Лихорадка (гет)

С приходом осени проблем прибавилось. Вырастить урожай хлопка, все лето, подобно неграм, не разгибая спин под палящим солнцем, оказалось легче, чем продать его по достойной цене. Чарльз еще весной догадывался, что сбыть хлопок будет непросто, но он не предполагал, что настолько. В Джонсборо, Фейетвилле, Атланте, да и по всему завоеванному Югу правили бал янки, так называемые саквояжники, подлипалы и прочие сомнительные личности, которые не упускали возможности вдоволь поиздеваться над южанами и заставить их потуже затянуть пояса.

Вначале Чарльз поразился тому, какой чудовищный налог с него запросили за дом тети Питти и за землю, где располагались сгоревшие склады, — единственную его собственность, на которую он возлагал большие надежды. Затем его как воевавшего офицера армии Конфедерации ограничили в правах. И в довершении ко всему ему некуда было пристроить выращенный хлопок. «Мальчик мой, — качая головой, наставлял племянника дядя Генри, — содержать сейчас поместье с плантациями, вроде вашей Тары, это сплошное разорение. Вы не обработаете в одиночку и десятой части земель, а налоги с вас будут брать такие, будто у вас двести рабов в услужении. Да и хлопок сейчас стоит гроши».

Но Чарльз не мог отказаться от Тары, слишком много она значила для Скарлетт, а значит, и для него тоже. Поэтому он на пару с Уиллом Бентином упорно колесил по окрестностям графства Клейтон, ища более-менее порядочного покупателя на свой урожай.

— Раньше я иногда спрашивал себя, Уилл, — сказал Чарльз, взбираясь на повозку после очередных неудачных деловых переговоров, — зачем мы вообще воевали? Зачем проливали реки крови? Но, глядя на все это, — он кивнул в сторону пьяных в стельку солдат-янки, выходящих из салуна в обнимку со свободными неграми, — я вспоминаю. Мы воевали за то, чтобы вот такие… люди не хозяйничали на нашей земле. Жаль только, что все жертвы оказались напрасными.

Уилл понимающе покачал головой и лениво дал лошади хлыста. Та, фыркнув, застучала копытами по мостовой и потащила за собой поскрипывающую повозку.

— Мы все еще живем как в войну, — продолжал возмущаться вслух Чарльз, — а законы военного времени — это отсутствие всяких законов и какого бы то ни было порядка. И всему этому безобразию не видно ни конца ни края. Скарлетт расстроится, когда узнает, что мы так и не продали хлопок.

— Мисс Скарлетт дорожит своим домом, не так ли? — взглянул на него Уилл.

— Она сильно привязана к Таре, и я нахожу это восхитительным. Я не видел женщин, кроме нее, которые питали бы такие чувства к родной земле. Скарлетт особенная, я понял это сразу, как только впервые увидел ее.

— Да, мисс Скарлетт не такая, как другие барышни, это уж точно. Ее предки были крестьянами, и хорошими крестьянами. Уж простите меня, мистер Чарльз, но порою кажется, что землю она любит больше, чем людей.

— Ты не прав, Уилл! — от этого внезапного выпада в сторону любимой супруги Чарльз раскраснелся. — В душе она любящая, нежная, хрупкая, настоящая леди. Из-за войны и голода ей пришлось стать строже и решительнее, но это ее, в сущности, нисколько не портит.

— Как знаете, — Уилл пожал плечами и принялся жевать соломинку.

— Уилл, а почему бы тебе не посвататься к Кэррин? — напрямую спросил его Чарльз. — Готов поспорить, что она тебе небезразлична.

— Мисс Кэррин до сих пор не оправилась от смерти возлюбленного. Не думаю, что я мог бы заинтересовать ее настолько, чтобы она согласилась выйти за меня замуж.

— Зря. Ты мог бы постараться завоевать ее любовь.

Уилл многозначительно промолчал в ответ.

— Знаешь что, поворачивай-ка сейчас направо, — Чарльза вдруг посетила идея. — Я вспомнил, что слышал еще об одном месте, где скупают хлопок по приемлемой цене. Возможно, там нам наконец-то повезет, и мы сумеем договориться.

* * *

Последние дни сентября радовали теплом, и желтеющая листва красиво переливалась золотом в ласковых лучах осеннего солнца. Однако для Скарлетт эта красота была не более чем напоминанием о том, что идут холода. Она с ужасом вспоминала прошлую зиму, проведенную в прохудившейся обуви и обносках, вечно больное горло и сопли Уэйда, полупустой обеденный стол с одной и той же пресной похлебкой на каждый день, и к горлу подкатывала тошнота при одной только мысли, что все это может повториться. «Если Чарльз так и не продаст урожай, клянусь, я сама запрягу лошадь и поеду на рынок, — хмуро размышляла Скарлетт, — или где там продают хлопок». В этих делах она была совершенно несведуща, она никогда раньше не задумывалась о том, как именно люди сбывают хлопок, потому что это была не ее забота. Отца, матери, управляющего — кого угодно, только не ее. Амбары наполнялись и опустошались будто бы сами по себе, так же и деньги появлялись словно из ниоткуда. Так всегда было до войны, но времена изменились, а старые привычки все еще давали о себе знать.

Однажды Чарльз вернулся из своей, наверное, десятой по счету поездки таким довольным, что Скарлетт не стала медлить ни минуты, чтобы подробно расспросить его об успехе предприятия.

— Ну, Чарли, что на этот раз?

— Сейчас ты все увидишь сама, — раскрасневшись от гордости, Чарльз достал кошелек и вынул оттуда слегка помятые, но очень ценные купюры.

— Деньги! — Скарлетт подлетела к нему, как хищный орел, вырвала купюры из его рук и принялась лихорадочно их считать.

— Там пятьсот долларов, Скарлетт.

Пятьсот долларов! Для них это сейчас было все равно что пять миллионов, и у Скарлетт от восторга перехватило дух. Когда-то они выручали за собранный хлопок десятки тысяч, но какое теперь это имеет значение? Да по сравнению с соседями они сказочно разбогатели!

— О… — только и смогла она выдавить из себя, перебирая в руках вожделенные доллары.

— Правда, — оговорился Чарльз, — около сотни придется отдать на налоги, но у нас останется четыреста.

— Четыреста! — машинально повторила Скарлетт. — О, четыреста — это тоже очень хорошо! Чарли, вы просто чудо! Где вам удалось добыть такие деньги?

— Пусть это останется тайной, — смущенно улыбнулся Чарльз.

— О, я так хочу танцевать! — она со смехом закинула руку ему на плечо, и ноги сами собой стали вычерчивать на полу фигуры вальса.

Супруги кружились по комнате, не касаясь мебели, и на минуту обоим показалось, что вернулись прежние времена. Чарльз еще ни разу за несколько лет не видел жену такой счастливой и беззаботной — на ее лице всегда лежала тень каких-то тревог и печалей, а то и раздражения, но теперь она помолодела лет на пять и была все той же милой, задорной Скарлетт О’Хара. Чарльз решил, что стоит делать все возможное и невозможное, чтобы почаще видеть ее такой.

— У нас будет теплая одежда на зиму, — щебетала Скарлетт, вальсируя с ним возле письменного стола матери, — и новая крепкая обувь.

— Конечно, любимая! — сиял от счастья Чарльз.

— И мы купим еще поросят, правда?

— Непременно купим!

— И молодого бычка.

— И бычка!

— Как думаете, нам нужна еще одна лошадь? — задумалась Скарлетт, не прекращая танцевать. — Мне кажется, что да.

— Скарлетт, нужно постараться растянуть эти деньги до весны. Весной мои дела должны пойти на лад, тогда мы купим все, что ты пожелаешь.

— Мы будем есть свежие мясные блюда, — мечтательно вздохнула Скарлетт. — Дети наконец-то перестанут простужаться и болеть, я приглашу к папе хорошего врача, о, это просто прекрасно! Чарли, я же говорила, что хлопок сделает нас богатыми, а вы со мной спорили, — она обиженно надула губы. — Обещайте, что впредь будете во всем ко мне прислушиваться!

Чарльз рассмеялся в ответ и крепко ее поцеловал, но вдруг внизу у крыльца послышались голоса.

— Тише! — Скарлетт отпрянула от мужа и вся превратилась в слух. — Это Мелли. Мелли!

Чарльз почувствовал, как она напряглась в его руках, точно натянутая струна. Выражение ее лица из радостно-беспечного вновь стало собранным и даже каким-то несчастным. Скарлетт как будто моментально забыла и про деньги, и про свои планы, замерев в тревожном ожидании чего-то, неизвестного ему.

— Эшли! — в открытое окно донесся громкий возглас Мелани.

Скарлетт, быстрым движением оттолкнув от себя Чарльза, ринулась прочь из кабинета и помчалась вниз по лестнице, подобрав юбки. Забыв обо всем и обо всех, она выбежала на крыльцо усадьбы, с замиранием сердца глядя на дорогу. Она верила и не верила своим глазам: Эшли, весь исхудалый, обросший, одетый в рваное рубище, сшитое из лоскутов ткани разного цвета, держал в объятьях рыдающую от счастья Мелани. Сердце Скарлетт болезненно сжалось, но не от ревности — ей было невыносимо лицезреть любимого в таком жалком виде. Эшли, всегда утонченный, элегантный, безупречный, был для нее каким-то высшим существом из сказочного мира, идеалом, прекрасным принцем, а его бедность и поругание воспринимались ею как личная трагедия.

— Мелли, любимая! — громко шептал Эшли, прикрыв глаза. — Прости, что ничего не сообщал о себе, у меня не было ни цента, чтобы послать телеграмму!

— Эшли, Эшли, дорогой мой! Я ждала, я верила, что ты вернешься! Господи, благодарю Тебя!

Щупленькое, исхудавшее тельце Мелли трепетало в его руках, и к Скарлетт начали возвращаться собственнические инстинкты. Как она хотела бы сейчас оказаться на ее месте! Целовать бледное, мужественное лицо Эшли, красоту которого не могли испортить ни болезни, ни голод, прижиматься к его груди, невзирая на грязную, потную одежду, слушать его ласковый голос, обращенный только к ней…

— Мелли…

Это короткое имя из уст Эшли, произнесенное им так нежно, ранило Скарлетт в самое сердце больнее кинжала.

— Эшли, кузен! — вне себя от восторга вскричал Чарльз, вслед за женой выскочивший на крыльцо.

— Чарли! Чарли, ты жив! — обрадовался Эшли.

Двоюродные братья, смеясь и постоянно что-то восклицая, крепко обнимались. Мелани тем временем подошла к снохе и взяла ее за руки.

— О, Скарлетт, сегодня такой счастливый день! — ее реденькие блеклые ресницы дрожали, и Скарлетт почему-то подумала, что в жизни не видела более некрасивого женского лица. — Идем, поздоровайся скорее с Эшли!

Ноги отказывались идти вперед вопреки желанию сердца. Скарлетт застыла на месте, и все слова, которые рвались у нее из груди, комом застряли в горле. Эшли, заметив ее, посерьезнел, и безмятежная улыбка слетела с его лица. Несколько мгновений у крыльца Тары были только они вдвоем, они и их воспоминания — прохладные весенние вечера, неспешные конные прогулки, долгие разговоры и бледный свет первых звезд на вечернем небосклоне.

— Скарлетт! — Эшли вышел из оцепенения и улыбнулся ей. — Я счастлив видеть вас.

— Я тоже, Эшли, я тоже, — пролепетала Скарлетт, смахивая предательски выступившие на глазах слезинки.

— Эшли, — прочистив горло, торжественно обратился к кузену Чарльз, — у нас для тебя есть потрясающая новость.

— Какая же? — удивился тот.

Мелли залилась краской до самых корней волос и молчала, скромно опустив взгляд. «Такая глупая стыдливость хуже самого вульгарного жеманства, — с раздражением подумала Скарлетт. — Беременеть и рожать она не стеснялась, а сообщить о ребенке не может».

— Мелли, в чем дело? — встревожился Эшли.

— О, Эшли… я… у тебя…

— Хорошо, Мелли, я скажу за тебя, — поддержал сестру Чарльз. — Дело в том, что в прошлом году я стал дядей.

Эшли изумленно посмотрел на него, а затем повернулся к жене:

— Мелли, это правда?..

— Да, Эшли, — она уже без всякого стеснения, с гордой, счастливой, торжествующей улыбкой вскинула свой острый подбородок и сказала: — У тебя есть сын.

И Скарлетт исчезла для Эшли. Исчезли и весенний ветер, и звездное небо, а сама она почувствовала себя еще более несчастной, ненужной и лишней, чем в тот памятный день в ныне разрушенных до основания Двенадцати Дубах.

Примечания:

Отзывы я снова открыла для всех, просьба вести себя хорошо)