Староста, который хотел достичь власти (джен)

От усталости казалось, день смешался с ночью, и несколько последних дней слились в единый комок, как старая жевательная резинка. Мое чувство времени было настолько нарушено, что те несколько секунд, пока я смотрел на лежавший на полу труп Харта, показались мне длиной в год. Воспоминания даже о вчерашнем дне казались размытыми, полустертыми. У меня был какой-то план, кажется так. Мысли повисали бессильными обрывками.

“Меня зовут Перси Уизли. Мне двадцать один. Волан-де-Морт захватил министерство. Я шпион Ордена. Айи умерла. Амбридж убила ее. Я отомщу во что бы то ни стало.”

В кармане Харта я нашел оборотное зелье. Стало даже смешно, когда я вспомнил, фразу Роули: “запомни, он должен быть жив, чтобы зелье работало”— Харт собирался притвориться мной, чтобы “успеть к заседанию”. Было не так уж сложно догадаться, какое заседание имелось в виду. Сегодня в Визенгамоте должно было состояться голосование по законопроекту разрешавшему деятельность егерей — преступников, которые должны были теперь вместо мракоборцев преследовать маглорожденных. Они решили публиковать проскрипции, как в римской диктатуре, обратиться к частному сектору, чтобы сэкономить министерские деньги.

Вероятно, я все-таки был прав, и Долохов действительно как-то договорился с Перегрином, Верховным Чародеем Визенгамота. По закону, в случае смерти Министра Магии и его заместителя, обязанность управления государством переходила именно к Верховному Чародею, так что, если на этом будущем заседании Амбридж и Толстоватый будут убиты, Перегрин, как он сам думал, должен был наконец прорваться на вершину. На деле, разумеется, это означало, что Долохов получит полный контроль над Министерством.

Я заставил тело Харта исчезнуть. Мой взгляд вдруг упал на сложенную картонную коробку. Почти автоматически я развернул ее, принялся зачем-то сгребать туда книги, одежду, пузырьки с зельями. Как будто что-то из этого имело значение даже если я не собирался больше никогда сюда возвращаться.

На улице накрапывал мелкий дождь, размывая город вокруг в глянцевое пятно. Я шел по темной улице вместе со своей нелепой коробкой.

Биллу я сказал, будто у меня есть план, но планом это можно было назвать с большой натяжкой. И что нужно было делать теперь я не знал. Самой соблазнительной была мысль попросту позволить Долохову убить Амбридж. Тем более, во время той ссоры она ударила меня по щеке. Так может и правда было пора? Предоставить мести за Айи быть свершенной чужими руками?

Я почувствовал, что слишком устал, чтобы все как следует обдумать и рассчитать. Может быть, слова про то, что у меня есть план действительно были ложью, которую я рассказывал другим и самому себе, может быть, действительно, дело было в том, что я завяз слишком глубоко, чтобы уйти. Все-таки мне казалось, что было здесь и что-то другое, гораздо прозаичнее. Я не мог заставить себя разбираться в этом. В тот момент единственной моей эмоцией была чудовищная усталость. Раненая Хартом рука сильно болела, несмотря на то, что я лечил ее — у меня не было даже сил сделать все как следует.

Сам того не заметив, я снова оказался в Отделе Тайн.

— Теперь он совсем сюда переехал, — с иронией заметил Эрендел, когда я вошел с коробкой.

Я невольно усмехнулся, но уклонился от разговора, сославшись на срочное дело.

Дел у меня на самом деле не было, мне просто нужно было попытаться наконец принять решение или, может быть, просто немного отдохнуть.

— Когда ты ушел, тебе доставили, — Дарси показала на не один, а даже три розовых конверта, лежавших у меня на столе.

— Амбридж искала меня? — нахмурился я. — Почему?

— Не знаю. Ты ушел в середине дня — и они начали приходить.

Мои мысли снова вернулись, к тому, что я собирался делать. Стоило ли предотвратить переворот? Мне вспомнилось, как Амбридж ударила тогда меня по лицу — значит с ее предыдущим хорошим ко мне отношением было покончено? Тогда какая была разница? Не следовало ли наконец воспользоваться шансом?

Было неприятно так прицениваться. Как бы хотелось мне, чтобы мной двигали искренние эмоции, но в тот момент их у меня не было. Но даже рассчитать я теперь ничего не мог как следует. Куда-то пойти и с кем-то поговорить — все это казалось бесполезным. Некоторое время я смотрел на часы, и, когда время наконец придвинулось вплотную к совещанию, избрал дорогу труса — перемены были слишком неопределенны.

В зале заседания был полный состав — или, по крайней мере, так казалось, ведь некоторые из судей были заменены агентами Отдела Тайн. Ради безопасности, самой Амбридж здесь не было, ее заменяла Дарси, выпившая оборотное зелье с ее волосом. Мы втроем с Толстоватым занимали центральную трибуну. Предполагалось, что именно Толстоватый должен сказать несколько слов перед голосованием, хотя идея законопроекта принадлежала Долохову.

— Этот законопроект передаст часть функций полиции в руки граждан. Это жест доверия по отношению к обществу…

Я уже сказал Долохову, что все идет по плану, и он может рассчитывать на меня. Он, конечно, думал, что перед ним был Харт использовавший оборотное зелье — ведь именно такой был план.

— Министерство не будет больше ограничивать инициативу…

Часть мракоборцев была задержана под разными предлогами, так что в зале суда их было гораздо меньше, чем планировалось изначально.

Голосование прошло гладко. Руки поднимались одна за другой. Единогласно.

Перегрин ударил молотком.

— Законопроект утвержден.

В этот момент все и началось. Несколько человек вскочили со своих мест, выхватив волшебные палочки. Поднялась паника.

Я, Толстоватый и Дарси нырнули за трибуну. От разлетавшихся вокруг заклятий из нее то и дело вылетали щепки. При каждом ударе Толстоватый вздрагивал, даже сквозь Империус, я чувствовал, что ему очень страшно, наверное, ему не приходилось сталкиваться с таким. Какой-то человек взбежал по боковым ступенькам, Дарси оглушила его, я спихнул обратно в зал.

— Харт, какого Мерлина ты делаешь?! — кто-то явно не сдержал своих эмоций.

Я вскочил на ноги, показавшись из-за трибуны и громко крикнул:

— Не Харт, Перси Уизли! — до глупости сильно хотелось, чтобы Долохов знал, что у него опять ничего не получилось и я все еще жив. Если, конечно, он вообще был сейчас здесь и мог это слышать.

Дарси быстро стащила меня обратно за трибуну, прошипев что-то об идиотах. Нам пришлось отбиваться еще от нескольких человек, но исход сражения был решен. Заклятия становились реже и реже, пока наконец не стихли совсем.

Когда я снова показался из-за трибуны, Эрендел и старый невыразимец Фокс, показывали мне, что все успешно. Перегрин все еще стоял, подняв в воздух свой молоток и, казалось, пребывал в полном шоке. Некоторые судьи толпились в проходах, другие прятались под столами.

— Не волнуйтесь! — объявлял Эрендел. — Все теперь в безопасности.

Поднимался шепот, никто не понимал, что произошло, но не собирался спрашивать. Многим было не ясно, то ли расходиться, то ли возвращаться на места, все ждали объяснений. И эти объяснения не заставили себя долго ждать.

Дверь с грохотом распахнулась и в зал заседаний своей мелкой семенящей походкой вошла Амбридж с выражением торжества на лице. За ней по пятам следовал серебристый кот, а за ним — дыхание невольно перехватило — парили три детементора.

По залу распространился холод, так что дыхание превращалось в облачка дыма, тяжелым покрывалом повисло смятение. Голова заболела, и я опустился обратно за трибуну, прижав руки к вискам.

— Что с тобой? — с волнением спросила Дарси, постепенно принимавшая свой истинный облик. — Приступ?

— Все хорошо, — выдавил я.

— Это дементоры.

Дарси взмахнула палочкой, так что появилась серебристая ласка. Вокруг разом потеплело, и мне действительно стало легче.

Амбридж тем временем прохаживалась в центре зала, все так же улыбаясь, она единственная была защищена от воздействия дементоров. Они неподвижно зависли в центре зала, послушные ее приказу.

— Пожалуйста, уважаемые судьи и старейшины Визенгамота, нам предстоит еще одно голосование.

Послышался шорох и множество шагов — судьи возвращались на свои места. Между ними оставались стоять только невыразимцы с поднятыми волшебными палочками и арестованные мракоборцы.

— Вы сами видите, по чьей вине произошли эти события, — с тоненьким смешком заметила Амбридж, показав на них. — Это преступники и они должны понести кару за свои действия.

Послышались перешептывания.

— Думаю, пожизненное заключение в Азкабане будет справедливым возмездием, вы согласны? — продолжала Амбридж, кажется, упиваясь своим торжеством. — Уважаемые члены Визенгамота, прошу голосовать.

Перегрин, кажется, судорожно пытавшийся решить, что ему делать, тут не стал спорить и, словно эхо, повторил:

— Прошу голосовать.

Руки поднимались одна за другой — решение было принято.

— Чудесно, — заметила Амбридж, пока мракоборцев выводили из зала. — Замечательно.

— А теперь, прошу вас, Долорес, — не совсем внятно произнес Перегрин, — нам всем нужно отдохнуть после всего пережитого…

— Ох, нет, постойте, — она сладенько улыбнулась, — есть еще один вопрос, не менее важный. Он касается хищений из Имущественной Комиссии и даже вот этого небольшого переворота.

Амбридж остановилась и обвела судей глазами. Они молча смотрели на нее. Чувства на их лицах были написаны разные, большинство выглядело встревоженно и то и дело косилось на дементоров.

— Сообщаю вам, что средства, конфискованные Имущественной Комиссией у магловских выродков были украдены и о, неоднократно. Мистеру Перегрину удалось похитить имущества на сумму свыше ста миллионов золотых галеонов. Недавно нам в руки попали документы, убедительно доказывающие его вину, — я заметил возле входа в зал довольного Яксли и, почувствовав мой взгляд, он едва заметно кивнул мне, — Но о нет, он на этом не остановился. И сегодняшний небольшой спектакль в зале уважаемого суда был запланирован как раз по его распоряжениям. Он все бы сделал, только бы скрыть правду — даже убил бы министра и его заместителя, — она снова издала смешок. — Думаю, он такой же преступник как те, кто напал на нас, и даже в большей степени.

— Вы не имеете права! — закричал Перегрин. Двое невыразимцев метнулись к нему и схватили за руки.

— Доказательств достаточно, — Амбридж снова усмехнулась и взмахнула палочкой, во много раз увеличивая выписку из банка. — Двадцатого числа прошлого месяца…

Конечно, решать все должна была вовсе не ее убедительность. Как она любила говорить после заседаний по делам маглорожденных: “дементоров для правосудия вполне достаточно”.

Речь Амбридж была довольно долгой — чтобы даже самые стойкие могли проникнуться гнетущей атмосферой — и когда она закончила, все хорошо понимали, что может случиться, если голосование будет неправильным. Перегрин не протестовал. Кажется, он думал, что, каким бы ни был приговор, Долохов не позволит исполнить его. Он ошибался, но еще не знал об этом.

— Прошу голосовать, — шелковым голоском пропела Амбридж.

— Так не делается! — крикнул кто-то с задних рядов. Я узнал Мортитмера Эйриса, судью от Норфолка. Когда-то мы с Айи помогли его избирательной кампании. В груди немного кольнуло, когда я подумал о ней.

— Порядок в зале суда, — спокойно заметила Амбридж. Кто-то подал ей молоток, прежде принадлежавший Перегрину и она, усмехнувшись, стукнула им по деревянной перегородке.

— Мистер Эйрис, это неуважение к суду, попрошу вас удалиться.

Его вывели. Тишина в зале стала гробовой, только был слышен клекот, с которым дементоры парили между рядами.

— Прошу голосовать, — повторила Амбридж, снова принимаясь прохаживаться в центре зала. Ее патронус ярчайше светился — это был момент ее торжества.

Руки поднимались сперва с сомнением, потом быстрее. Амбридж следила на ними словно жаба, готовившаяся проглотить муху, и на лице ее сама собой расплывалась улыбка.

— Чудесно, — наконец объявила она. — Решение принято.

Она снова стукнула молотком, елейно улыбнулась.

— Мистер Перегрин, бывший Верховный Чародей Визенгамота, приговаривается к поцелую дементора. Приговор будет приведен в исполнение немедленно.

На старческом лице Перегрина выразился ужас, его птичьи глаза показались еще больше.

— Нет! — хрипло закричал он, отчаянно забился, пытаясь вырваться из захвата державших его невыразимцев. — Нет! Долорес, пожалуйста. Я невиновен! Примените сыворотку правды! Пожалуйста! Я невиновен!

Но, конечно, никто не собирался слушать его слов. Одна из закутанных в плащ фигур приблизилась к нему. Капюшон опустился, и взорам всех присутствующих предстала уродливая, покрытая струпьями голова, совсем без глаз, с одним только ртом, сочившимся гнилостной слизью. Перегрин вдруг замолчал и замер от ужаса, словно загипнотизированный. И вот дернувшись, как в припадке, он запрокинул голову назад. Изо рта у него вылетела крохотная бусина света. Душа.

Все смотрели на эту чудовищную сцену, не в силах отвести взгляда или даже пошевелиться.

Дементор с шорохом приблизился. Одна его костлявая рука схватила Перегрина за горло.

Снова послышался клекот, сперва слабый, потом нарастающий. Точка поднялась выше, потянулась вместе с воздухом. Перегрин отчаянно дернулся, пытаясь поймать ее.

Послышался тошнотворный хлюпающий звук. Светящая точка дернулась в последний раз и скрылась в раззявленной пасти дементора.

Перегрин обмяк. Больше его не существовало. Я почувствовал, как сердце провалилось куда-то в желудок, страх сдавил внутренности холодными пальцами.

— Чудесно, — с улыбкой заметила Амбридж. — Уведите его.

Так закончилась история Нейтана Перегрина, Верховного Чародея Визенгамота. Он далеко не был святым, но не был и самым плохим человеком на свете. А теперь он был хуже, чем мертв.