Нэй. Сердце Принца (гет)

8 октября (ос) 1440 года от Пришествия Скирии.

Мир Рошанский.

Мирминор.

Прощенное утро.

Вернулись в Мир Рошанский к ночи. Гнать не гнали. Но торопились.

Нэй всю эту дорогу был малоразговорчив и задумчив. Странно, конечно, что его вранье вдруг превращается…

Портрет он не стал складывать, а спрятал в бездонных карманах Сэма, вместе с папкой. Как, это уже вопрос к Сэму. Но, видимо, пространственная магия орча работала и на его карманы. В общем, Элли ничего не заметила, а Нэй пока решил ничего ей не говорить. А она, зная Нэя, вопросами не докучала.

Вот придет время, и все будет рассказано. А враги? А враги и в самом деле могли пока подождать.

Ну, а когда вернулись в город, то Нэй сразу завалился спать. Хотелось быть свежим и подтянутым на обеде у Короля. Поэтому никакого секса и глупых мыслей. От всего отказался и все выкинул из головы, как он это умел. Поэтому проспал свои восемь часов как младенец, без снов и напоминаний.

Элли спала рядом, но не мешала.

А утро началось с того, что Нэй столкнулся с Сэмом.

Нэй, уже как встал, с удивлением обнаружил, что Сэма как обычно не было в его покоях. Орч всегда занимал место у входа, как бы охранник, и спал не сказать что чутко, но вот реагировал на любую опасность однозначно. Нэй даже обошел все пять комнат и еще ванну-бассейн своих апартаментов в надежде обнаружить Сэма; но, видимо, Нэй и в самом деле перестал быть его нурчем и теперь орч сторожил вход в покоях Рианы. Ну, как говорится, совет да любовь.

Но, оказалось, Нэй ошибся.

Сэм и в самом деле сидел у входа, но в коридоре, то есть с другой стороны покоев Нэя.

Понял это Нэй, когда, открыв дверь — пробежку никто не отменял, — наткнулся на Сэма. Вид у того был как у побитой собаки.

— Я это… — начал Сэм и осекся. Хлюпнул носом как малый ребенок и все-таки умудрился продолжить: — Я это, прощения просить хочу, — и вытер нос своим рукавом рубахи.

— Какое прощение? За что?

— Я это… — он снова хлюпнул носом. — Оскорбил тебя. Вел себя как последняя хорь!

Нэй усмехнулся:

— Сэм, мы уже выяснили отношения. И я вообще не держу на тебя зла. Сорвался и сорвался, с кем не бывает.

— Ты не понимаешь! Я бы мог стать первым орчем, у которого два нурча! А я повел себя так, что оскорбил тебя, обозвал нурхом!

Нэй знал, кто такой «нурх», у орчей это как бы никто и никак. Ну об этом уже было сказано. То есть пустое место. Во Сэм загнул! И не называл он Нэя нурхом, это Нэй сам так назвался. Это Сэм сам себя так накрутил. В общем снова из огня да в полымя. Заново крышу орча ставить на место.

Он уже шел по утренним коридорам, время от времени отвечая малым кивком на приветствие слуг. Они тоже ранние пташки — к пробуждению хозяев все должно сиять и пахнуть. Впрочем, как знал Нэй, Отон не имел особых пунктиков. Единственное — это розовый сад, который должен именно сиять и пахнуть к пробуждению Третьего Носителя Права. Нужно как-нибудь спросить отца, чем его так розы прельщали, что без их созерцания он не мог прожить и дня.

Нэй шел, а за ним очень виновато двигался Сэм — лицо в пол, плечи опущены, да и вообще он какой-то унылый. Ну, с этим надо было кончать. Нэй резко остановился и повернулся в сторону орча, как раз в коридоре никого не было.

— Сэм, друг мой! Что ты от меня хочешь?

— Чтобы ты простил меня! — сопение орча начинало раздражать. Он что, плакал, что ли?

— Я тебя уже давно простил! Если хочешь, я прощаю тебя и сейчас! И всегда буду прощать. Потому что наша дружба выше всяких глупостей! — Нэй развернулся и снова быстро пошел по коридору.

Сэм отстал.

Но, как оказалось, ненадолго.

Нэй сделал пробежку вокруг Зеленого дворца, как раз по круговой дорожке, меж деревьев внутреннего парка. Осень, еще темное утро, но дорожка хорошо освещена, и сама по себе была прекрасно выложена из камня. И почищена, так что даже звука его шагов бега в мокасинах почти не было слышно.

Бегал долго, около часа. Затем завернул на кухню и организовал небольшой переполох у кухарок и поваров, так как особы высоких кровей лично нечасто посещали это место, и перекусил быстрым завтраком. А уже после забрался в бассейн, где его встретила Элли.

Впрочем, остаться долго наедине им не удалось. Слуга явился и заявил — Нэй встретил его в одной простыне, — что прибыли портные мастера и что Нэю требуется быть на примерочном мероприятии. Почему не в его апартаментах? Потому что в Зеленом Дворце, как и в любом Дворце Мирминора, существовала портняжная комната, где, не отходя от дел, любой высокородный мог заказать себе платье и тут же получить его готовым.

Это было любопытно.

Но как только Нэй открыл дверь, собираясь последовать за слугой, то снова столкнулся с Сэмом. Тот, видимо, обдумал слова друга, и что-то в них ему не понравилось.

— Сэм! Мы же обо всем уже поговорили!

— Прощение, Нэй! — Сэма явно заклинило.

— Я тебя уже простил! — тот оглянулся в сторону Элли, видимо, ища ее поддержку.

— Нет! Ты так сказал, чтобы отделаться от меня. Но это не прощение!

Где логика? Просит прощения и тут же обвиняет, что его плохо простили!

Нэй повернулся в сторону слуги:

— Карн, — как запомнил имя слуги, в этой суматохе, удивительно. — Ты подожди немного, и, надеюсь, портные мастера на меня не обидятся, если я появлюсь чуть позже. Но мне очень нужно поговорить с этим… с этим великаном и утрясти наши с ним очередные… разногласия.

— Время еще есть, Ваше Высочество! — Карн поклонился.

А Нэй тем временем поцеловал Элли, выпроводил ее из покоев и затащил в них Сэма.

Закрыл дверь на ключ.

— Сэм, друг мой, что происходит? Что ты от меня хочешь?

— Прощения! — снова засопел носом орч.

— А утром разве я тебя не простил? — Нэй развел руками.

— Нет! — очень твердо проговорил Сэм: — Ты просто от меня отмахнулся. Сказал «прощаю», но на самом деле не простил! Вот!

Нэй вздохнул. В голове его творился кавардак от логики орча, которую он не мог постичь. Что нужно сделать, чтобы орч воспринял прощение?

— Нэй? — орч решил, видимо, оживить Нэя.

И тогда тот просто взорвался:

— Что Нэй? Что Нэй? Что ты от меня хочешь. Чего ты ко мне пристал? — повысил он голос: — Я тебя уже простил сотню раз, раз даже не зная за что! А ты пристаешь ко мне со своими соплями и глупостями! Отвлекаешь от дел и требуешь прощения за то, что уже забыто и закончено! Мы уже дано помирились, потому что никогда не ругались! Любовь сносит крышу всем, и ты не исключение, так какого черта тебе от меня нужно? Я тебя прощаю! Прощаю! — и еще громче произнес: — Прощаю! И пошел вон отсюда! — Нэй явно разозлился, но реакцию орча он предвидеть не мог совершенно!

Сэм сгреб Нэя в охапку, прижал к себе:

— Спасибо, друг! Спасибо! — заулыбался, осклабился, как только он мог.

— Не понял, — Нэй явно недоумевал. — Ты принял прощение?

Орч закивал головой.

— Постой… То есть, чтобы ты воспринял прощение, я должен был на тебя накричать и послать подальше?

— Да! — гордо так проговорил Сэм и радостно добавил: — Пойду расскажу друзьям, что у меня два нурча! — и мощно так хлопнул себя ладонью по груди. — Спасибо, Нэй! Ты настоящий нурч!

А Нэй хлопнул себя по лбу и плюхнулся на рядом стоящий стул. Что это было?

Он просидел в таком положении минут десять точно, пока его из задумчивости не вывел Карн:

— Ваше Высочество?

— Да. Что, Карн? — реальность давалась ему тяжело.

— Портные ждут…

— Ах, да. Спасибо, Карн, — Нэй встал. Мотнул головой, избавляясь от наваждения, навеянного разговором с Сэмом.

Ну просто невозможный человек этот Сэм!

А как орч совершенно непонятный.

Но лучше друга и не пожелаешь!

* * *

8 октября (ос) 1440 года от Пришествия Скирии.

Мир Рошанский.

Мирминор.

Королевский обед.

Удивительная вещь эти примерки. Сколько нужно терпения и стойкости, чтобы пройти сквозь это испытание. Теперь Нэю было понятно удивительное спокойствие аристократии и ее способность стоять, застывши на одном месте, несколько часов.

Конечно, примерка — это не привилегия одной лишь аристократии, но именно она, ее представители, взяли от этой довольно скучной траты времени все самое лучшее, а именно терпение, стойкость и спокойствие.

Ну, это Нэй пошутил. Где вы видели терпеливого, стойкого и спокойного аристократа? Нигде и никак. Но вот на примерке любой, даже взбалмошный вельможа становится кротким и молчаливым, так как никто из них не хотел облачиться в нечто чудовищное и не модное, и на этом заработать неуважение своего круга общения.

Нэй так же спокойно выносил беготню вокруг себя. Небольшие уколы булавок, подшивок прямо на месте и повороты туда-сюда.

Но при этом, как понял Нэй, его платье не шилось с нуля. Был взят некий сиреневый камзол из запасов еще Дорожного Дворца — на самом деле все это было Артура, просто они по фигуре и по фактуре подходили и Нэю, хотя он и был ниже друга в росте — и уже из него портные мастера собирались создать шедевр. А вот с нуля будет чуть позже к Балу, в честь Дня Рождения Короля, и Нэю так же предстояла примерка или здесь, или, по возможности, все-таки в Королевской мастерской, где и людей побольше, и возможностей по пошиву пошире.

Нэй, кстати, спросил, возможно ли в камзоле увеличить количество карманов? На что главный мастер проговорил, что торжественные камзолы шьются по фигуре человека, чтобы облегали и подчеркивали фигуру или, наоборот, скрывали недостатки. Порой для этого применялся как мужской, так и женский корсет, на что Нэй сморщился, корсет ему пока был не нужен. Поэтому, по словам мастера, карманы только будут мешать. Но можно сделать потайные, небольшие кармашки в завёрнутых манжетах или в нижних прошитых краях камзола, но именно что тайные, так как даже хозяин с трудом до них доберется. Ну разве что манжеты рядом.

Но при этом Нэй попросил мастера сделать штаны не такими обтягивающими, как по моде. Ну, чтобы можно было сделать полный шпагат, который Нэй и исполнил, при полном восхищении портных зрителей. На это Мастер согласился, были у него некоторые мысли, которые он часто исполнял по прихоти высокородных особ.

Да, стоит остановиться на некотором восприятии крови с помощью кройки и шитья. Точнее, нитки и иголки, и стоячего воротника и манжета тоже.

Торжественный камзол — это обязательно стоячий воротник, в основном шириной в ладонь, и шейный платок, порой так затягивающие шею, что не продохнуть — сразу вспомнился Артур с его речью в Дорожном Дворце про «геншей». На это Нэй сказал, что лучше не поедет никуда, чем носить этот ужас, поэтому Мастер немного изменил и тут структуру и платка, и воротника, и стало хоть нормально дышать, при этом внешне не было заметно никаких изменений.

Так вот, стоячий воротник, как и закидные манжеты, был еще и атрибутом власти и различия. И все дело было в нитках и в узорах. В основном это были цветы, но так аллегорично вышитые, что и не поймешь: то ли зверь, то ли птица, то ли лепесток, причем Нэй мог поклясться, что все эти вышивки двигались, переливались и изменялись ежесекундно и постоянно. Видимо, магия или… или просто казалось. Но при этом суть была в самих нитках, точнее, в обрамлении этих вышитых золотом узоров, в кромке воротника и манжет камзола. Самая большая вышивка, или прошивка, это у Короля — шесть тройных золотых нитей. Носители Права обладали пятью тройными нитками. Родственники Носителей Права обладали четырьмя тройными нитками — это чтобы в знаке королевской крови не ошибаться, «кто есть кто». А вот уже все остальные представители королевской крови обшивались тремя тройными нитками. Причем вышивалось и обшивалось все так умело и искусно, что при виде человека сразу чувствовались и власть, и место под солнцем! Считать ничего было не нужно, все сразу виделось и чувствовалось. И на самом деле все платья Нэя приводили в порядок именно по поводу торжественности и значимости. Вплетали в воротник золотые нити, достойные его статуса. Который, правда, еще не наступил — Ритуала-Слова еще не было, но все уже считали Нэя частью семьи, и Ваше Высочество для него стало уже чем-то обыденным.

В общем, к двум часам пополудни было готово и платье — костюм — сиреневый камзол, темные, но не серые и не черные штаны, обтягивающие, но все-таки не чулки, черные как смоль сапоги из кожи ярхи, шелковая белая рубашка и сиреневая треуголка с золотой бахромой.

Как понял Нэй, портные-мастера занимались и Элли, и Артуром, и Отоном, но в других комнатах. В их комнатах. Потому что, в отличие от Нэя, для них почти ничего не пришлось исправлять и перешивать. Даже для Элли. Как оказалось, когда еще они были в Катобите, в Зеленый дворец прибыл специальный груз для эльфы — немного запыленные, но очень торжественные костюмы. Ей просто осталось выбрать подобающий торжественному случаю, но, видимо, у эльфов торжественность обладала каким-то обычными свойствами, потому что облачилась Элли в синий женский камзол, обтягивающие, очень обтягивающие, но при этом очень подчеркивающие фигуру и ноги эльфы штаны, или, как они говорили, брюки, такие же синие сапоги. И лишь блузка под камзолом была белой и сверкающей. Впрочем, чтобы эльфы не надели, они всегда и везде выглядели торжественно. И везде, и всюду, как бы они не были одеты, всегда хотелось пасть перед ними на колени и удариться лбом об землю.

Снова это наваждение. Нэй аж головой мотнул.

Артур тоже был в сиреневом камзоле, только штаны его были светлее и треуголка коричневая с серебряной бахромой.

Отон выбрал основным цветом зеленый, его жена так же надела зеленое платье строгого силуэта, с закрытыми плечами и безрукавное, но при этом с длинными до самых плеч перчатками.

Как оказалось, из рода Отона были приглашены еще и Амелия с мужем, но она сказала, что чуть задержится, поэтому Отон и его сопровождающие отправились в Золотой Дворец в одной карете.

Правда, по прибытии оказалось, что из семьи Отона были еще приглашенные, а именно Родерик Граф Сом. Он уже давно не жил в Зеленом Дворце, а квартировал — вот очень правильное слово — в одном из гостевых Дворцов Мирминора. Многие, очень многие аристократы пользовались такой привилегией от Короля Рошана из-за банального отсутствия денег. А тут было все почти бесплатное, правда, и отношение соответственное. Впрочем, многие за границами Мирминора еще пыжились, пытались как-то соответствовать, но все тайное становилось известным и очень часто после такого напряжения все шли на поклон к Королю Рошана.

Разговор о родственниках между Нэем и Артуром произошел в момент возвращения из Цитадели Ордена Ката и Бата в Катобит. Возвращались пешком уже под вечер. Ну, не любил Нэй ни лошадей, ни повозки. К тому же все согласились на этот променад. Сэм нес на руках Риану, она сама отказалась лежать в лазарете — ногу ей спасли, но ходить ей запретили натиры две, не меньше — и орч был этому очень рад, а Элли двигалась рядом с Нэем и Артуром.

Как перешли на родственников, вспомнить было сложно, вроде о сыне Марна Бера завели разговор — слава богу, отец и сын поговорили достойно и хорошо расстались. Как-то все перешло на братьев и сестер Артура, который упомянул, что среди них нет никого из адептов Ордена, даже Родерика. Который хоть и выглядел женоподобно, и применял всякие женские кремы, мази и секреты для поддержания своей красоты — хм… а кто ими не пользовался? — но являлся жутким бабником и в ормейне замечен не был.

Вот тогда Артур и остановился на том, что Родерик с отцом в не очень хороших отношениях. Отон перестал давать деньги, и поэтому Родерик чаще обращался к Королю, нежели к отцу. От этого и казенный Дворец, но при этом по слухам Король Урбан IX запретил выплачивать Родерику и его окружению наличную ренту, которая положена каждому Принцу, а это двадцать пять тысяч дукатов ежегодно — Нэй ее тоже будет получать! — так как Родерик игроман и способен проиграть крупные суммы, которые он уже проиграл и которые за него выплатила Корона. Даже слугам запрещено было являться в гостевой дворец Родерика с любыми наличными деньгами, под страхом позорного увольнения! Может, поэтому Родерик и мечтал о смерти отца, чтобы хоть немного поправить свои финансы?

Вот тогда Нэй и спросил о том, сколько в Мирминоре Гостевых Дворцов? Оказалось, более тысячи! Это такие тесные домики на двадцать-тридцать окон. Находились они на окраине Мирминора, ближе к стене между Мирминором и Запретным городом, довольно скученно так, что до центра, до Золотого Дворца нужно было еще добираться. При этом где-то половина их действовала именно как гостевые дворцы, Хризантемный, например, а вот во второй половине жили те аристократы, которым, честно говоря, уже негде было жить. Нэй даже удивился:

— Это как это?

И тут Артур выдал перл, который Нэй не забудет никогда:

— Нэй! Брат мой, тут все, почти все в Ликсии принадлежит Рошану! — и руками так развел, как будто захотел объять необъятное, и затряс ими. — Все!

Привязывай челюсть, Нэй! Или учи матчасть!

Элли на это только усмехнулась, а у Нэя и в самом деле челюсть упала на землю:

— Как это возможно?

Оказалось, что уже при Отоне V, который задумал железную дорогу, многие земли вне королевства Рошан уже принадлежали Королевству Рошан. Ведь куда шли аристократы проигравшиеся или которым требовались деньги или еще что? Правильно, к Рошанскому Королю, почему-то к своим Королям им было обращаться зазорно. Ну, королевство и выплачивало за них все долги или выкупало векселя. И забирало землю, которая принадлежала просителям. Финансовый Кризис X века был особенно показателен. Как Великий Катаклизм, но только в финансах аристократии. Откуда у Рошана огромные деньги — это отдельный разговор, но денег у него было очень много. Именно после него в Мир Рошанском и были запрещены азартные игры — Урбан IX разрешил игры, но под строгим контролем и с ограничениями ставок, а вот за подпольные казино владельцам и даже игрокам рубили головы. И именно после этого Аристократического Кризиса, когда большая часть аристократии Ликсии потеряла свои владения и осталась лишь номинальными их властителями, и началась ползучая, ну или мирная, бархатная буржуазная революция. Когда буржуазия стала подниматься наверх иерархической пирамиды семиверстными шагами. Многие аристократические рода, наступив на горло собственной песне, роднились с богатыми родами безродных буржуа, давая тем кровь и герб, а себе возвращая хотя бы некоторую видимость былой роскоши. Впрочем, большая часть аристократических родов пыталась еще держаться, цепляясь за свои принципы и высокую кровь. Но жить постоянно в гостевом дворце, где даже серебряная ложка тебе не принадлежит, разве это достойно древнего рода?

Родерик хоть и относился к роду Лонгбардов, еще не потерявших себя — Отон поправился, а значит, все еще впереди, — но, кажется, он уже потерял себя. Его дом в Мир Рошанском был продан за долги — выкуплен короной, само собой, — поместье находилось в залоге, поэтому Гостевой Дворец был единственным местом его обитания. И поэтому было очень удивительно видеть Родерика и его жену Нору среди приглашенных персон.

Впрочем, на этот обед, как оказалось, были приглашены только Отон с супругой и некоторые дети его, и больше никто.

Как выяснилось, Матильда была в хороших отношениях с Норой, и эти две женщины с бокалами вина отошли в сторону, принявшись о чем-то беседовать. При этом Родерик остался в полном одиночестве, но это его явно устраивало. Обе женщины были одеты в изумрудные платья классического кроя, лишь немногим отличавшиеся фасоном. Как понял Нэй, сегодня был сиренево-зеленый дресс-код для обеда. Элли единственная выбивалась из общей цветовой гаммы, в своем синем под цвет волос костюме, впрочем, ей он очень шел. И Нэй надеялся, что король не обидится на Элли.

Где-то минут за десять до назначенного времени обеда в подготовительной комнате совершенно неожиданно раскрылась потайная дверца и в помещение, где все и собрались перед проходом в Малый обеденный зал, вошла Королева — Изольда Алирийская — и тоже в изумрудном платье, но более строгом и с закрытым декольте. Улыбнулась всем, поприветствовала присутствующих легким кивком, но так как находящиеся в комнате разумные были достойных равенства кровей, то все в ответ тоже просто кивнули.

Вошла, быстро прошла к группе Отон-Артур-Нэй-Элли и проговорила:

— Господа, я похищу у вас Нэя дер Вейна, — улыбнулась она на некоторое недоумение Нэя. — Пойдем со мной, Нэй, — и, развернувшись быстро, направилась к той же потайной двери.

Нэй немного глупо напялил на себя треуголку и быстро последовал за Изольдой, которая уже скрывалась за дверью.

Нет, он не потерял ее. Хотя они и шли такими странными, явно потайными коридорами, о которых мало кто знал, что потеряться было бы легко. Но Нэй любил камень, и камень отвечал ему взаимностью.

Шли минуты две по лабиринтам, пока наконец не вышли в очень ярко освещенный коридор — оконную анфиладу. Видимо это был торцевой, торжественный коридор на северной стороне, с выходом на Королевский балкон, если, конечно, Нэй правильно изучил предоставленную ему информацию.

Но самое главное, у одного из окон спиной к вошедшим стоял сам Король!

Урбан IX!

О! Как поджилки-то затряслись. А Изольда еще так подтолкнула:

— Иди. Он хочет поговорить с тобой.

Нэй несколько раз глубоко вздохнул и сделал первые шаги.

Это был не страх. Даже не понять своих чувств, но что ноги подгибались, это факт. И как сквозь воду шел, так было тяжело.

Одно дело стоять при Примирении рядом с Королем, но при это его харизма его не задевала, и Нэй даже смог, если честно, нахамить! А вот сейчас…

В горле пересохло. А ведь нужно что-то сказать.

— Ваше Величество! — фух… выговорил!

Король, он тоже был выше Нэя, повернул голову, посмотрел на него, но без всякого высокомерия, а с вполне искренней улыбкой:

— А, Нэй! — сказал он и повернул голову к окну, из которого была видна огромная торжественная площадь, на которой люди приветствовали Короля или Он наблюдал за парадами Гвардии, и эта площадь как бы выходила за пределы Мирминора и Запретного города и давала возможность почти всем присутствовать на площади в торжественные дни.

Урбан IX обладал орлиным, королевским профилем. Прямой, точеный нос — «нос Лонгбарда», волевой подбородок. Уши, прижатые к черепу. Темные, скорее каштановые волосы с проседью. Карие, пронзительные глаза, заглядывающие в саму душу. И чисто выбритый подбородок. Короли Рошана не любили бород и усов.

Пауза длилась.

Казалось, Король забыл о человеке рядом. Но нет. Старческим маразмом Урбан IX не страдал. Мозг его был в полном порядке, у него болело тело.

— Нэй, ты знаешь, что к Королю приближаться ближе трех ярдов, — Нэй чисто инстинктивно отметил, что между ним и Королем намного меньшее расстояние, — имеют права только особы королевских кровей, то есть с воссиянием Света, и… — Король сделал паузу. — Сошо?

— Э… нет, Ваше Величество, — Нэй и в самом деле не знал об этом.

— А, что прикасаться к Королю могут только сошо? Даже высокородные лишь с королевского позволения. А вот сошо может дотронуться до Короля без всяких разрешений! До других — и руки лишиться может, или вообще головы, а до Короля имеет право!

— И об этом я не знал, Ваше Величество!

Король хмыкнул:

— А еще по Традиции сошо имеют право вступить в Королевскую Гвардию! Только дворяне и… сошо! Конечно, не каждый из сошо, рост, сила, ум, и именно сошо, а не простолюдин, но разве мало среди них достойных людей? Правда, как ты понимаешь, эта традиция потерялась во времени. Ее никто из Королей не отменял, но и вспоминал мало кто. Точнее, никто не вспоминал. Да и я вспомнил лишь тогда, когда Артур мне рассказал о своем друге — человеке-сошо. О тебе! Рассказывал с таким пиететом, что мне очень захотелось с тобой встретиться и поговорить. Можно сказать, я его чуть подтолкнул к Побратимству, — усмехнулся Король. — Правда, он не сразу домыслил мои намеки. Хотя время было выбрано очень правильно, как специально. Вот что нас подталкивает к действию или останавливает? Божественное провидение или просто случай?

— Скорее всего, Божественный случай, Ваше Величество! — сказал Нэй и поклонился.

— Ха! То есть нахамить на Примирении тебя бог надоумил, случайно? — но Король говорил со смешинками в голосе, хотя и было видно, что есть и недовольство действиями Нэя.

Нэй покраснел:

— Простите меня, Ваше Величество, что я таким наглым образом покинул Ваше присутственное место и Примирение, но я испугался за себя. Я дал обещание убить того, кто затеял Игру, поэтому я решил: лучше убежать, чем исполнить обещание на Ваших глазах.

Урбан IX хмыкнул:

— Наглый, но хороший ответ! Я прощаю тебя, Нэй дер Вейн, за ту наглость, — Король протянул руку, и Нэй благоговейно поцеловал ее. Это большая милость — поцеловать руку Короля! Даже для высокородных особ! — Хотя, конечно, высечь бы тебя! — хохотнул Урбан IX. — Шучу, Нэй, шучу! К тому же телесные наказания для дворян были отменены еще Сигизмундом II, — и он отвернулся от окна. — А ты теперь дворянин, и не просто дворянин, а Принц Слова! И мой внук! Нужно соответствовать, а не оставаться сошо, который может нахамить везде и всюду, плюнуть на протокол, и традиции, и на это мало кто обратит внимания, потому что это сошо! — Нэй все больше и больше краснел. — Впрочем, ты быстро учишься, и я уверен, что ты больше не будешь совершать глупых ошибок и нарушений, которые мне могут быть неприятны. Но, — Урбан IX усмехнулся, — постарайся всегда и везде оставаться самим собой. Ритуалы и традиции — это одно, но человеческое достоинство — это главный постулат. И быть самим собой очень важно в мире, где быть собой уже почти невозможно, — и вздохнул. И как-то философски, и с некоторой грустью в голосе, добавил: — Жизнь прожить — не поле перейти.

Помолчали. И вдруг Урбан IX задал совершенно неожиданный вопрос:

— Ты мне как-нибудь на досуге не расскажешь, кто такой Шарапов? И почему для кого-то нужны дырки от бубликов? — сказал и улыбнулся.

А Нэй даже рот открыл от удивления. Он это говорил? Если честно, он даже не понял, как это у него вырвалось. А вырвавшись — забылось. А вот король запомнил!

— Обязательно, Ваше Величество! — и голову склонил. «Многия» знания — это не всегда хорошо.

Снова небольшая пауза, и зазвучал совершенно иной, более бодрый и властный голос короля:

— А теперь помоги старику дойти до обеденного зала. Специально Изольду отправил к гостям, чтобы ты меня сопровождал. Короля всегда должен сопровождать кто-то из высокородных особ.

— Да, Ваше Величество, — Нэй поклонился. Он знал об этом ритуале.

Он выставил левую руку, превратив ее в подобие подлокотника кресла, Король оперся своей правой рукой на эту помощь, а в левой возникла трость, и они двинулись, но не к потайной двери, а к одной из обычных «роскошных» дверей, которую перед ними открыл почти неприметный человек-секретник.

— У тебя крепкая рука, Нэй, — говорил Урбан IX и мимолетными движениями показывал, куда нужно двигаться. Получалось без слов, но Нэй прекрасно понимал Короля.

И постоянно видел в тени секретников, не гвардейцев, что уже радовало. На гвардейцев смотреть у него настроения не было, так и хотелось в морду врезать любому из них.

Когда прошли по коридору ярдов сто, Урбан IX снова заговорил:

— На самом деле я хотел поговорить с тобой о Гвардии. Но увидел тебя, и мысли изменились, захотелось поругать тебя и поворчать, — он улыбнулся. — Сам удивляюсь. Да и запоздали мы немного на обед, поэтому после обеда — я надеюсь, ты не сбежишь внаглую — я бы хотел продолжить разговор с тобой, с Отоном, и… с Артуром, как действующим подполковником Гвардии.

— Да, Ваше Величество, я буду сама вежливость.

Король улыбнулся, остановился возле роскошных двустворчатых дверей. И почти сразу из потайной двери появилась Изольда:

— Я был рад нашему знакомству и разговору, Нэй! Ты полностью оправдал мои ожидания, и я горжусь, что у меня появится, уже появился, столь мудрый для своего возраста внук. Иди к гостям, мы скоро появимся.

Нэй поклонился и скрылся за потайной дверью.

Сердце бешено колотилось, и ноги оставались ватными. Было не совсем понятно, какие ожидания Нэй оправдал за столь небольшую беседу, в которой он мало что сказал и в основном краснел как девица. Но Королю виднее, а может, у него дар такой видеть людей?

Нэй появился в подготовительном будуаре именно в тот момент, когда двери раскрылись и все приглашенные гости были допущены в обеденный зал, поэтому никто не успел ничего спросить у Нэя.

Как только вошли, тут же мажордом зала объявил:

— Его Высочайшее Пресветлое Королевское Величество, владетель земли Роша, Герцог Ромы, Князь Сальмы и прочая, прочая, прочая — Урбан IX! И Ее Высочайшее Пресветлое Королевское Величество — Изольда Алирийская!

Двери раскрылись, и в зал вошли Король и Королева. Они подошли к столу, слуги приготовили кресла, чтобы Король и его жена могли сесть по середине, параллельной их креслам, стола. За этим столом было еще два места, одно по правую руку от Короля и второе по левую руку от Королевы. Но Король немного задержался, осмотрел стол, присутствующих.

— Прошу простить меня за опоздание, — и чуть кивнул в ответ на поклоны гостей. — И… Мы немного изменим сегодня протокол стола. Нэй, сядь по мою правую руку, надеюсь, Отон, ты не будешь в обиде от такой небольшой рокировки? А по левую от Королевы пусть сядет Элли Нум. Надеюсь Матильда тоже не против? У Изольды к Элли накопилось уйма вопросов, пусть девчонки пощебечут, — было заметно, как Изольда шутливо ткнула мужа в бок. — Вот теперь можно приступить к обеду, — и он рукой так обозначил, что можно садиться.

Но с рассаживанием гостей вышла небольшая заминка. Протокол изменился, и пришлось его приводить в порядок на скорую, но опытную руку мажордома стола.

Отон с Матильдой сели на ближайшие места от Короля, которые предназначались изначально Артуру и Элли Нум. Нэя первоначальный протокол задвинул довольно далеко, на самое дальнее место от всех, причем напротив него никто сидеть не намечался.

Нэй, кстати, только сейчас заметил Амелию и ее мужа. Она тоже была в изумрудном платье, что, как понял Нэй, для нее было довольно тяжелым мероприятием, так как, по словам Артура, его сестра на дух не переносила женские платья, но оскорбить отца она просто не могла, она ведь не была эльфой, и задержалась именно для того, чтобы все увидели ее в платье уже в будуаре и за обедом. Она даже появилась в самый последний момент, уже за всеми. Впрочем, платье ей очень шло. А ее муж сверкал в парадном малиновом мундире полковника пехотных частей, с серебряными аксельбантами и сверкающими эполетами.

Вот, кстати, за ним, по левую сторону от Короля, за этим перпендикулярным столом Нэй и должен был сидеть изначально.

В общем, расположились по-новому и немного странно. Но это ведь Король, кто будет ему перечить?

За параллельным столом Король и Королева и справа Нэй — где должен был сидеть Отон — и слева Элли — там должна была сидеть Матильда.

За перпендикулярным столом Отон (Артур) и напротив Матильда (Элли). Следующие места заняли Артур (Родерик) и напротив Нора, которая и должна была тут сидеть. За ними Родерик (Амелия) и напротив муж Амелии полковник Харм ди Ботри, тоже место не потерявший. И к нему пересела Амелия, которая в первоначальном варианте должна была сидеть напротив мужа.

Фуф… Кажется, разобрались.

Можно начинать.

После застольной, обязательной молитвы на благословение трапезы появились слуги с подносами, тарелками и бутылками. Послышались звон бокалов, столовых приборов, хлопанье пробок.

И, конечно же, первый тост — Восемь глотков. Отон провозглашал. Правда, Отон мягко избежал традиционной фразы о многих летах Королю Рошана, сказав что-то вроде — прожить столько, сколько отмерено. Король на это лишь кивнул и грустно улыбнулся.

В перемене блюд между первым и вторым можно было побеседовать, и Король задал вопрос, который, видимо, так же будет преследовать Нэя всегда:

— Здесь за столом все мне знакомы. Даже с Элли я встречался лет так сто назад, и она трепала мою еще черную лохматую и буйную пятнадцатилетнюю шевелюру, как раз перед своим Уходом, если мне память не изменяет.

— Да, Ваше Величество, — Элли улыбнулась.

— И только ты, Нэй, остаешься пока загадкой для меня, — ага, как же. Нэй был уверен, что Король собрал всю информацию о нем и даже больше. Просто так Побратимство не происходит, и главное, теперь ему стало понятно, что это не Артура игра, а самого Короля! Вот только зачем?

— Поэтому расскажи о себе…

Нэй усмехнулся… про себя. Увидел, как Артур из-за спины отца ему улыбается и подмигивает. Видимо, и этот вопрос буде преследовать его везде и всюду. Впрочем, этот рассказ можно довести до совершенства, может, Нэй и сам в нем найдет что-то новое?

Нэй улыбнулся и проговорил:

— Когда и где я родился, точно не известно. Но, когда меня нашли на ступенях приюта дядюшки Отоя, мне уже было месяца три или четыре, но дядюшка Отой не стал особо размышлять и вписал в мою метрику день «10 августа», когда меня подбросили, как день моего рождения. Родителей, кстати, искать я уже пытался, — в Локрусе он просеял огромное количество информации. — Но пока неудачно, так что, к сожалению, даже не представляю, кто они, где они и почему они выбрали не самый лучший, правда, и не самый худший приют Аркета. Впрочем, я благодарен дядюшке Отою, хотя бы уже за то, что у меня была крыша над головой и постель, где можно было приклонить голову на ночь…