Это она (гет)

— Джейк, мы столько лет шкура к шкуре, кончай дуться. Ну, психанул, признаю, — оправдывался Курт, нагрянувший к Джейку воскресным вечером с парой бутылок пива.

— Забыли, — махнул рукой Джейк. — Что у нас дальше по плану?

Курт выдохнул с облегчением. Не то, чтобы они не ссорились до этого, но почему-то именно вчерашнюю ссору хотелось поскорее забыть.

— На следующей неделе у нас два интервью на радио, во вторник и субботу. Ещё приглашают выступить с сетом из трех-четырёх песен на открытии нового торгового центра в среду, надо будет продумать, что и в каком порядке сыграем. В пятницу вечером очередной колледж, рок-вечеринка. В общем, хотели славы — получаем.

Джейк кивнул. Когда-то они, действительно, мечтали о таком насыщенном расписании, о востребованности и популярности. А вот теперь всё это кажется не очень-то и важным. Во всяком случае, ему.

— Элис ушла? — вдруг спросил Курт.

Джейк пожал плечами. Потому что и это вдруг тоже стало неважным.

* * *

— Как хорошо, что ты пришёл, — взволнованно сказала Гермиона, посторонившись и давая Теодору войти, — я как раз хотела поговорить.

Нотт удивлённо уставился на неё, ожидая продолжения. Она тоже хотела поговорить?

— Давай сядем, — неуверенно начала Гермиона. — Тео, как ты думаешь, Малфой может точно знать, кому из Пожирателей удалось избежать суда? Что, если спросить его?

— Я не думаю, что он знал всех приближённых Тёмного Лорда, но спросить мы его, конечно, можем, ради твоего спокойствия, — как всегда невозмутимо ответил Нотт, по-прежнему внимательно смотря на неё.

Гермиона заметила это и смутилась. Сразу же вспомнился сегодняшний разговор с Гарри.

— Иногда накатывает, прости. Я стараюсь не поддаваться, но не всегда получается. Мистер Локсли предупреждал, что я могу быть излишне эмоциональна сейчас.

— Девушкам вообще свойственно всё преувеличивать, — улыбнулся Тео. — Знаешь, я встретил сегодня Паркинсон. Мы с ней знаем друг друга с детства, да и в Хогвартсе часто беседовали по душам, так вот — она, наверное, единственная из всех знакомых мне девушек, кто никогда не паниковал. У Пэнси абсолютно мужской взгляд на всё.

— Не могу сказать, что хорошо её знаю, — задумчиво произнесла Гермиона, — но что-то мне подсказывает, что это напускное. Про меня ведь тоже думают, что я ничего не боюсь, всегда иду напролом. На самом деле, каждой девушке нужно чьё-то крепкое плечо, и Пэнси, думаю, не исключение.

— Возможно, ты права, — Тео подался вперёд. — Гермиона, я знаю, что у тебя есть Поттер, к которому ты можешь прийти с любой проблемой, но я хочу, чтобы ты знала, что всегда можешь обратиться и ко мне.

— Спасибо, Тео, — отвела взгляд Гермиона. — Скажи, а Гарри снова выносил тебе мозг вчера, когда мы с Джинни поднялись сюда?

— Не особо, — уклончиво ответил Нотт.

— Не хочешь говорить? — не отставала Гермиона.

— У меня нет от тебя секретов, Гермиона, — Тео встал и подошёл к камину. — Поттеру показалось, что я всё время пялился на тебя во время ужина, и он потребовал объяснений.

В комнате неожиданно появился Мор и протянул Нотту конверт с уже знакомой гербовой печатью. Теодор, не вскрывая, швырнул его в камин, как и в прошлый раз.

— Тео, прости за любопытство, но что не так с этими письмами? — осторожно поинтересовалась Гермиона.

Нотт изменился в лице, и Гермиона пожалела, что спросила его. Было видно, что она затронула не слишком приятную для него тему.

— Прости, — смутилась Гермиона.

— Нет, всё в порядке, — остановил её Теодор. — Ты, наверное, помнишь Мэнди Броклхарст с Рэйвенкло?

— Конечно.

— Мы были парой почти весь седьмой курс, — начал Теодор. — Всё было всерьёз. Даже удивительно, как мы умудрялись ещё и учиться. Я далеко не сентиментальный человек, но картинки с кольцами и клятвами верности всё чаще возникали в моей голове. Я был уверен, что к этому всё и идёт, и уже собирался сообщить отцу о Мэнди. Но сказка продлилась восемь месяцев, а потом Мэнди сказала, что влюбилась в Корнера. И знаешь, больнее всего было то, как она это сказала — совершенно хладнокровно, отстранённо, без эмоций. Даже не думая о том, насколько ранят эти слова.

Гермиона слушала с удивлением — она не была близко знакома с Мэнди, но благодаря Лаванде и Парвати знала, что красотка и умница Броклхарст разбила не одно сердце. И сердце Нотта, оказывается, тоже?

— Я плохо помню, что было после её признания, но в какой-то момент в меня вцепилась Пэнси и полночи проговорила со мной в слизеринской гостиной. У неё уже был такой же печальный опыт, и она буквально встряхнула меня тогда. Я ей очень благодарен за ту помощь.

Нотт помолчал пару минут, затем продолжил.

— А вчера вечером я получил от Мэнди письмо. Она, видите ли, жалеет, что променяла меня на Корнера. И хочет возобновить наши отношения. Я не ответил ей, и все последующие письма отправляю в камин, не вскрывая. Это уже третье.

— Но ты всё ещё любишь её?

— Нет. Я вычеркнул её из своей жизни. Знаешь, Пэнси дала мне тогда совет — никогда не позволять чувствам брать верх над разумом. Легко сказать, — Теодор снова пристально посмотрел на Гермиону. — А как ты думаешь, что всё-таки важнее — то, что мы чувствуем, или то, что подсказывает нам здравый смысл?

— Если бы я знала, — Гермиона встала и подошла к окну. — У меня всё было немного иначе. Я с самого начала знала, что Джейк любит другую. Мы встретились в тот момент, когда она в очередной раз бросила его. Но мы были нужны друг другу, очень. Два несчастных человека просто согревали друг друга. А спустя месяц я случайно узнала, что она хочет вернуть его. Я не сомневалась, что он выберет её, поэтому не стала дожидаться объяснений, прощаний, а просто исчезла из его жизни.

— Не плачь, — Нотт подошёл к ней и взял её за руки. — Тебе нельзя.

Гермиона посмотрела на свои ладони в его руках, затем подняла на него глаза и тихо спросила:

— Тео, ты так заботишься обо мне… почему?

— Потому что я хочу заботиться о тебе, — не раздумывая, взволнованно ответил Теодор, по-прежнему держа её ладони в своих. — Потому что меня выворачивают наизнанку твои заплаканные глаза. Эти глаза должны светиться счастьем, Гермиона! И да, Поттеру не показалось: я пялился на тебя и не скрываю этого. И мне плевать, что он подумает. Да даже если весь мир осудит меня, я всё равно скажу — я больше не представляю себе жизни без тебя! — его голос срывался, и таким взволнованным Гермиона его ещё не видела. — Я готов сделать всё, чтобы ты была счастлива. Не люблю бросаться громкими словами и не знаю, поверишь ли ты мне, но это то, что я чувствую. Я люблю тебя, Гермиона.

Он выдал это признание на одном дыхании, и Гермиона на физическом уровне, буквально кожей ощутила, что с его души свалилась огромная, давно мучившая его тяжесть. Но, вместе с тем, в его горящих глазах она тут же прочла тревогу — он, очевидно, слишком боялся того, что может услышать в ответ.

Они так и стояли, держась за руки, затаив дыхание, а затем она рвано выдохнула и закрыла лицо руками. Тео бережно отнял её руки от лица и поднёс их к губам.

* * *

Кингсли Шеклболту совершенно не понравилось то, что Грейнджер живёт у Нотта, и тот, по её словам, пылинки с неё сдувает. Ещё бы он не сдувал, раздражённо думал министр, сидя за столом в Норе. Кингсли не знал Теодора лично, но с его отцом пересекаться доводилось. И то, при каких обстоятельствах это происходило, не внушало доверия к юному отпрыску знатного рода.

Гермиона, конечно, умнейшая ведьма, но она девчонка. Девятнадцатилетняя девчонка без дома, без родителей (временно, но всё же), к тому же в положении. И Нотт, конечно, смекнул, что она лёгкая добыча. Мальчик решил вытянуть счастливый билет, думая, что сможет запудрить Грейнджер её золотые мозги?

Всё это очень не нравилось Кингсли. Поэтому, уходя от Уизли, Шеклболт шепнул Гарри о желании переговорить с ним с глазу на глаз, причём, чем раньше, тем лучше. Договорились встретиться завтра же, в министерстве.

* * *

Гермиона по-прежнему молчала, опустив глаза. Сердце бешено колотилось в груди, слова Нотта застали её врасплох. Хотя, если уж совсем честно, она догадывалась. Особенно после разговора с Гарри. Да и раньше, конечно, тоже, но отгоняла прочь эти мысли.

— Тео, — прервала молчание Гермиона, — и тебя не останавливает то, что я жду ребёнка?

— Ничуть, — уверенно сказал Нотт. — Если ты только позволишь, я дам вам обоим всё, что смогу, и приму этого ребёнка как собственного, клянусь. Да, мы ещё слишком молоды, но я хочу семью, Гермиона. Настоящую большую семью, которой у меня никогда не было. Нашу с тобой. И, конечно, я хочу, чтобы ты осуществила все свои мечты и посвятила себя не только семье, но и любимому делу. Я во всём тебя поддержу, не сомневайся.

— Но ведь мы с тобой так мало ещё знаем друг друга. По сути, только месяц.

— Я всё понял ещё в день моего рождения, — парировал Нотт.

— А что такого произошло в тот день? — удивилась Гермиона.

— Ты спустилась к завтраку в жёлтом платье и с собранными в хвост волосами и подошла ко мне, чтобы поздравить. И я в этот момент понял, что имел в виду отец. Я почувствовал, что ты и есть она.

- Она? — переспросила девушка.

— Много лет назад отец сказал мне, что в один прекрасный день я безошибочно пойму, кто именно предназначен мне. Даже если это будет уже знакомая мне девушка, я посмотрю на неё другими глазами. И это будет она, та самая. Только сейчас я понимаю, что в случае с Мэнди ничего такого не было. Хотя эмоции были сумасшедшие. Но это и рядом не стоит с тем, что я чувствую к тебе, Гермиона. Я всё никак не решался признаться тебе, но сегодня получил ценный совет — жить сердцем, а не разумом.

И Нотт рассказал Гермионе о своём разговоре с миссис Нейт.

— Пришло время жить сердцем, а не разумом, — повторила за Теодором Гермиона.

— Именно. Поэтому я здесь, несмотря на поздний час, — решительно произнёс Теодор. — Гермиона, я не требую от тебя ответа прямо сейчас. Я прошу тебя подумать.

Гермиона прошлась по комнате, пытаясь как-то уложить в своей голове только что услышанное, и затем вернулась к нему.

— Тео, пойми, пожалуйста. Дело не в тебе лично — просто я не думаю, что готова сейчас к отношениям вообще. Мне сначала нужно разобраться в себе.

— Я готов ждать твой ответ столько, сколько нужно, — твёрдо ответил Нотт. — И до тех пор мы можем общаться так, словно этого разговора не было. Спокойной ночи, Гермиона.

* * *

Оказавшись дома, Кингсли связался по каминной связи с МакГонагалл. Директриса была удивлена, но виду не подала. Мало ли о чём с ней хочет поговорить министр, пусть даже в вечер воскресенья?

— Минерва, что это за история с совместной подготовкой Грейнджер и Нотта к экзаменам? Чья это была идея?

— Вообще, изначально я собиралась разрешить досрочную сдачу только Гермионе по её просьбе, и, как ты понимаешь, не могла ей отказать. Но буквально следом за ней о том же попросил и Нотт. У него тоже уважительные причины, и, к тому же, он один из лучших на курсе, я просто не могла отказать ему.

— Я спрашивал не об этом, Минерва. Меня интересует, кому в голову пришло устроить им совместную подготовку? Они что, не могли готовиться и сдавать эти драккловы экзамены по отдельности?

— А это уже вопрос к твоим работникам, Кингсли. Они вообще слышать не хотели про раннюю сдачу, у них, видите ли, и без того полно работы. Но Гермиона не может ждать лета, у неё особые обстоятельства.

— Я знаю про её обстоятельства, Минерва.

— Так вот. Единственное, что мне удалось выбить — это то, что они с Ноттом будут сдавать экзамены вместе, в одни и те же дни. Ну, а с учётом занятости наших профессоров из-за дополнительного, восьмого, курса, устраивать им индивидуальные практические занятия и консультации тоже не получится, только совместно. Поэтому я и предложила им обоим разместиться в школе на время подготовки, мы бы выделили им апартаменты старост, и они смогли бы прекрасно жить и готовиться.

— И что же пошло не так?

— А то, что Нотт предложил Грейнджер перебраться к нему в замок, пообещал обеспечить ей лучшие условия и полную безопасность. И она согласилась.

— Как она могла согласиться переехать к нему? Они что — друзья? Любовники?

— Ни то, ни другое, насколько мне известно, но она согласилась, Кингсли, и я не знаю, почему. Они были у меня недавно на практике по Трансфигурации, и я очень довольна ими. Гермиона регулярно пишет мне о том, как хорошо ей там живётся, лекарь Нотта постоянно наблюдает её и снабжает необходимыми зельями. Да и для того, чтобы избежать излишнего внимания, это отличный вариант — она живёт там совершенно спокойно.

— Минерва, а тебе не кажется, что всё это слишком идеально выглядит?

— Ты думаешь, что он может позволить себе что-то лишнее?

— Думаю, что он сделает всё, чтобы заполучить её. Ты понимаешь, что я имею в виду, Минерва? В конце концов, она всего лишь девчонка.

— Я понимаю тебя, Кингсли. И Нотт, к тому же, весьма привлекательный молодой человек. Но, думаю, Гермиона не даст обвести себя вокруг пальца.

* * *

После того, как Нотт пожелал ей спокойной ночи и ушёл, Гермиона ещё долго не могла успокоиться. Лицо горело, в висках пульсировал колокол.

«Ты нужна мне». Она не была готова к этому разговору, к горячности, с которой Тео обнажил перед ней свои чувства. И это несмотря на то, что его поступки, взгляды и в целом отношение к ней давно уже давали повод догадываться об их — чувств — существовании.

«Я почувствовал, что ты и есть она». Как это можно почувствовать? Что такого он разглядел в ней в тот день?

«Мы ещё слишком молоды, но я хочу семью, Гермиона. Настоящую большую семью, которой у меня никогда не было. Нашу с тобой. И, конечно, я хочу, чтобы ты осуществила все свои мечты и посвятила себя не только семье, но и любимому делу. Я во всём тебя поддержу, не сомневайся». Тео — единственный, кто сказал ей это. Ни Рон, ни, тем более, Джейк никогда не говорили ей ничего подобного. С Роном семья как бы подразумевалась, но он сразу же дал ей понять, что ни о какой самореализации вне семьи и речи быть не может — женщины Уизли должны заниматься только домом и детьми. Как Молли.

«Даже если весь мир осудит меня». А ведь он прав: все, абсолютно все увидят некий умысел в его отношении к ней. А Молли и Гарри и так уже подозревают. Да и Кингсли посмотрел на неё как-то странно, когда она сказала, что живёт у Нотта.

Гермиона умылась холодной водой и немного успокоилась. Надо ложиться спать. Она выпила прописанные на ночь зелья и сразу же уснула, едва коснувшись головой подушки.

А Теодор полночи просидел у камина, уставившись на пламя, затем лёг, но сон не шёл. С одной стороны, он чувствовал невероятное облегчение от того, что признался Гермионе, но, с другой стороны, боялся того, что этим своим порывом всё испортил, и утром она покинет замок навсегда.

Этой ночью Нотт так и не сомкнул глаз.