Сила в застывшем янтаре твоём  (джен)

На кровле обветшалого барака, каких полно на Нижних уровнях, с тенями сливались две фигуры в плащах насыщенного чёрного цвета. Подобное одеяние считалось непрактичным — на планетах с жарким климатом, каких много в Галактике, чёрный окрас не слишком уместен — и неоправданно дорогим, так как красители для подобных одежд стоили огромных денег.

Совет первого знания это никогда не смущало.

На маленькой грязной улочке внизу послышались шаги, и обе фигуры прильнули ближе, оставаясь незаметными даже для опытных глаз. Из-под синтетканевого навеса неспешно и в какой-то мере вызывающе — больше не опасаясь республиканцев — вышагала датомирка, направившись в сторону выхода с уровня. Вдруг, почувствовав что-то, она остановилась и рывком развернулась на каблуках, вскользь осматривая всю улицу. Джедаи не шелохнулись: пусть и новички, своё дело они знали. Не обнаружив ничего подозрительного, Вентресс фыркнула и, замешкавшись на пару мгновений, скрылась за углом мелкой мастерской.

Девчонка на улице так и не показалась.

Одна из теней отделилась от крыши, обретая человеческие очертания. Парень лет двадцати на мгновение отбросил осторожность и подался вперёд, силясь разглядеть в крохотном окошке квартиры признаки присутствия внутри ещё кого-то.

— Девочка не идиотка. Вылезет нескоро. Ни к чему пытаться достать её сейчас.

Сухой бесстрастный голос резанул по слуху, и в нём послышались металлические нотки. Джедай обернулся к напарнице, готовясь съехидничать, но осёкся под взглядом белых впалых глаз. Умбаранка осуждающе покачала головой и, встав на ноги, сделала несколько шагов к краю барака, оставляя на грязной поверхности отпечатки подошвами высоких сапог.

— Сейчас её не схватить. Датомирка следит. Свидетели ни к чему. — Порой Джейсен даже задумывался, нет ли у напарницы каких-то проблем со здоровьем, в связи с которыми она физически не может выговорить больше пяти слов в одном предложении.

— Её здесь нет, Трист, — он устало выдохнул, отчаянно пытаясь не зевнуть. — Сделаем всё сейчас — избавимся от кучи проблем.

— Если она, вернувшись, не найдёт девчонку — поймёт, что это были джедаи. Нам дали чёткое задание: всё должно выглядеть как несчастный случай. Тише едешь.

Джейсен скрипнул зубами, с трудом подавив желание сжать кулаки — бесстрастным Теням не подобает. Впрочем, умбаранке хватило и того.

— Ты уже знаешь итог этой перебранки. Вернёмся в Храм. Цель найдена, осталось лишь подгадать момент. Доложим Совету.

— Цель за это время успеет сотню раз удрать, и выискивать придётся снова.

— Семь раз отмерь.

— У тебя на всё отыщется пословица? — огрызнулся Джейсен, теряя терпение. Полтора часа сна в сутки не способствовали хорошему расположению духа. — И что ты скажешь, когда мы провалим задание? «Первый блин комом»?

Он думал, его, как обычно, упрекнут во вспыльчивости. Трист лишь усмехнулась.

— Как вариант.

* * *

Зловещую тишину рассёк слабый цокот каблуков, будто отмеряющий секунды. Цок-цок. Цок-цок. Изящно расписанная дверь плавно отъехала в сторону, и в проёме появилась фигура. Последовавший за щелчком выключателя мягкий свет после нескольких часов, проведенных в темноте, показался ослепляющим. Еле слышный стон сам собой вырвался из пересохших губ, а ладонь потянулась к глазам. Фигура обернулась.

— Ох, Эни… — замешкавшись на долю секунды, Падме присела на корточки рядом с сидящим на полу мужем, положив руку ему на плечо. — Мне…

— … так жаль, — бесцветным голосом продолжил за неё Энакин, откинув голову на подлокотник мягкой софы, предназначенной для гостей. В волосы забрался лёгкий ветерок, пробравшийся с балкона. Падме зябко повела обнажёнными плечами, мягко и едва заметно поглаживая супруга по щеке.

— Я правда сожалею, — прошептала она, опустив взгляд в пол.

— Знаю.

— А что с Оби-Ваном? Он что-то сказал? — Падме криво улыбнулась, видимо, пытаясь разбавить обстановку. Получалось плохо.

— Я о нём даже слышать ничего не хочу, — по слогам отчеканил он, буравя взглядом потолок. Если смотреть наверх, то слёзы точно не польются.

— Где же ты был всё это время? — Падме даже слишком осторожно присела на кресло и, мягким движением запустив пальцы в короткие пряди, взъерошила его волосы. Энакину всегда нравилось, как она это делала: после посвящения в рыцари жена и посоветовала ему сменить причёску, когда все время раздражавшая падаванская косичка наконец была отрезана. — Как же так вышло?

Перед глазами блеснули нанизанные на цепочку бусины силка — падаванская косичка, которую отдал ему Йода после возвращения из Призмы. Которую гранд-магистр уже никогда не отрежет.

— Но… почему? — ранее почти бесчувственный голос Энакина зазвенел и задрожал. Он думал, в его звучании будет лишь злость. Он часто злился на Совет. Но сейчас в голосе было только искреннее недоумение, какое бывает в плачах маленьких детей, у которых подростки с гоготом отняли сладости. В глазах уже стоят слезы, но печаль — не главная эмоция. Самое важное, что волнует детей в этот момент — один вопрос.

«За что они так?»

Тот же самый вопрос себе сейчас задавал Энакин.

— За что?.. — Дрожащие губы плохо слушались его, но он просто не мог позволить себе заплакать. Не мог. — Она же ещё совсем ребёнок… была. Почему?

— Мы это так не оставим, слышишь? — Падме ласковой, но уверенной хваткой стиснула плечо супруга, безуспешно пытаясь посмотреть ему в глаза. — Я уже задействовала все связи, пытаюсь достучаться до Таркина…

— Ты?.. — взгляд Энакина наконец сфокусировался на ней. Взгляд был нехороший. Она поёжилась от смутного страха, не до конца понимая, чего именно боится.

— Эни?

— А где ты была, пока не стало поздно? — внезапно болезненный крик Энакина срывающимся от переполняющих его чувств эхом зазвенел даже в его собственных ушах. Глаза вновь будто заволоклись мерклой плёнкой. Он кричал на жену, но говорил не с ней. — Где ты была, когда она просила о помощи? Почему только сейчас? Почему ты не помогла ей?!

— Энакин, я…

— Ты же была здесь! Ты знала! — дракон мёртвой звезды глубоко внутри него тяжело и громоздко сворачивался кольцами, поблёскивая серебряной чешуёй. В его глазах читалось осуждение, а мелькающий между клыками раздвоенный язык жалом впивался в мозг. Звезда сгорала заново, и её пламя золотистыми всполохами металось в глазах Энакина, рассыпаясь огненными искрами. 

— Она же не виновата. 

— Если бы ты была там!..

— В том сценарии, где есть слова «если бы», всё всегда хорошо. Прекрати обманывать себя. Это не её вина. Стреляешь себе же в ногу. 

— Да о чём ты?!

— Сам посмотри. 

— Эни… — опомнившись, он, возможно, в первый раз за разговор обратил внимание на Падме. Та стояла на коленях, забившись в угол, как можно дальше от собственного мужа. В её глазах стоял ужас и блестели слёзы. — Это... ты?.. — Энакин ещё никогда так сильно себя не ненавидел. 

— Я… Прости. Мне лучше побыть одному, — он вскочил на ноги и вихрем вылетел из квартиры, даже не коснувшись своей супруги, лишь бросил на неё мимолётный взгляд. Падме обессиленно сползла на пол и облокотилась об угол дивана, почему-то обхватив руками живот.

* * *

Сорок три процента.

Сорок три процента тела Баррисс покрывали бинты и перевязки. Левая рука оказалась в лубке, а металлический привкус и фантомное ощущение четырёх выбитых зубов оставались до сих пор. Когда мастер Скейн увидел её в таком состоянии, он лишь молчаливо покачал головой. Он до сих пор ни разу с ней не говорил. Никто с ней не говорил. Баррисс криво осклабилась и поморщилась от острой боли в кровоточащих дёснах.

Кроме Скайуокера, конечно. Хотя произошедшее куда больше напоминало монолог.

Он шептал и говорил, говорил и кричал, кричал и шептал. Он ненавидел. И это хотя бы было понятно.

Почему Совет оставался на его стороне — вопрос, который волновал Баррисс куда сильнее.

Неужели падших джедаев настолько не жалко, что можно позволить пасть ещё и этому?

Скайуокер был одержим. Он её ненавидел, и эта безграничная ненависть накрывала его с головой, точно цунами, охватывавшее разум джедая и вымывающее из него любые остатки рассудка.

Баррисс лежала без движения, элементарно неспособная пошевелиться. Он её ненавидел и потому сделал с ней это. Она его ненавидела.

И если, — нет, когда она выберется отсюда, — она отплатит ему той же монетой.