Удивительные приключения Бильбо, сычика-эльфа из Кунира, или Туда и Обратно (джен)

Вернёмся теперь к Бильбо и пещерным совам. Они дежурили по очереди всю ночь, однако не заметили и не услышали ничего подозрительного.

Перед самым восходом пришла очередь Бильбо. Он сел в тени двух камней, прижался к ним, чтобы быть незаметным со стороны, и принялся разглядывать склоны Горы в неясном предутреннем сумраке. Те казались тёмными и мрачными на фоне сероватого неба и молочного тумана, что клубился меж скал. Кроме того, было довольно холодно, и Бильбо мечтал побыстрее отстоять свою смену и отправиться в караульную пещеру.

Внезапно тихий шелест крыльев заставил его насторожиться. На фоне светлеющего неба показалась точка. Бильбо сильней прижался к камням, прищурился, чтобы не выдавать себя блеском глаз, и съёжился, став ещё меньше. Впрочем, маскировка не помогла — кажется, что птица знала, где остановились пещерные совы и Бильбо, и летела в посту решительно. Когда же она села на камень и быстро пригладила перья на крыле, сычик-эльф расслабился: это был тот самый дрозд, который указал ему тогда на потайной ход.

Увидев Бильбо, дрозд тихонько, мелодично застрекотал. Его речь была быстра, поверхностна и чересчур экспрессивна, так что нет ничего удивительного в том, что Бильбо не понял ни слова. Зато незнакомое стрекотание привлекло внимание Торина и Балина, которые, проснувшись, сидели у входа в караульные пещеры.

— По-моему, он что-то пытается нам сказать, — предположил Балин, — но я не могу разобрать — что. Дроздовья речь слишком быстрая для моего уха. А ты разбираешь, что он говорит, Бильбо?

— Н-не всё, — ответил Бильбо, который, как мы помним, не понял ровно ничего. — По-моему, старичок очень взволнован.

И правда — дрозд забил крылышками и застрекотал громче. Потом склонил голову набок и прислушался, потом снова застрекотал и снова склонил голову набок.

Торин, заинтересованный, подошёл ближе. Его взгляд тотчас устремился на северо-запад — в сторону реки и озера в которое она впадала.

— Происходит что-то странное, — ухнул он. — С озера летят целые стаи. Птицы, все местные — скворцы, зяблики. Даже стервятники, питающиеся мертвечиной, они словно ждут битвы.

Балин поднял голову и вдруг как чирикнет:

— Чур!

Бильбо и Торин тотчас пригнулись, а пещерные совы, спящие в пещере, встрепенулись и выскочили наружу, готовясь, если, конечно, понадобится, дорого отдать жизни за себя и своего короля. Однако пока этого не требовалось.

По правде говоря, на Балина никто не нападал. Старая пещерная сова просто не смогла удержаться от возгласа, когда увидела, как над Горой кружила чёрная воронья стая — молча, бесшумно и абсолютно зловеще.

— Глаукс всемогущий! — выдохнул Бильбо и мысленно пожалел, что сильнее съёжиться не сможет.

Вороны эти были другими. Такими же чёрными и немного отливающими голубым в лёгком утреннем свете, но несколько изящнее своих родственников, живущих в дальних Пустошах, и не такими большими. Они кругами летали над самой крупной из вершин Горы, и в их молчаливом полёте было нечто тревожное.

— Чу! Да это же наши, горные! — заметил Балин, слегка стыдливо взъерошив перья.

— Наши? Мне казалось, что вороны — враги.

— Не все, — ответил Балин. — Вороны Пустошей коварны и злы, вот они нам враги. А горные, местные, вороны, совсем другие. Народ Трора когда-то очень дружил с ними, они приносили нам тайные сведения, а в награду получали от нас всякие блестящие вещицы, которые с удовольствием прятали у себя в гнездах. Они живут долго, память у них прекрасная, и все, что знают и помнят, они передают своим детям. В молодости я знавал многих воронов. Ведь и эту высоту когда-то называли Вороньей потому, что здесь над караульным помещением жила знаменитая мудрая пара воронов — старый Карк и его жена. Не думаю, однако, чтобы кто-нибудь из этой древней породы остался в живых.

Едва он замолчал, дрозд издал громкий крик и немедленно улетел.

— Мы его не понимаем, — сказал Балин, — но он-то, уверен, понимает нас. Следи внимательно, сейчас что-то будет.

Немного погодя послышалось хлопанье крыльев, вернулся дрозд, и не один, а вместе с вороном. Опустившись на площадку, он медленно, словно не веря своим глазам, скакнул к Торину.

— О Торин, сын Трейна, и Балин, сын Фандина, — прокаркал он (и на этот раз Бильбо всё понял, так как вороны Горы — птицы степенные и никогда не тараторят, предпочитая говорить неторопливо и обдуманно). — Я — Роак, сын Карка. Карк умер, ты знал его когда-то. Уже много восходов солнца минуло с тех пор, как я вылупился из яйца, но я помню всё, что рассказывал отец. Ныне я предводитель всех Corvus moneduloides, живущих в окрестностях Горы. Нас мало, но зато мы помним прежнего короля Под Горой. Большинство моих подданных сейчас отсутствует, ибо отправились встречать делегацию с северного запада. Смотри! Птицы собираются к Горе и к Дейлу со всех сторон, ибо настало время положить конец ужасному правлению Смауга в наших краях!

— Настало? — Торин нахмурился. — Смауг властвует в Горе уже много-много лет. Почему же именно сейчас птицы решили дать отпор?

— Резонный вопрос, — одобрительно каркнул Роак. — Дрозд, да не выпадут никогда его перья, видел, как Смауг, рыча, словно дикий "пенный" зверь, отправился в северо-западные воды, а ему можно верить. Смауг сильно пострадал в битве с живущими на озере бобрами и теперь уязвим, как никогда.

Пещерные совы, столпившиеся за своим королём, издали боевой клич: "Чиур-Чиур-Чур-чур-чур!" — очень уж им надоело дрожать и прятаться. И если их маленькая команда была обречена, вступая в неравную конфронтацию с морским змеем, то большая стая птиц со всех ближайших краёв и бобров представляла мощь, с которой нужно было считаться даже такому жестокому хищнику, как Смаугу.

Не сразу удалось Торину успокоить пещерных сов и убедить их выслушать ворона до конца. Описав битву, Роак продолжал:

— Таковы вести, Торин Дубощит. Сюда уже движутся масковые сипухи, и с ними — стервятники Пустошей, рассчитывающие на трупы и кровопролитие. Бобры тоже не остались в стороне. Они оказались без крова в такое холодное время, многие умерли. Смауг разрушил их город, поэтому они надеются отомстить ему. Смауг сейчас крайне уязвим; он приползёт в свои чертоги, чтобы отдохнуть и залечить раны — и тогда мы все нанесём ему решающий удар! Но пока змей не окажется в мире предков, рано праздновать. Птицы разнопёрные, и не все из них трепещут перед былым величием вашей семьи. Пусть ваша мудрость подскажет, какой выбрать путь. Нам же, в свою очередь, хотелось бы стать очевидцами мира между пещерными совами, бобрами и сипухами, а также всеми остальными птицами, что решат воевать со Смаугом. Но мир будет стоить вам немало терпения и выдержки. Я кончил.

Хмуро сидел Торин, глядя сквозь ворона. Не по нраву ему показались слова Роака, но он также понимал, что ворон прав. Одним пещерным совам никогда не завалить Смауга, даже если вся их семья прилетит к Горе. Так что придётся терпеть всех — и бобров (по воспоминаниям Торина — тех ещё ворчунов), и тем более масковых сипух, пленниками которых они были не так давно. Торин даже готов был помочь первым в строительстве тёплой, вечной плотины, когда всё будет кончено — лишь бы Гора вздохнула свободней, исторгнув из себя Смауга, как смердящую погадку.

Подумал так Торин и наконец ухнул:

— Спасибо тебе, Роак, сын Карка. Тебя и твоё племя мы, разумеется, никогда не забудем. Не по нраву мне, что увидят посторонние то, что предки наши хранили в секрете, но да делать нечего, сами мы Смауга не победим. Если тебе и твоему племени не трудно, приносите нам известия о тех, кто будет приближаться к Горе. Хочу знать, сколько и каких именно птиц решило присоединиться к охоте на раненого змея. И ещё будет у меня к тебе просьба: если есть среди вас молодые с сильными крыльями, пошли гонцов к моей родне в Клювы, пусть расскажут о наших бедах. Главное — добраться до моего двоюродного брата Дейна, что живёт у мыса Сломанного Когтя, не так далеко отсюда, у него много опытных воинов. Пусть поспешит нам на помощь, дополнительные крылья и когти не будут лишними!

— Мудрое решение настоящего короля, — одобрил Роак. — Я сделаю, как ты просишь.

И он легко соскользнул со скалы, полетев прочь.

— Значит, быть войне? — пискнул Бильбо. Он, разумеется, не одобрил нового поворота событий. Сычики-эльфы вообще известные пацифисты и предпочитают военным действиям методы переговоров и хитростей. Но как бы Бильбо не претило будущее, в котором ему, уважаемому жителю кунировских пустынь, придётся убивать, он также понимал, что лишь с гибелью змея приключение их по существу будет закончено. Эх, он отдал бы почти всю свою часть добычи, лишь бы мирно уладить эту историю! Однако со Смаугом невозможно было договориться. Старый гадкий змей не признавал перемирий и договоров. Он был смертью, которая никогда не думает о других.

— Значит, быть, — кивнул Торин. — Не бойтесь, Бильбо. Глаукс хранил нас всё это время, сохранит и впредь.

"Глаукс хранил, как же!" — подумал про себя сычик-эльф, но промолчал. Ему захотелось, чтобы Гэндальф оказался прямо тут, в это же мгновение, и помог им. Он скучал по ястребиной сове, скучал по дому, оставленному сагуаро. Приключения оказались захватывающими и будоражащими желудок, но было холодно и Бильбо устал. Отлетев от взбудоражено ухающих пещерных сов, он примостился на краю скалы и угрюмо посмотрел на северо-запад. Стаи птиц неслись к Горе, и ветер приносил их громкие крики.

У пещерных сов появился стимул начать разрабатывать план. Смауг вернулся в свои душные пещеры — Двалин, дежуривший на очередном рассвете, донёс, что видел вползающий в главный вход кончик змеиного хвоста. "Старый убийца скрылся в пещерах, раны зализывать", — презрительно "чуфрнул" он, и остальные совы поддержали его глухим уханьем. Пока птицы со всех окрестностей собирались, расселялись на скалах, поджидая бобров, свирепых в своей ярости, они исследовали пещеры, стараясь не сильно раздражать Смауга, коли план ещё не продуман. Тогда же они и установили, что войти можно только через главный вход, все же остальные отверстия, ведущие в Гору (потайной ход, к сожалению оказался завален каменными глыбами во время последней атаки Смауга), давно завалены змеем, и от них не осталось и следа. Что ж, тем лучше — теперь у Смауга был лишь один выход наружу, и пещерные совы вновь вспомнили своё призвание. Они аккуратно лазали по горным туннелям и покинутым залам, размышляя, каким способом им выманить Смауга именно туда, куда нужно. А нужно им было заманить его к реке, что протекала чуть левее главного входа — там у птиц было больше места для манёвров, и ветер не мешал, а вот змею надо было бы постараться, чтобы как следует двигать мощным телом. Помимо этого, там был широкий обрыв; если попробовать заманить к нему Смауга, то змей мог не удержаться на скользкой площадке и упасть в бездонную пропасть, на дне которой, как острые когти, топорщились скалы и текла густая ледяная вода.

Пока пещерные совы трудились, вороны постоянно приносили им вести. Там, пещерные совы узнали, что к "освободительному отряду" — так называли себя прилетевшие и пришедшие мстить звери — присоединились орлы, несколько голов которых пролетали над окрестностями и были привлечены необычным оживлением. Выяснилась ещё одна приятная новость: шум и гам так напугали местных мышей, живших в норках на берегу реки, что те совсем ошалели и могли выскочить из укрытия, даже не посмотрев толком, есть ли опасность. Ворон захватил с собой Фили и Кили, они поймали пару дюжин зверьков, и совы наконец-то отобедали живым мясом со шкуркой, а не опостылевшей им в последнее время сухой мышатиной.

Прошло пару восходов, и наконец пещерные совы услыхали, что бобры и сопровождавшие их масковые сипухи подошли к Горе. Однажды ночью в долине вспыхнули огни — множество огоньков, словно звёзды упали с небес и теперь лежали там, среди холмов и камней. То были глаза бобров, горящие злостью и решимостью.

— Они пришли! — ухнул Балин. — Много самцов. Должно быть, пара дюжин.

В ту ночь пещерные совы остались верны традициям своего народа и не спали. Бобры же, дневные животные, утомлённые походом к Горе, ещё не отошедшие от прошлой битвы и предчувствующие новую, заныкались по трещинам и норам и проспали до утра. Едва же рассвело, как они направились к птицам, которых заприметили на камнях ещё с самого вечера.

— Надо же, и правда пещерные совы, — прошептал кто-то в бобриной толпе. — Значит, легенды оказались правдой?

Торин сидел выше всех своих товарищей и в сиянии восхода казался величественным Глауксом, будто сошедшим с небес, чтобы принять участие в великом побоище. Всю ночь молодые пещерные совы пели воодушевляющие песни, чтобы поддержать в себе и в команде позитивный дух, и эти песни, полные тепла и надежды, так понравились Торину, что он повеселел сам и принялся прикидывать, через какое время Дейн достигнет Горы, если выступил из Сломанного Когтя сразу же, как получил весть от брата. Бильбо в поднятии настроения тоже участвовал — его простые, но живые и добрые песни о солнце, ласковом тёплом ветре и вкусных сверчках, коих много в Кунире, зашли пещерным совам так, что они даже выучили парочку мотивов. Однако сам Бильбо улучшить настроение так и не смог. Тёмный пасмурный небесный свод давил на него; от готовящейся битвы он не ожидал ничего хорошего и заранее предполагал, сколько ещё жизней унесёт Смауг, прежде чем его добьют собравшиеся у Горы смельчаки. Как вы понимаете, такие размышления вряд ли сделают радостным и счастливым.

— Недобрые причины привели вас сюда, господа, — ухнул Торин, стараясь выглядеть достаточно убедительным для короля-под-Горой и одновременно не слишком равнодушным, ведь это они косвенно были виноваты в том, что Смауг решил атаковать бобриный город.

Крупный тёмный бобёр с хмурой мордой выступил вперёд. Бильбо заметил, что при ходьбе он немного припадал на одну из лап. Видно, это и был тот самый Бард, который, по словам Роака, храбро атаковал Смауга.

— Приветствую тебя, Торин! — ответил бобёр. — Да, много наших стало жертвами безумного змея. Он укрылся там, в Горе, словно смердящая лиса. И раз уж мы, как и вы, остались живы, то давайте вместе выкурим этого старого мерзавца из его уютной норки.

Прищурился Торин, но не стал одёргивать прямолинейного Барда. Видно было, что воспитывался тот в среде, отличной от важного королевского окружения юного Дубощита, и винить его было не в чем. Поэтому Торин лишь курлыкнул согласно и слетел на землю, чтобы поговорить с бобрами на их плоскости. Он очень хотел показаться толковым и мудрым королём, ведь бобры жили рядом с Горой и содружество меж их видами было бы очень неплохим бонусом от этого знакомства.

Остальные пещерные совы тоже разлетелись по скалам: им хотелось поговорить с прилётными птицами, со свободными бобрами и даже с масковыми сипухами — те удивлённо моргали, сидя на одной из скал, и тихонько переговаривались друг с другом, видно, не понимая, как их сбежавшие пленники оказались так далеко от Тёмного леса. Бильбо был единственным, кто не тронулся с места. Ему было грустно, и холодно, и тошно.

"Вся Гора провоняла кровожадностью и змеем, — ворчал он себе под клюв, — тошнит от этого запаха. И мясо уже не лезет в горло. Срыгнуть погадку, что ли?" — Да, именно такие мысли крутились в его голове. Ещё пару лун назад Бильбо бы пришёл в неописуемое волнение, услышав где такие грубые и неприглядные в своей серости мысли. Но того Бильбо больше не было, а Бильбо-существующий слишком устал, чтобы размышлять над своими словами.

Пролетавший мимо Кили приглушенно ухнул, зовя его с собой, и сычик-эльф покорно "встал на крыло". Кили же приземлился на скалы возле двух больших птиц, в которых Бильбо без труда определил уже известных ему масковых сипух.

— Кто это? Это и есть та самая маленькая сова, что помогла вам сбежать... каким-то невероятным, должно быть, образом, так как мы так и не поняли, как вы это сделали?

— Это Бильбо, — ухнул Фили, не отходивший от младшего брата. — Да, это он вытащил нас из ваших чересчур гостеприимных туннелей. Но как мы сбежали, мы вам не скажем — а то вдруг придётся когда-нибудь ещё раз воспользоваться вашим... дружелюбием.

— Совсем плохо здесь, да? — Сипуха, сидевшая слева, смотрела на Бильбо с жалостью. Сычики-эльфы мало приспособлены к низким температурам, на холоде им становилось плохо. И хотя легенды не обошли стороной вид Бильбо, сделав великую подругу Сорена, стража-угленоса из старых сказок, сычиком-эльфом, современные жители Кунира редко когда могли похвастаться подобной выносливостью. Бильбо в этом плане не был исключением.

— Знаете, право, — Бильбо говорил своим самым спокойным тоном, которым обычно говорил с теми, кто ему сильно надоел, — создалось совершенно невыносимое положение. Я лично крайне устал от всей этой истории. Я хочу домой, в пустыню, там жители гораздо благоразумнее, а погода — теплее. Здесь же зима наступает на лапы, скоро тут будут и снег, и морозные потоки. Но, понимаете, у меня в этом деле свой интерес — четырнадцатая доля. И я не люблю кровожадных змей. Да, мне плохо, но я не нуждаюсь в жалости и собираюсь оставаться здесь до самого конца! Я думаю, негоже было бы покинуть друзей сейчас, после того как мы столько пережили вместе.

Сипуха смущённо щёлкнула клювом.

— Извини, маленький забавный Бильбо, — ухнула она. — Я не хотела тебя обижать своей жалостью. Я Тауриэль, и я приношу извинения за неподобающую воспитанной сове тему разговора.

— Ничего страшного, — вздохнул Бильбо, меньше всего на свете ему хотелось сейчас вести вежливые беседы.

— Вот уж Бильбо так Бильбо! Его пожалели, а он — чиурк! — распушился, как боевой воробей. Прост-прост, а выкинет что-нибудь неожиданное! — вдруг проухал кто-то позади сычика-эльфа.

Это был Гэндальф!

Впервые за много восходов Бильбо пришёл в восторг. Но когда он тут же хотел расспросить ястребиную сову, та остановила его:

— Всё в своё время! Если не ошибаюсь, события идут к концу. Вам всем сейчас, а тебе особенно, придётся солоно, но не унывай! Может, и выкрутишься. Вас всех ожидают такие новости, о которых даже вороны не слыхали.

Озадаченный, но в то же время приободрённый, Бильбо проводил Гэндальфа, полетевшего к бобрам и Торину, взглядом. В мускусном желудке стало спокойней, и погадки уже отрыгивать не хотелось.

— Мы разделаем этого змея на мясные лоскуты! — ухнул Кили (больше красуясь перед Тауриэль, чем в действительности веря в это), и Бильбо покачал головой.

— Надеюсь, Глаукс услышит тебя, дружище.