Десятая Арка (джен)

По обыкновению сидя в ванной, Гарри честно попытался сделать выводы. Как ни странно, один из них оказался совершенно неожиданным — магия гораздо лучше даётся на интуитивном уровне. Раньше он всегда считал, что нужно выучить всего побольше, тщательно думать, когда и что применить, но этот подход слабо действовал. Вот и сегодня, когда он реагировал инстинктивно, не размышляя, магия лилась свободным потоком, охотно принимая нужную форму. "Конечно, — размышлял Гарри,— что-то действительно сложное и стоящее от балды не наколдуешь, но простые заклятия легко. Главное, чтобы они стали частью тебя, как дыхание. И даже сложные нет смысла заучивать, нужно понять. Как когда-то основы физики в начальной школе. Сегодня я даже заклятие не применил, просто отчаянно хотел иметь защиту. И получилось же! Щит появился без всякого заклятия, просто вынырнул из пространства. Возможно все не так сложно..." Его размышления прервала Женеевна — книззл довольно шумно принялась царапать косяк двери.

— Ну знаешь! — возмутился Гарри, — в этом доме немало вещей, которые можно портить с чистой совестью. Так зачем же гадить дверной проем?

Новое утро, новое пробуждение. Ему уже не приходилось вспоминать как и почему он сдесь оказался. Гарри вздохнул, досчитал до десяти и сполз с кровати. Почему-то он неизменно просыпался рано, когда косые лучи восходящего солнца только начинали пробираться в комнату между штор.

На кухне обычный бардак дополнялся остатками вчерашнего каминного бедствия. Волшебные часы мирно тикали в углу, Гарри порылся в холодильнике, удовольствовался куском колбасы с хлебом и вышел во двор. Наверное глупо, но ему было скучно, так же, как когда-то на Тисовой улице в маленькой тесной комнате. Он определённо устал от всего здесь, и в первую очередь от себя. Странное ощущения, что чья-то недобрая рука поменяла уровень сложности в игре с нулевого на екстремальный, не покидало его. Чужой мир, непонятные игры, непонятные планы. Он обхватил плечи руками и посмотрел на розовый рассвет ничем не отличающийся от рассветов его мира. Вместо знаний он обладал лишь сомнительным багажом собственных спутанных эмоций. Теперь он не беспокоился о собственной персоне, его волновали последствия. Вломиться в чужую реальность оказалось легко, но вот как не разрушить её? Проклятая Арка. Но нет, Арка ли? Он сам привязал себя к ней, полетел мотыльком на блеск огня. А огонь не будь дурак мигом сжег крылышки. Холодно, холод поднимался откуда-то изнутри, и мантия не грела. Кто ты, Гарри? Мальчик без прошлого, просто мальчик.

— О, ты так рано встала дорогая! Хочешь позавтракать? — он вяло обернулся и фальшиво заулыбался миссис Уизли.

В это время Рина меряла комнату Герберта беспокойными шагами, рассеянно крутя палочку в руках. Её друг сидел в кресле, но поза выдавала напряжение.

— Я не узнаю её, Герб. Словно два разных человека, понимаешь? — он нахмурился и вздохнул

— Последствия...

— Оказались чрезмерно скверными! — Рина резко перебила друга

— Признаю, все оказалось гораздо хуже, чем мы ожидали. И самое главное, вначале её рассудок был ясным, а потом её словно подменили. Как пятилетняя девочка, право же. Инфантильная, нервная, потерянная... И когда она стала такой?

— В дырявом котле, чтоб его! Я приехала за ней и сразу заприметила некоторые странности. Как будто тролль из-за угла её огрел

— Нужно набраться терпения. Знаю, не смотри так на меня, времени в обрез, но какие у нас варианты?

— Чшшш, я слышу шаги — они одновременно повернулись к двери

В дверной проем протиснулась взьерошенная шевелюра Джо. Девушка вяло ухмыльнулась, её лицо казалось несколько бледным и отечным. Рина беспокийно оглядела сестру, но та лишь успокоительно махнула рукой.

— Мы нашли интерес-ауу-ную книжицу, стоит посмотреть, — близняшка подмигнула и выскользнула в коридор.

Герберт хищно прищурился ей вслед — что-что, а жажду познания из него было выбить невозможно.

Гарри с трудом затолкал в себя пищу и поднялся наверх за учебниками. Уныние никуда не исчезло, каменной глыбой лёжа на сознании. Секунду поразмыслив он извлек кусачаю книжищу и поплелся в сад. Приняв порцию жертвенной крови, она резко распахнулась на середине. "Стихийная магия" — гласили буквы раздела. Гарри заинтригованно уткнулся в страницы.

Вода, такая удивительная субстанция. Колыбель жизни, дарующая вечное обновление, родной дом для миллиардов живых существ. Податливая, изменчивая, мягкая, прозрачно-синяя и зелёная в лучах солнца, вездесущая, совершенная в своей простоте. Такая нежная и такая смертоносная. Разрушительная, неудержимая, безжалостная, невероятно могущественная. Скромная капелька и много метровая стена безумного цунами. Разрушительница и созидательница, мягкость точащая камни. Жизнь и смерть слившиеся воедино. Картина жила своей жизнью, притягивая взгляд. Безмятяжное море заволновалось, заворочалось разбуженным зверем, сердито фыркнуло бурунами. Человеческая фигурка на одиноким камне посреди моря казалось невероятно хрупкой. Волны тянулись к человеку рвными пенными языками. Человек грациозно присел, его светлые волосы шевелил ветер. Его лицо казалось таким умиротворенным, таким счастливым... Он протянул руки к воде, и она, вопреки всякой логике, потянулась к нему. Взобралась гибкой текучей лианой, заскользила по его плечам. Мужчина легко спрыгнул с камня, подхваченный волной, и зашагал по беспокойной поверхности моря. Он шёл, будто танцуя, манил море пальцами, и оно откликалось, тянулось к нему.

Гарри только сейчас заметил, что сердце учащенно беспокойно бьётся. Он с огромным трудом оторвался от иллюстрации. Никогда прежде ему не встречались столь завораживающие, столь пугающе реалистичные изображения. Колдографии и близко не стояли к странной живой картине. Мужчине из книги поддавалась вода, она любила его, она была его частью, или он был её. Непостижимое, потрясающее колдовство. Самое обидное, что никаких особенных пояснений к этому изображению не прилагалось, словно читатель должен был догадаться сам. На следующей странице располагалась не менее прекрасная и подробная иллюстрация — колдунья танцующая в вихрях ветра. Хрупкая тоненькая женщина смеялась и взлетала все выше, её серые глаза горели почти безумным огнём. Наслаждение с привкусом безумия, так даже точнее.

"Одни из могущественнейших созданий в истории магии. Непредсказуемые, неконтролируемые, равнодушные к правилам и запретам, своенравные, полные олицетворения своих стихий. " — гласили скупые строчки. Такой сухой текст и такие полные чувственности иллюстрации. Странный контраст.

Он все еще не мог понять, почему в истории магического общества как правило о них нигде не встречалась ни слова,словно их никогда не существовало вовсе, словно они были всего лишь красивыми сказками, или легендами, или мифами и не более того. Скрыли потому, что они были слишком опасными и злыми? Но какая разница, ведь это лишь далекое прошлое. Тем более, как он смог понять, этот дар или появлялся с рождения, или отсутствовал. Научиться подобной магии невозможно. Так зачем же? Гарри пролистнул страницы, но запись обрывалась. Возникло ощущение, что было выдрано как минимум три листа. Он машинально дернул за край листа, но книга проявила свирепый нрав. Захлопнувшись фолиант яростно ударил его по пальцам, и отскочил в сторону.

— Ну тише ты, подумаешь дернул немного,— Гарри примирительно поднял руки ладонями вверх

Но похоже оскорбленная книга решила объявить ему бойкот, наотрез не желая принимать даже кровь. Он покрутил её так и сяк, вздохнул и отложил. Почему-то записи о стихийных магах впечатлили его неожиданно сильно. Особенно живые иллюстрации. Как это, ощущать стихии как самого себя, сливаться с ними в одно целое, прикасаться к ним. К сожалению на уцелевших страницах больше не было никаких записей. Гарри долго думал кто же смог вырвать из строптивой книги сразу несколько листов. Наверняка Гвен тоже могла это сделать, но зачем? Гарри немного грустно улыбнулся — его представления о магии стремительно изменялись. Когда-то пределом могущества ему казались уровни Дамблдора и, увы, Волдеморта. Тот эпизод в Министерстве был примером очень мощного колдовства, невербального. Но если существовали такие маги, то даже великие волшебники современности были слабыми на их фоне. Сам не зная зачем, Гарри поднялся наверх. Ни Рины, ни Герберта видно не было, поэтому он мог спокойно порыться в вещах Гвен. Он раскрыл её старый объёмный чемодан, выдвинул ящики тумбочки. В основном ученические принадлежности, учебники и книги сомнительного содержания. Совсем нет личных милых безделушек, украшений, сувениров. Несколько странно для шестнадцатилетней девочки подростка. Вероятно, как он понял из обрывков разговоров, это были далеко не все неё вещи и далеко не самые ценные. Он пролистал толстый ежедневник в серой кожаной обложке. Ничего. Обычные школьные записи. Приметки к заданиям преподавателей, написанные размашистым твердым почерком. Гарри вздохнул — её записи по поводу зельеварения живо напомнили незабвенного Снейпа. Любопытно, как мрачный профессор относится к Гвен Поттер. Неужели так же, как и к нему в его настоящей реальности. Гарри фыркнул и отложил ежедневник. Неожиданно он заметил маленькую невзрачную шкатулку. Он осторожно покрутил её в руках, не обнаружив никакого замочного отверстия или защелок. Наверняка защищена какими-то чарами, и он их разумеется не знает. Внезапно реальность вокруг закружилась и померкла, он потерял равновесие, к счастью упав на кровать.

Осторожное движение по невидимому контуру древней руны. Её изящное плетение необходимо повторить в точности, плавно, неспешно. Лёгкое нажатие в конце и невидимая крышка с щелчком откидывается назад.

Гарри вздрогнул, открыв глаза. Потолок слегка кружился, но в целом все было сносно. До этого случая ему ни разу не приходилось отключаться и погружаться в её память без зелья, просто на ровном месте. Он осторожно сел и взял в руки шкатулку. Несмотря на сложность символа, Гарри не сомневался, что сможет его повторить, ведь он намертво прописался в её памяти. Тело помнило, а значит он сможет воспользоваться этой информацией. Он бережно провёл пальцем по шершавой древесине. После нажатия шкатулка раскрылась, как и в видении. На потертом чёрном бархате лежал потускневший серебряный медальон. Гарри осторожно и немного пугливо прикоснулся к нему. Ничего. Тогда он переложил его на ладонь и поднес поближе к глазам. Незатейлевый такой, даже грубый, с простым геометрическим орнаментом, с массивной плетеной цепочкой. Через пять минут Гарри досадливо вздохнул, ведь медальон также не пожелал открываться. Он даже понадеялся на видение, но ничего не произошло.

Уф, — он смутился от собственной глупости — на обратной стороне медальона было маленькое углубление.

Когда его ноготь случайно задел углубление, медальон раскрылся. Маленькая фотография Лили Поттер и больше ничего. Сердце Гарри учащенно забилось, пальцы неожиданно задрожали. Неужели она таки помнит о маме и любит её? Фотография была маггловская, неподвижная. Здесь Лили Поттер была ещё совсем юной, почти девочкой. Ему захотелось посмотреть на фото поближе. Гарри осторожно попытался извлечь фотографию.

Но его ожидало новое потрясение — под фото Лили находилось другое изображение. Чёрные длинные волосы, бледная кожа, темно-зеленые глаза. Вначале ему показалось, что это сама Гвен. Но ошибка быстро рассеялась. Женщина на изображение была старше, но даже не это бросались в глаза. Ее точеные черты могли бы принадлежать светской красавице, но резкий изгиб бровей, твердость в линии подбородка, а самое главное выражение глаз разбивали иллюзию хрупкой красоты. Почему-то от её холодного уверенного взгляда внутри что-то сжималось. Умная, опасная и безжалостная, наверняка сильный маг — подумалось ему. Но почему же её лицо так похоже на лицо Гвен? Как ни странно отмечалось и некоторое сходство с Лили, но оно перечеркивалось слишком разными взглядами и выражениями лиц. Скорее в Гвен можно было уловить черты обеих женщин. Внизу, на малахитовой пластине была выгравирована какая-то надпись. Вначале Гарри показалось, что это непонятный чужой язык, но неожиданно разглядел два слова — Даркнесс Перевелл. Перевелл — что-то странно знакомое было в этой фамилии. Новое резкое головокружение, новые хаотичные картинки перед глазами. Жёлтый пергамент, витиеватые буквы фамилий и имён, тонкие пунктирные линии, соединяющие их. Фамилия Перевелл, несколько разных имён, но нет имени Даркнесс. Пунктирная линия тянется вверх, к фамилии Поттер. Фамилии рода Поттер приводят к имени её отца, их отца точнее, Джеймса Поттера.

Он вздрогнул и открыл глаза. Неужели женщина из медальона предок рода Поттеров? Но ведь её имении не было на родовом гобелене. Но надпись на миниатюре говорила про обратное. Почему же её нет? Он закусил нижнюю губу, рассеяно соображая. Внезапно его одарила догадка, сразившая Гарри наповал. Её убрали как и Сириуса из фамильного дерева, убрали как не достойную. Сириуса убрали как предателя и дурного сына, а Даркнесс Пёревелл как... стихийного мага. Откуда пришла уверенность, он объяснить не мог. Возможно, так причудливо дала о себе знать память самой Гвен, одарив непрямой догадкой. Невероятно. Значит, в роду его отца присутствовал стихийный маг, вычеркнутый из памяти и забытый. А отголоски его силы до сих пор присутствуют в последних магах из рода Поттеров. Почему-то в горле собрался странный ком. Как в тумане Гарри сложил вещи обратно и уставился в пространство невидящим взглядом. В гулкой пустоте образы и догадки мелькали рваными обрывками. Гибель его родителей, попытка убить его во младенчестве, шрам, пророчество. Пророчество. Глупая случайность, убившая его семью. Равный ему, равный Волдеморту, опасный противник. Но он никогда не был сильным, никогда. Обычный заурядный маг, не самый слабый, но совсем не угроза темному лорду. Но если Трелони предсказывала совсем другого ребёнка? Могущественного потомка женщины с холодными зелеными глазами. Но прорицательница ошиблась и вместо сверхчародея родился самый обыкновенный мальчик. То есть он. Сердце гулко стучало в груди, липкими стали пальцы. Все спуталось. Всплыл извечный вопрос — как он выжил? Ответ был известен, ведь его мама принесла свою жизнь в жертву ради него, Гарри. Тебя спасла самая великая из сил, Гарри — слова директора зазвенели в памяти. Но Дамблдор никогда не говорил, что в предках Поттеров значится стихийный маг, что возможно именно отблески его силы сыграли злую шутку и сделали Гарри объектом пророчества Трелони. Хотя можно подумать, что Дамблдор знает все на свете. Да и какая разница? Но как тогда Гвен узнала о Даркнесс? Он запутался, совершенно потерявшись в потоке сбивчивых мыслей. Гарри и сам не знал его ли это сомнения и догадки, либо только отблески её памяти и знаний. В первый раз в жизни он всерьёз задумался, что же именно произошло в ночь гибели его родителей.

Гарри тихо стонал и метался по подушке, не в силах проснуться и избавиться от кошмара. Промучившись остаток дня догадками и вопросами, он не получил отдыха и ночью. Пестрая вереница образов и событий вторглась в его сны. Пустые неживые глаза Седрика смотрели на него с укором. Он вскрикнул и бросился прочь, издевательский смех пожирателей смерти звенел в ушах. Багровые глаза Волдеморта глядели с нескрываемым презрением. "Волей судьбы мне в противники досталось такое ничтожество" — его голос переходит в шипение. Внезапно вместо алых глаз возникает чёрная засасывающая пустота под капюшоном дементора.

Весь мой, — шепоток дементора шелестит в голове, — умирать не больно. Осклизлые пальцы сдавливают горло, и он задыхается.

Когда безгубый рот почти касается его губ, резкий рывок уносит его прочь.

Дрожа, Гарри оглядывался по сторонам, ему понадобилось несколько минут, дабы прийти в себя. Отвратительное лицо дементора до сих пор словно стояло перел глазами, ему чудился свистящий гнусный шепот. Треклятый сон испоганил крохотные остатки настроения. В итоге он рассудил, что раз ночь безнадёжно испорчена, то это хороший повод принять зелье памяти и провести остаток времени с пользой. Стараясь не разбудить Рину, Гарри извлек пузырек и прополз в ванную. Спустя несколько минут он приплелся обратно, ничком упав на кровать и почти моментально отключился.

Одиннадцатилетняя девочка, вчера узнавшая о том, что она оказывается колдунья, а ни больной выродок молча шагала за полувеликаном. Ей до сих пор слабо верилось в реальность происходящего, но от чего-то счастлива она не была. Шумный переулок раздражал её, а толпы идиотски разряженных людей ещё больше. Они все на неё пялились, таращились, словно она диковинная зверушка выставленная на всеобщее обозрение. Хотя нет, даже не на неё, а на шрам, который она отчаянно пыталась спрятать под чёлкой. Сама она значения не имела, так заурядное дополнение.

Хагрид останавливается и с глуповатой улыбкой предлагает ей заглянуть в магазины, пока ему срочно надо по важному делу. Она пожимает плечами и молча ныряет в первый попавшийся. Её счастье это книжная лавка, к тому же почти пустая. Гвен старается тихо пробраться вглубь зала и скрыться за огромными стеллажами. Благословенная тишина встречает её между бесконечных рядов толстенных книг. Она устало трет маленькое худое лицо ладонями, пытаясь прийти в себя. Гарри удивлён, если не сказать шокирован. Неужели эта девочка и есть Гвен? Столько холода, столько пустоты внутри, разбавленных раздражением и злостью. Нет ребяческого восторга и изумления, нет радости, нет того за предельного ликующего счастья. Она знает, что волшебница и ей все равно ?! Нет, даже не так, ей...досадливо. Он в тихом изумлении пытается понять, пытается полностью пропустить сквозь себя её чувства. И понимает, что она шокирует его все больше.

Гвен делает пару шагов и задевает плечом кого-то возле стеллажей. Она оборачивается без капли вины и сталкивается взглядом с мальчиком примерно её возраста. Он кажется излишне зажатым и надменным одновременно.

— Смотреть под ноги слишком сложно? — язвительно интересуется он, небрежно отряхивая плечо.

Этот жест вызывает всплеск холодной ярости — будто она гадкое насекомое, посмевшее его осквернить.

— Невероятно сложно, — говорит она, вкладывая в голос все презрение, которое удаётся собрать.

Но мерзкий мальчишка неожиданно умолкает, с растерянность оглядывая её. Щеки Гвен против воли покрывает густой румянец, ведь причина ясна. По какой-то идиотской причине лесничий до сих пор не удосужился снять для неё магические деньги и новой одежды у неё нет. А та которая есть настолько жалкая, что вызывает пренебрежение и брезгливость. Тщедушная, тощая, замызганная девчонка в поношенном безразмерном тряпье. Что ещё она может вызвать? Но мальчишка похоже считает иначе — сквозь непомерную надменность проступают вина и понимание. Не та отвратительная жалость милостивого господина к никчемной бродячей псине, а именно понимание. И это вдруг вызывает непонятное тепло внутри. Гвен теряется, не желая разрушить удивительный миг и в то же время зная, что он лишь наваждение. Мальчик смущенно покашливает и неожиданно протягивает ей руку:

— Герберт

Гвен несколько секунд напряженно и холодно смотрит ему в глаза, решая внутри себя нечто предельно важное. Есть соблазн оттолкнуть его, уязвив побольнее, особенно сейчас, когда он неосторожно открыл своё истинное лицо. Пнуть это его нелепое благородство, плюнуть на его совестливость и вину, ведь пацан так же отчаянно неуверен в себе и одинок. Кто знает, что отражается на её лице, ведь в глазах мальчика появляется горечь человека жестоко ошибшегося.

— Я Гвен, — она крепко сжимает его ладонь, — прости, что нагрубила

Он слабо улыбается, но в глазах вспыхивает искренняя радость. Мальчик такой обыкновенный и в чем-то даже слабый, но почему тогда в груди разлилось странное тепло.

— Здесь непросто разобраться, правда, — он с улыбкой кивает головой на бесконечные томы, — Ты хотела что-то конкретное?

Гвен неожиданно для самой себя издает тихий смешок и поясняет

— Я просто спряталась здесь от той чокнутой толпы. На улице ощущение, что тебя вот-вот раздавят

— О да, — неожиданно горячо соглашается мальчик, — может посмотрим что-нибудь полезное и интересное?

Они увлеченно принимаются рыться в довольно пыльных фолиантах. Герберт производит на неё впечатление слегка одержимого знаниями, он возбуждённо стрекочет, с восторгом оглядывая каждую книгу. Но теперь мальчик нравится ей все больше, хоть и сложно понять почему. С ним тепло, да именно тепло.

— Вот взгляни, — он раскрывает массивный том, заглавие которого гласит "Магические школы Европы, особенности и достоинства"

Она с некоторым любопытством косится на список школ и небрежно замечает:

— Стоит прочесть однозначно, но пока что мне никак не удаётся получить деньги из этого банка магического, — пусть её новый знакомый не думает, что она нищая бродяжка из подворотни

— Так давай я тебе одолжу их, зачем терять время зря, так хоть успеешь почитать перед отправкой в школу, — Гвен хмурится, словно ища в его словах скрытый намёк, но секундой спустя успокаивается

— Ну давай, выберем тогда книги...

Из лавки книг они выходят час спустя, нагруженные весьма тяжёлой коллекцией. Герберт как одержимый желал брать ещё и ещё, но его рвение не кажется девочке раздражающим. Её спутник произносит после небольшой заминки:

— Может сходим в магазин одежды? По моему на нашу одежду здесь смотрят достаточно странно,— Гвен какое-то время смотрит на него озадаченно, словно не в силах понять в чем дело. "Жалкая оборванка", — мысленно ругает она себя, — "Ты и не заметила, что он тоже в маггловских вещах, ведь по сравнению с тобой он одет как принц"

Ей совершенно не понравились мантии, не понравилось собственное отражение в мантии, да и вообще ей здесь почти ничего не нравилось. На душе вновь начало едким туманом клубиться раздражение. В следующий момент Гвен остановилась с озадаченным видом и уставилась на витрину магазина, щедро уставленную метлами в футлярах. Герберт, уловив её взгляд, пояснил:

— Это специальные метлы для квиддича, их игры. Маги на них летают

Гвен скривилась отчасти насмешливо, отчасти пораженно, покачала головой и пошла дальше, огибая толпу детей, толпящихся около витрины.

— Здесь все такое нелепое зачастую, — вырывается у неё совершенно

спонтанно. Гвен злится сама на себя и внезапно проснувшуюся доверительность по отношению к по сути чужому мальчишке. Она компенсирует свой гнев мрачным взглядом. Мальчик чуть вздрагивает, но не отводит встречный взгляд. Внезапно Гвен становится стыдно — её неопределенность наверняка ранит большее чем однозначная злоба и презрение. То поманит, то ударит и это не то чтобы неправильно, нет нелепо. Она пытается смягчить своё лицо улыбкой, но она плохо получается. Как любой нормальный человек мальчишка должен обругать её и отойти как можно дальше, но нормальности в нем похоже нет.

— Да, это ты правильно подметила, — он с какой-то непонятной грустью смотрит на пёструю галдящую толпу

Их совместный день проходит сумбурно, утомительно, но сносно. Вечером Гвен обнаруживает, что Герберт снимает комнату в том же Дырявом Котле.

Они сидят рядом, она на довольно узкой кровати, он в старом потертом кресле. Вокруг царит хаос из разбросанных книг, Герберт пребывает в каком-то трансе.

— Какой идиотизм все таки называть ребёнка Девочкам-которая-выжила, ладно избранная, но не так же, — неожиданно восклицает мальчик, отрываясь от Истории современной магической Британии. Гвен моментально напрягается, привычная ледяная отстраненность охватывает сознание.

-Думаешь? — бесцветным голосом спрашивает она

— Уверен, — откликается он, явно не замечая её выражения лица, — Что-то в этом извращенное, не находишь?

Она молча кивает.

— Здесь сказано, что на момент нападения Волдеморта ей едва исполнился год. Значит она наша однолетка и скорее всего в этом году приедет учиться в Хогвартс. Да, не завидуют я ей, все на неё станут пялиться словно на цирковое животное, тыкать пальцами и шептаться. Хотя, если она любит славу...

— Я не люблю славу, — её голос теряет даже отголоски эмоций.

Герберт вздрагивает, поднимает искренне удивленный взгляд, впрочем не такой как она ожидала. Такой спокойный и задумчивый, такой странный.

— Никогда бы не подумал, — тихо произносит он, и лишь пальцы запущенные в густую шевелюру выдают его смятение.

Она холодно смотрит на него:

— Почему?

Мальчик неловко пожимает плечами:

— А ты действительно хочешь услышать мой ответ?

Она какое-то время молчит и смотрит почти с ненавистью, потом кивает

Герберт немного нервно вздыхает, ерзает в кресле и несколько торопливо говорит:

— Ты получается ребёнок благодаря которому и не важно как исчез очень опасный ммм человек в общем. Твоё имя в каждой книге о истории магической Британии, тебя заочно знают все-все маги. Они будто бы любят тебя, — он издает нервный смешок, — По крайне мере пишут об этом, но что в итоге. Я например здесь вообще никто, чужак, да ещё и ..., а в общем неважно. То есть жил и не знал кто я на самом деле, да и сейчас мне здесь очень неуютно. Так вот, почему тогда такой знаменитый ребенок как ты в таком же положении как я, в плане неведения конечно. В остальном ещё хуже — не сердись, но твоя одежда, она просто ужасная, ты выглядишь нездоровой и недокормленной, извини, будто ты ребёнок из бедствующей страны, но вовсе ни...

— Девочка-которая-выжила, — Гвен кивает ему, дышит теплом на костлявые пальцы и с малопонятным мальчику интонацией добавляет:

— Но похоже никто не видит в этом ничего такого. Знаешь, наверное они обхохочутся, когда узнают, что я ничего не умею, как же, победительница суперчародея тощая оборванка не способная колдовать, — она не может скрыть желчность и злобу в голосе.

Герберт довольно странный, он точно не слышит её тираду и как ни в чем не бывало предлагает:

— Мы можем это исправить, давай завтра купим эти палочки и что-то выучим с ними

Она безрадостно фыркает:

— Неужели ещё не прочитал, что малолетним колдовать вне этой дурацкой школы нельзя.

— Здесь все колдуют, я сам видел. А чем мы хуже? — она молчит, пытаясь сообразить когда этот засранец принялся тыкать это своё "мы"

Наконец-то он уходит, оставляе ей смятение и растерянность. Чувства которые она ненавидит. Гвен не хочет думать, не хочет анализировать, сейчас она вообще ничего не хочет. Спать впрочем тоже. Поэтому остаются только книги, она тянется и хватает наугад одну из них.

"Что же, если ты действительно колдунья, то наверняка сможешь стать не хуже всех их. По крайне мере ты на одном уровне с ними, пожалуй первый раз в жизни."

Первый раз в жизни её ненормальность сулила перспективы, наверное ничего ничтожнее, чем проворонить их сделать было невозможно.