могла повернуться рука женщины избавиться от такого ребенка. Тибулу всегда казалось, что дядюшка Август крепко разбирается в людях, и ветреным вертихвосткам нет места в его сердце.

— Да что ты смотришь? Не моя она. Но останется у нас. И никогда не спрашивай, откуда она. Это вредно для нас всех.

Только и сказал. Тибул поверил ему сразу и безоговорочно. Что-то в нем было такое, что заставляло верить. Сразу и до последнего вздоха.

— Ладно, — ответил Тибул, когда понял, что от него ждут какого-то ответа. — Ладно. — И хлопнул старика по плечу. — Чем их нужно кормить?

Нельзя сказать, что выращивание ребенка в маленьком бродячем цирковом фургончике дело очень простое. В жизни у них были и бессонные ночи, наполненные необъяснимым горьким плачем, и внезапная температура, когда весело журчащий ребенок вдруг замолкал и тихо забивался в угол. Были и съеденный корм для попугая, и безнадежно изрезанные недавно залатанные парадные трико для выступления. И даже один эпизод с едва не подожженным хвостом лошади. Из лучших побуждений. Морозным осенним вечером маленькому воробушку показалось, что лошадка замерзла. На растопку пошли афиши и масло для фонаря. Но хвост остался большей частью цел. И никто серьезно не пострадал.

Зато было еще много смеха. И нежного топота быстрых ножек. Были изумительные локоны и большие, огромные глаза, синее синего неба. Неотрывно следящие, чистым восторгом и радостью, весельем и счастьем наполнявшие беспокойную цирковую жизнь. А потом маленькая плутовка начала петь песенки, жонглировать факелами и тоже вспрыгнула на проволоку.

Это произошло совершенно внезапно. По правде говоря, Тибул и сам успел устать от настойчивых просьб:

— Научи, ну, дай и мне!

А Тибул вспоминал синяки у себя на боках, и то, как он вывихнул ногу мальчишкой, а потом хромал несколько недель. И неизменно отвечал ей в ответ:

— Еще рано. Давай позже.

А потом, во время очередной дневной тренировки — волка кормят ноги, а канатоходцев тренировки — маленькая Суок вдруг запрыгнула на канат. Идиотской идеей было привязывать его к дереву. Не следовало учить Суок лазить. Канат был подвешен слишком высоко. Не для учебных тренировок. Слишком жесткая внизу лежала земля. Слишком тонкая была веревка. Нет, Суок, стой, подожди!

Но маленькая проказница только улыбалась ему в ответ и легко, как птица, порхала на жуткой высоте над землей. Как будто была соткана из воздуха и настолько легка, что солнечные лучи запросто поддерживали ее.

После этого выступления у Тибула наверняка появились седые волосы. А дядюшка Август лишь тихо сказал ему вечером, когда девчонка мирно спала в своем гнездышке:

— А я говорил тебе. Она уже совсем выросла. Ей нужно дело.

И с того вечера маленькая хрупкая кудрявая девочка с огромными синими глазами принялась усердно тренироваться.

— Без тренировок никуда тебя вообще не пущу! Опозоришь труппу, — безапелляционно сказал ей тогда Тибул. И она тренировалась. Изо всех сил. На самом деле, особо тренировать там было уже нечего. Она все знала и так. И жонглировать умела не хуже дядюшки Августа — когда только научилась, плутовка? Так что первое выступление состоялось довольно скоро. Хуже было потом.

У Тибула замирало и екало сердце каждый раз, когда голубые глаза мечтательно распахивались, и в них начинался танец чертей.

— Знаешь, что я тут придумала! — восторженно сообщала она ему.

«Не знаю и знать не хочу», — так и хотелось отрезать в ответ. Но Тибул слишком хорошо помнил себя. И скептические замечания Гийома, и ворчание старика Августа. Дети растут слишком быстро, решил тогда про себя Тибул. Слишком.

Действительно, та история о маленьком неуклюжем пингвиненке, так неожиданно попавшем в их вагончик, закончилась слишком быстро. Нескладный малыш, который мог неожиданно заснуть посреди игры в старом кресле дядюшки Августа, который упорно игнорировал ложки, предпочитая есть любую еду руками, который так нежно и душевно целовал мягкие ушки их старой лошадки, этот ребенок куда-то стремительно исчез. И вместо него в их вагончике оказалась молодая и прекрасная девчушка. Стройная, изящная, ловкая и бесшабашная. Яркий фейерверк светящегося счастья, который Тибул бережно и осторожно держал в руке.

— Тибу-ул, — говорила ему маленькая кокетка, нараспев растягивая буквы его имени. — Тибу-ул. Знаешь, я тебя ужасно люблю.

— И я, — тихо отвечал он ей. И думал лишь о том, как бы защитить это маленькое ясное солнышко от горестей и несправедливостей всего мира.

— Балуешь ты ее, — качал головой дядюшка Август. Но и сам таял от улыбок Суок.

«Я тебя подожду, малыш, — шепнул кто-то за звездами голосом Уго. — Не волнуйся, я обязательно дождусь».

Что-то снова стукнуло и зазвенело. В тёмном куполе открылся бледный квадрат. Все увидели кусочек неба с двумя маленькими звёздочками. Потом в этот квадрат на фоне неба пролезла чёрная фигурка, и было слышно, как кто-то быстро побежал по стеклянному куполу.

Гимнаст Тибул спасся с Площади Звезды через люк.