Ночь для оперы и всего остального (джен)

Именно в руках людей, как подозревал Дамаск,

лежало мирское будущее всей Галактики.

Дарт Плэгас

Занимая своё место в ложе, чагрианин кинул любопытный взгляд на пару впереди. Вице-канцлер Мас Амедда был амбициозным политиком со стремлением к порядку, граничившим с одержимостью. Сегодня между канцлером и его помощницей ощущалось какое-то неопределённое напряжение, но Амедде хватало ума не пытаться разгадать причину.

Лишь недавно Палпатин ему кое-что рассказал, нечто настолько невероятное и поразительное, что Амедда тут же бросил все свои планы манипулировать им как он манипулировал Валорумом. Это человек… был другим. Совсем другим. Кем-то очень опасным.

Тем судьбоносным вечером Мас Амедда говорил быстро, но сказанное им Палпатина вполне удовлетворило. Таким образом, Амедда прочно закрепил за собой место в будущей иерархии. Он был виртуозно хитёр и с лёгкостью справлялся со своей многоплановой ролью в Сенате, блокируя ходы противников многословным протоколом и малоизвестными процедурами. Политический тандем Амедды и Палпатина был настолько успешен, что мог показаться спланированным заранее. «А может, так и было?» — подумал Амедда.

Его собственная карьера в Сенате началась ещё до того, как на Корусантскую сцену вышел Палпатин. Амедду чуть ли не головастиком начали готовить в сенаторы Чампалы. Увидев своими глазами прожорливую, управляемую слухами и сплетнями обитель республиканских сенаторов, Амедда решил, что это — его шанс вернуть порядок в коррумпированную систему и задать Республике верный курс.

Собственно, так он и познакомился с будущим Верховным канцлером. Загадочный человек. Это произошло на официальном приёме в честь сенаторов, впервые почтивших своим присутствием планету-город, и тогда для Аммеды эта встреча была случайностью. Мысленно возвращаясь к ней, он уже не мог с уверенностью сказать, была ли она случайной и для его лидера.

— Сенатор Мас Амедда? — сказал кто-то. Мужской голос, тоньше тех, к которым он привык, тон нервный. Лицо оказалось незнакомым: седеющие рыжие волосы, выступающий вперёд нос, лицо узкое, но открытое и дружелюбное. Невысокий, но сухощавый и с хорошей осанкой. В общем, не представляет угрозы.

Амедда расслабился и, вздохнув, убрал сенсор питательных веществ обратно в карман. Сладкие закуски, как всегда, были неаппетитными и вредными для здоровья. Вероятно, если бы он мог ощущать вкус пищи, то понял бы, почему тут так много грузных сенаторов. Этот, правда, не был грузным — либо новенький, либо беспокоится о своём внешнем виде.

— Я могу вам чем-то помочь? — наконец, спросил он, отмечая, как тревожно подрагивают перед ним руки его собеседника.

— Да, конечно! Прошу простить меня, если я прервал вашу трапезу. Дело в том, что в последние свои дни сенатор Видар Ким, пусть земля ему будет пухом, часто вас вспоминал, и, увидев вас, я… — Он сделал неопределённый жест рукой. — На Набу многие восхищаются вашей прямотой и честностью в политических делах.

Набу. Любопытно. Значит, это новый сенатор самодержавной планеты Набу. Как его там?

— Сенатор… Палтин? — проговорил он медленно.

Неужели этот человек покраснел от смущения?

— Палпатин, и можно без «сенатор», — добавил он быстро и слегка поклонился. — Для меня честь встретить такого достойного человека, как вы.

Амедда натянуто улыбнулся; ему невольно было приятно проявление уважения. Мало кто из людей так с ним разговаривал. Этот сенатор из Среднего Кольца пока не сталкивался с невежеством Корусантских выскочек. Он ещё был не испорчен, прямо дуновение свежего ветерка. По этой причине Амедда почувствовал ответный прилив тёплых чувств.

— Взаимно, — прогудел он своим низким голосом. — Приятно увидеть новоприбывших сенаторов, прежде чем они станут частью… этого. — Он обвёл рукой окружающую их толчею: живую массу из поглощающих пищу, смеющихся и сплетничающих сенаторов и их помощников.

Палпатин смотрел на них, широко раскрыв глаза.

— Признаться, я не был готов к такой… невоздержанности. — Он быстро перевёл взгляд обратно на лицо чагрианина, словно опасаясь, что мог обидеть более опытного сенатора.

Вот уж совсем наоборот.

— Невоздержанность — самое верное определение, сенатор, — прорычал Амедда. — Это то, с чем я сражаюсь каждый день: счастливый и разжиревший Сенат, которому плевать на закон и порядок. Всё, что их беспокоит, это их зарплата и развлечения.

Палпатин улыбнулся.

— Да, ну что ж, я пока многого не знаю, но мне бы хотелось поговорить об этом ещё, если у вас будет время. Вы действительно весьма прямолинейны, как мне и рассказывал мой старый друг. — Его улыбка была тёплой, искренней и заразительной.

Этот человек нравился Амедде всё больше и больше, даже несмотря на его робость. Кроме того, ему бы пригодился здравомыслящий и не слишком самоуверенный союзник в Среднем Кольце. Сама судьба свела его вместе с этим скромнягой, и он уже с нетерпением ожидал, когда появится возможность использовать новые кадры.

— Не хотите пройтись, сенатор Палпатин? — предложил он. — Мне здесь делать нечего.

— Как и мне. — Палпатин посмотрел на него и приподнял бровь, присматриваясь к своему высокорослому собеседнику; вместе они двинулись по направлению к балконной дорожке, где было поменьше народу. Его голос становился глубже по мере того, как они говорили, нервозность уступала место лёгкости и взаимопониманию. Голос этого человека вызывал мысли об уважении и дружбе. И подстёгивал воображение. Той ночью они говорили о многих вещах: о разваливающемся Сенате, о раздорах между фракциями, о пренебрежении законами… разговор длился и длился. Новый сенатор охотно и непринуждённо соглашался с его политическими взглядами, которые, оказывается, у них полностью совпадали.

Но Палпатин рассказал не всё, до последнего скрывая свою истинную сущность. Каким наивным был сенатор Чампалы, когда думал, что сможет контролировать этого исключительного человека. Вместо этого, Палпатин открыл ему свой план по объединению Республики после войны в единый упорядоченный орган — Империю. Одним ударом он собирался положить конец и коррупции в Сенате, и гражданской войне. Палпатину это было по силам, и Амедда скорее проклял бы своих будущих головастиков, чем упустил такую возможность.

Палпатин, и правда, был единственным, кто имел хоть какой-то шанс объединить под своей властью Сенат. Амедда никогда не считал себя подходящим на эту роль. Прежде всего, он был связан с Фракцией Кольца, а это означало, что Центральные Миры никогда его не поддержат. По этой причине он не баллотировался в канцлеры после смещения Валорума. Палпатин же всегда держал свои взгляды в тайне и не завязал дружественных отношений ни с одной из фракций.

Он так хорошо играл всеми. После выборов Фракция Кольца пребывала в полной уверенности, что из этого благонамеренного и мягкого человека, да ещё находящегося в таком выгодном положении, выйдет отличная марионетка. Кандидатуру Палпатина выдвинул Орн Фри Таа, ни секунды не сомневавшийся в своей способности подталкивать новоявленного канцлера в нужном направлении. Амедда фыркнул, вспомнив день, когда Палпатин в первый раз встал на сторону Центральных Миров. Дело касалось таможенных сборов, и глаза Таа чуть не вылезли из орбит на его жирном лице.

Амедда тогда лишь улыбнулся. Наконец появился Верховный канцлер, давший отпор тем, кто пытался им управлять. Появился человек, который взял «быка за рога» в своём стремлении вернуть Республику на путь истинный и убрал со своего пути прихлебателей и идиотов. Именно Таа номинировал Амедду на место Вице-канцлера, но тот не чувствовал себя обязанным. Из-за этого тви'лека и ему подобных у Сената была такая плохая репутация. Звезда Орн Фри Таа закатилась в ту минуту, когда он обратил внимание общества на Палпатина.

Конечно, подумал Амедда, обманут был не только Таа. Сам он считал Палпатина мягким лидером, человеком с хорошими намерениями и сильным внутренним стрежнем, но при этом не способным протолкнуть свои задумки через сенатское болото. Амедда решил, что будет подсказывать Палпатину верное направление. Он подавал канцлеру идеи, и тот принимал это как должное.

Это были прекрасные отношения, пока не стало понятно, что они поддельные. Пока Палпатин практически прямым текстом не заявил ему, что не позволит собой манипулировать. Пока Палпатин не рассказал ему о своих планах. И Амедда сразу перешёл на его сторону. Он не был жаден — чагрианам это вообще несвойственно — но амбициозен, и он присмотрел себе место в Новом Мире. Место, рядом с которым не будет жирных республиканских Орн Фри Таа.

Кто-то толкнул его в плечо, и, подняв глаза, он увидел Сейта Пестажа. Этот тип ни у кого не вызывал тёплых чувств, да и редко когда пытался кому-либо понравиться. Амедду он не любил и не доверял ему, что того совершенно не беспокоило. Безмозглый фанатик и подхалим без каких-либо принципов, кроме этого его предубеждения против других рас. Но он обладал отличными шпионскими навыками, поэтому Палпатин и держал его при себе. Другой причины быть просто не могло.

Пестаж снова толкнул его.

— Что? — проворчал Амедда, убирая руку и откидываясь на спинку кресла.

— Только что звонил ваш заместитель в Сенате, — как-то глумливо проговорил Пестаж. Он почти никогда не разговаривал нормально. Он глумился, хитрил, рычал и шипел. Леторны Амедды напряглись от омерзения.

— И? — ответил он, наконец.

— По поводу сделки на Хайдиан Вэй Кастомс, что у Чапалы. Она провалилась. — Амедда нахмурился. Змеиные глаза Пестажа смеялись над ним. Забавно, что у человека с таким количеством расовых предрассудков было так много животных черт. — Он хочет, чтобы вы сегодня же явились на место встречи.

— Сегодня? — удивился Амедда. — Он знает, что я с канцлером.

Пестаж выглядел чрезвычайно довольным собой, его мелкие жёлтые зубы сверкнули в темноте.

— Да, но я пообещал ему, что вы там будете. Канцлер в вас больше не нуждается.

«Что это значит?» — Амедда гневно поглядел на мерзкого человечка, раздражённо высовывая и втягивая обратно свой длинный чёрный язык. Как надоели эти театральные угрозы и инсинуации. Давно нужно было посоветовать Палпатину от него избавиться. Слишком поздно, теперь придётся терпеть мерзавца. Тихим голосом, который, как он надеялся, Палпатин не услышит, он ответил:

— Я уйду, когда об этом попросит канцлер, а ты закрой рот, лакей. Я — вице-канцлер. Не тебе указывать мне, куда идти.

— Пока что, — ухмыльнулся Пестаж. Он обожал показывать, как близок к канцлеру, как многое знает из того, что другим неизвестно. Чагрианин сомневался, что тот знал так много, как думал, но не отреагировал на очевидную провокацию. Тем не менее, поднеся когтистую руку прямо к лицу Пестажа, он сжал её, и тот опасливо отступил. Моя очередь ухмыляться.

Он отвернулся как раз вовремя, чтобы заметить, как Палпатин кивает и улыбается чему-то в оперном представлении. Сейчас он выглядел абсолютно безобидным в этом своём кресле. Лишь Амедда и несколько других имели отдалённое представление о том, на что он способен. «И, — подумал Амедда, — вероятно, даже мы видели только верхушку айсберга».