Два плюс один (гет)

Наверное, именно так наркоманы ощущают ломку, именно это они испытывают. Первые дни без Лили были странными. Жизнь будто проходила мимо, а я наблюдал за ней со стороны. Я все также ходил на уроки, отвечал на вопросы учителей, делал домашние задания, но немногим отличался от робота с заданной программой. Вернее, даже не робот, а просто механическая кукла, у которой никак не кончится завод. И лишь потом я начал осознавать, что сделал. Да, я разрушил нашу дружбу своими руками. Одно слово, которое уничтожило, перечеркнуло все, что было до этого.

Тогда у меня не хватало жизненного опыта, чтобы задаться вопросом — была ли вообще эта дружба, раз так быстро и просто она рассыпалась в прах. А теперь слишком много всего произошло, и я никогда не узнаю на него ответ.

Спасаясь от одиночества, я стал учиться еще прилежнее. Родители, наверное, гордились бы мной, если бы им вообще было до меня дело. Я миллион раз спрашивал себя, для кого я учусь, и столько же раз не находил ответа. У меня не было цели, мечты, планов, да и просто желаний. У меня не было ничего, ради чего стоило бы жить, поэтому неудивительно, что вскоре моя жизнь превратилась в существование.

Даже получение стипендии на обучение — и то прошло практически незамеченным. Так странно — ведь это был единственный шанс для меня получить приличное образование, но и на это мне было плевать. Мама плакала, собирая мои скромные пожитки, отец ругался, твердил, что я должен думать о том, как принести деньги в дом, а не о бесполезной учебе. А мне было все равно. Единственное, что меня волновало — получила ли Лили мою записку и прочитала ли ее.

Я, конечно, не удержался — просто не мог уехать в Лондон, не попрощавшись с ней и не сообщив ей свой новый адрес. Однако ни говорить со мной, ни видеть меня она не хотела — поэтому мне пришлось написать ей. Так странно — жить на соседних улицах и отправлять друг другу письма, но, тем не менее, я сделал это, хоть и абсолютно не рассчитывал на ответ…

Меня ждал Лондон, колледж и все та же серая жизнь. Обычно таких перемен все ждут с нетерпением, а я просто плыл по течению, пока не раздался стук в дверь.

Честно скажу, день тогда выдался мерзопакостный — с самого утра лил дождь, большая часть занятий была посвящена нуднейшей лабораторной, а остальное время занято историей и прочей никому не нужной лабудой. Неудивительно, что вернулся я в свою комнату в кампусе рано — хотелось просто забраться в кресло с чашкой чая и книгой, закутать ноги в плед, и так провести весь вечер — я лишь надеялся, что сосед останется у друзей или где-то еще.

Не могу сказать, что мне было комфортно жить дома, но почти за два года учебы я так и не привык делить комнату с соседом, хотя, признаться честно, он был еще и не самым худшим вариантом из всех. Меня удивляло, что колледж ничем не отличается от школы. Казалось бы, те, кто туда пришел учиться — или сдали сложные экзамены, или платили большие деньги. Это был наш шанс получить нормальное образование — вот только почему-то лишь единицы хотели знаний, остальные будто отбывали повинность — им было все равно. Они не слушали преподавателей, не делали домашние задания, пропускали лекции, не ходили в библиотеку — словом, вели себя как мои одноклассники, которых я за это презирал.

В тот вечер мне не повезло — сосед был в комнате и никуда не собирался. Я уже приготовился провести вечер под его бесконечное нытье, когда в дверь постучали — на пороге стоял наш однокурсник, насколько мне было видно со своего места. Он просунулся в дверь и, видимо, считая меня глухим, закричал: “Снейп, там тебя девушка какая-то ищет”. Вид у него, надо заметить, был сильно озадаченный. Впрочем, и я, наверное, выглядел не лучше после его сообщения.

На улице стояла Лили — ее рыжие волосы были мокрыми, с них капала вода. Да и вообще, вряд ли на ней было хоть что-то сухое из одежды. Она мелко стучала зубами на промозглом осеннем ветру и явно провела на улице уже не один час.

— Привет! — она смущенно улыбнулась и попыталась по привычке поправить прическу, но, коснувшись мокрых прядей, потерявших всякую форму, опустила руки.

Я смотрел на нее во все глаза и не мог вымолвить ни слова. Она совсем не изменилась с нашей последней встречи — внешне, а вот внутренне… Тогда она не хотела и смотреть в мою сторону, сейчас же она первая ко мне пришла.

— Ты не занят? Можно у тебя спрятаться от дождя? — неловкость между нами, казалось, можно было пощупать руками. Я продолжал молчать, она — смотреть на меня во все глаза.

Что я мог сделать в той ситуации? Ответ очевиден — только кивнуть и посторониться, пропуская Лили внутрь.

Мы прошли в мою комнату, оставляя за собой влажные следы на недавно вымытом полу. Сосед проявил редкую тактичность, быстро собрав какие-то вещи и исчезнув с наших глаз. Я нашел в шкафу чистую одежду и полотенца и отправил Лили в душ, сам же принялся заваривать чай. Руки двигались словно на автомате, но мыслями я был где-то далеко. Как бы банально это ни звучало, происходящее слишком напоминало сон, но я боялся ущипнуть себя, потому что был рад ее визиту, даже если это и не было явью.

Из ванной доносился шум воды, на столе громко кипел чайник, выпуская к потолку тонкие струйки пара, которые, едва успев подняться на полметра, оседали на стекле легким туманом, будто еще больше отгораживая мой маленький мир от реальности. В какой-то момент мне даже захотелось зажечь свечи — они лежали в шкафу на случай отключения света — чтобы создать хоть какое-то подобие романтики. Но я, естественно, этого не сделал.

Лили осталась у меня на ночь. Мы разговаривали, вспоминали прошлое, аккуратно обходя тот инцидент, из-за которого мы расстались. Потом я читал вслух книгу и перебирал ее еще влажные волосы, а она лежала у меня на коленях — прямо как в детстве. Тогда я впервые понял, почему некоторым так не хочется взрослеть — я бы тоже теперь не променял то время ни на какие сокровища мира.

А потом мы целовались — долго и нежно, наверное, даже страстно. Это было важнее, чем дышать, важнее целого мира. Мы так и уснули, практически в обнимку, на моей кровати, при свете ночника — за что бы нам непременно влетело, будь мы у нее дома. Но теперь нас ругать было некому, а мы сами, естественно, не чувствовали угрызений совести. Ни по какому поводу.

И мы не собирались останавливаться.