Украденные мгновения (гет)

Каз выглядел просто жутко. Он настолько виртуозно играл бессердечное чудовище, что даже Инеж почти поверила ему, хотя знала правду. Что уж говорить о Роллинсе. Инеж поймала себе на мысли, что испытывает удовольствие, наблюдая за его паникой и ужасом. Это было нехорошее чувство — Святые наверняка не одобрили бы, — но она не могла ничего с собой поделать. Особенно когда Роллинс имел наглость заявить:

— Он был дураком, и ты знаешь это! Он был таким же, как любая другая мишень, думал, что он умнее системы, хотел быстрых денег.

Инеж прикусила губу, едва сдержав яростное: «Он был ребенком! Они были сиротами, которых ты поманил обещанием нового дома!» Но еще большее возмущение у Инеж вызывало то, что по глазам Каза она видела: он согласен с Роллинсом. Он до сих пор обижен на брата за то, что тот повелся на обман. Он винит себя в своей детской наивности. В такие моменты Инеж хотелось как следует встряхнуть его и воскликнуть: «Святые, Каз, тебе было всего девять лет!» Увы, она знала, это не поможет.

Злорадство — это, конечно, грех, но в тот момент, когда отчаявшийся Роллинс встал перед Казом на колени, Инеж испытала мрачное удовлетворение. Которое только возросло от мысли о том, что совсем скоро пострадает не только гордость и репутация Пекки, но и его бизнес.

Когда за Роллинсом и его людьми закрылась дверь, Инеж с Казом проводили их одинаковыми довольными взглядами.

— Будем надеяться, он проведет в поле достаточно времени, чтобы не путаться под ногами, — пробормотал Каз, а потом повернулся к Инеж: — Что у тебя с глазами?

Инеж вздохнула. Конечно, он заметил. Она видела, как он еще в соборе бросил на нее взгляд — короткий, но цепкий.

— Дуняша бросила мне в лицо какой-то порошок. Ничего страшного, я уже нормально вижу.

Каз нахмурился:

— Надеюсь, она мертва.

Инеж укоризненно посмотрела на него — ей не нравилось убивать, даже когда это было неизбежно, — но кивнула.

— Хорошо, — Каз протянул ей руку. — Пошли. Ничего еще не закончилось.

Инеж снова кивнула и взяла его ладонь. Потянув ее за собой к выходу, Каз как бы между прочим заметил:

— Я послал Нину не только во владения Роллинса.

— О? — Инеж с любопытством приподняла бровь.

— Одна из ее остановок была в «Звернице».

Инеж моргнула, осознавая сказанное, а потом ее губы сами растянулись в сияющей улыбке. Поступки Каза всегда говорили громче слов. Он всегда помнил о ней, даже поглощенный столь долгожданной местью. Инеж благодарно сжала его ладонь.

— Спасибо.

Каз едва заметно улыбнулся и, задержавшись возле двери, театрально поклонился:

— Всё для тебя, сокровище моего сердца.