Пути прерий неисповедимы... (джен)

В ближайший город они не поехали — Кроули помнил местного шерифа, тот был у Люца на коротком поводке, так что если кто-то из его парней попадался там, его передадут главарю живым и здоровым, зачастую даже с довеском разной степени ценности. Даже если слух о его проступке до продажного шерифа не дошел, он все ровно оставит его за решеткой до приезда Люца или кого-то из его людей. Такой уж у их вожака был порядок — прежде, чем вновь идти на дело, попавшийся должен держать ответ за промашку. В случае Кроули попасть в руки бывших сообщников значило не просто сдохнуть, а подыхать долго и мучительно. Люц знал толк в пытках, а уж его дочурка тем более — вокруг нее вечно витал запах крови и вились мухи, только саму Велз это, казалось, совершенно не смущало.

Азирафаэль выслушал рассказ о продажном шерифе с легким недоверием — в его картине мира все служители закона были честными и добропорядочными.

— Ну, не все же, в конце концов, подчиняются этому бандиту! Почему не найти хорошего полицейского и не заключить сделку? Тебя ведь ничего больше с ними не связывает, а если ты расскажешь, как найти этих, э... плохих людей, тебя помилуют, а хорошие люди смогут, наконец, вздохнуть свободно.

Кроули скривился. Его спутник был, безусловно, умен, если говорить об уме академическом, но сумма знаний, которые принято называть «жизненным опытом» и «набитыми шишками» прошли мимо него.

— Я знаю далеко не всех его ребят, Ангел, Люц предпочитал держать нас небольшими группами, как раз на случай, если кто расколется. Про соглядатаев я вообще молчу. Так что вряд ли из этого что-то выйдет, — о том, что в округе есть еще с десяток мелких банд, которые поспешат занять освободившееся место, и вздохнуть свободно хорошие люди не успеют, Кроули решил не говорить.

— Ну не можешь же ты вечно бежать от них! — взмолился Азирафаэль.

— Вечно и не придется, только добраться до Мексики. Или до Мантаны. Там меня, вроде, еще не разыскивают.

— Может, все-таки определишься? Я уважаю широту твоих познаний в географии, но при выборе направления лучше руководствоваться одним, а не двумя противоположными.

Кроули усмехнулся. За прошедшие дни у них выработались странные, даже им самим не до конца понятные взаимоотношения. С того самого дня, как Азирафаэль подлатал Кроули, все преимущество последнего в виде оружия и имиджа страшного бандита испарилось, но спутник по непонятной причине не тащил его к законникам, и даже признавал за ним право главного. Возможно, виной тому была природная мягкость, или Азирафаэль считал, что не выстоит в рукопашной схватке. Что до Кроули, то он уже несколько раз мог найти себе достаточно припасов и продолжить путь в одиночестве, но что-то удерживало его. Во-первых, люди Люца никогда не оставляли свидетелей, и на то были причины — чем дольше о нападении никто не знает, тем дальше можно уйти. Кроули всерьез опасался, что каким бы ангелочком ни казался Азирафаэль, он вполне может поднять на уши всех законников в округе. Во-вторых, путешествовать в крытой повозке в сопровождении законопослушного гражданина было куда безопаснее. Его физиономию нельзя было светить, так что в дом фермера, мимо которого они проезжали на четвертый день совместного путешествия, пошел именно Азирафаэль. Кроули с замиранием сердца вслушивался в тишину за пологом повозки, ожидая услышать осторожные шаги фермера с сыновьями, сжимавших кольцо вокруг пленника, но этого так и не произошло. Азирафаэль даже ухитрился выторговать упряжь на вторую лошадь (бегущая рядом с повозкой одинокая кобыла выглядела странно, и фермер решил было, что путник ведет ее на продажу) и отказаться от уговоров хозяйки остаться на ночь, заверив, что бандитов он не боится и с ним ничего не случится.

— Зря, — резюмировал Кроули, выслушав его рассказ, когда они уже ехали прочь от фермы.

— Что зря? Не остался, или не боюсь? — не понял Азирафаэль.

— И то и другое. Я вообще удивляюсь, как ты заехал так далеко, и еще жив и даже ни разу не ограблен?!

— Люди подобны магнитам, — начал Азирафаэль, и Кроули закатил глаза, предчувствуя очередную проповедь. — Мы притягиваем к себе то, чего желаем и чего боимся, так что страх перед бандитами нерационален, он скорее действует, как магнит. Это как в вере. Мой отец всегда говорил: «Борьба с дьяволом лишь впускает его в твои мысли, а думать надо о Боге». Истинно верующий человек должен не концентрироваться на борьбе с проявлениями зла, а сам исторгнуть их из своей жизни и помыслов, став примером для других. И тогда зло не будет иметь над ним власти. Думаю, с бандитами это работает примерно так же.

Кроули немного подумал над словами спутника и усмехнулся.

— А по-моему, тут скорее работает принцип «дуракам везет».

Собственно, это и было в-третьих: в некоторый вещах Азирафаэль был идиотом, но идиотом светлым, почти невинным и, к тому же, спасшим ему жизнь. И Кроули совершенно не хотелось, чтобы спаситель столкнулся по пути с кем-то, кто разобьет его идеалы вместе с черепушкой.

* * *

Им действительно везло. Дорога оказалась на удивление пустынной, пару раз попадались стада, отпущенные погонщиками на вольные хлеба, но встречи с их хозяевами или пастухами Кроули и Азирафаэль ухитрялись избегать. Индейцы тоже не заходили так далеко, так что даже Кроули позволил себе немного расслабиться и получать удовольствие от поездки. Насколько позволял незаживший бок и компания.

Нет, по правде сказать, к компании у него претензий практически не было, если не считать того факта, что Азирафаэль, кажется, на полном серьезе решил наставить его на путь истинный. Впрочем, эта иллюзия прошла, стоило Кроули понять, что ссылки на библию были для спутника обычным способом общения. Тот мог вплести в разговор не только библию, но и жизнеописания святых, которые, насколько Кроули помнил, у баптистов особым почетом не пользуются, а порой и вовсе мирские романы. Так уж его спутник видел мир — через призму книжных образов.

Трястись подолгу на козлах все еще было неприятно, так что большую часть времени Кроули проводил в повозке, и от нечего делать тоже взялся за первую попавшуюся книжонку. О выборе он пожалел уже через несколько минут, и дочитал скорее от скуки и из-за нежелания оставлять незаконченным любое начатое дело. На следующей же ночевке Азирафаэль полюбопытствовал о впечатлениях, и Кроули как на духу выложил все.

— Даже не знаю, кто там больший идиот — папаша, или его дочурка. Он что, за всю жизнь так и не понял, что представляют из себя его дочери? Да и лгали они, если честно, так, что их ни в один мало-мальский салун не пустили бы. А Корделия? Неужели так сложно было сказать: «Да, папочка, люблю я тебя». Столько бы проблем решилось, даже не начавшись.

— Она сказала, — возразил Азирафаэль, — В этом и есть трагедия — правитель-самодур, неспособный принять правду. Чтобы, наконец, увидеть настоящую жизнь, ему пришлось буквально пройти через Ад на земле.

— А правда так уж необходима? Кажется, именно лож частенько называют святой…

— Лишь когда она призвана огородить человека от чрезмерных страданий. Лир не страдал, когда Корделия сказала, что мужа любит не меньше отца, это лишь ударило по его самолюбию. Порой каждому из нас нужен такой удар, чтобы взглянуть на вещи под другим углом.

— Ага, или дать сестричкам повод задуматься, а не задержался ли папочка на этом свете? В чем смысл такого показного благородства? Она не могла не знать, что представляют из себя папаша и сестрички, так что должна была предвидеть, чем закончится ее выходка.

— Порой мы предпочитаем видеть в людях лишь то, что надиктовано общественным мнением и традициями, — Азирафаэль замялся, и Кроули невольно подумал, уж не на него ли спутник намекает. — В Англии всегда были очень прочны патриархальные традиции в семье, но во времена Шекспира все начало меняться, и история короля Лира стала своего рода иллюстрацией к этим изменениям и тому, что человек со старыми взглядами не сможет перейти в новый, расшатавшийся век.

Расшатавшийся? Кроули усмехнулся. Если во времена Шекспира мир считали расшатавшимся, то к настоящему времени, он, пожалуй, уже сдвинулся с места…

— Если он такой идиот, что не видит ничего дальше носа, то да, он заслужил такой конец. Но я все равно считаю, что этот шедевр — просто редкое сборище идиотов!

— Ну, знаешь ли, дорогой мой! Любая великая история — зеркало действительности, ее породившей. В жизни…

Кроули рассмеялся, закончив за Азирафаэля:

— В жизни тоже достаточно идиотов, хочешь сказать. Вот тут я готов подписаться под каждым словом.

Следующую четверть часа Азирафаэль сидел и насуплено сверлил взглядом костер. Кроули уже начал жалеть о своих словах — сам не лучше этого злосчастного Лира, знал ведь, как ангел ценит свои книжки, мог бы и восхититься для вида. Хотя, не Азирафаэль ли тут распинался по поводу правды и ударов, которые судьба обрушивает на нежелающих ее эту правду принимать? С другой стороны, не Кроули ли только что ругал героев за глупость? Да уж, идиотов в жизни действительно хватает, чему они оба — отличное доказательство.

— Думаю, ты начал не с тех книг, — прервал молчание Азирафаэль. — К счастью, у меня тут не только трагедии, так что…

Кроули со стоном откинулся на песок. Если ценой за безопасный проезд по контролируемой Люцем территории будет список обязательной литературы, то цена может оказаться слишком высока.

На следующий день Азирафаэль вручил ему еще одну книжку, на обложке которой понурый Кроули разглядел уже знакомое имя автора. Впрочем, горевал он недолго — живший в допотопно-раскаченном веке англичанин, как оказалось, мог быть не только нудным, но и остроумным. На сей раз обсуждение у костра прошло куда живее, хотя и здесь не обошлось без споров. Ангел, к его удивлению, не обиделся, а принялся методично доказывать его неправоту. Они проспорили до глубокой ночи, так ничего друг другу не доказав, но сам процесс оказался на удивление увлекательным.

Засыпая, Кроули с горечью подумал, что встреться ему Азирафаэль или кто-то подобный пару лет назад, до того, как в его жизни появилась фигура Люца, все могло бы сложиться совсем по-другому...