Тропа небытия (джен)

Дворец содрогнулся, как при землетрясении. Были и другие перемены, привнесенные гибелью его хозяина и создателя. По полу и колоннам поползли трещины. Перестал журчать фонтан посреди зала, а вода в нем помутнела, как в сточной канаве. Стремительно засыхали, облетая, цветы. А небо за окном из ярко-синего сделалось грязно-серым, словно дорожная грязь.

Зато секира снова была секирой — свалилась на пол и чудом никого не зашибла. Меч тоже стал мечом. А мастер Бренн и Равенна вновь чувствовали в себе силы творить волшбу.

— Пора ноги делать, — сказал Освальд, поднимая свой кинжал и осматривая — цел ли?

— Не все так просто, — возразил мастер Бренн, подходя к колонне с чашей.

Прикоснулся к чаше рукой… и содрогания земли утихли.

— Я стараюсь не упускать возможности, которые мне выпадают, — затем произнес старый колдун, — а сейчас у меня… у всех нас появился шанс из тех, что выпадают раз в тысячу лет. Не понимаете? Аль-Хазир не зря так держался за это место… свое творение. Он действительно достиг многого. А мы могли бы еще большего добиться.

Спутники, соратники смотрели на него молча и растерянно. Только Равенна решилась обратиться.

— Поясни, учитель, — попросила она, стараясь сохранять почтение в голосе. А делать это становилось все труднее. С таким-то поведением наставника.

— С удовольствием, — Бренн улыбнулся своей прежней улыбкой терпеливой и добродушной мудрости, вот только ни добродушия, ни терпения в нем больше не ощущалось. — Изучив «Закон мертвых»… все наработки аль-Хазира, я… нет, мы с тобой, дитя, могли бы их развить. Достичь новых вершин. Не ограничиваться этой долиной и дворцом, нет. Создать собственный мир, не отличимый от нашего родного. С людьми… государствами. Только более справедливый. Где будет меньше зла и страданий. А злобному невежеству вообще не останется места!

— Но как же наша миссия? — не мог не возмутиться сэр Андерс. — Все, ради чего мы сражались.

— И учились, — вторила Равенна.

— К демонам, — как отрезал, сказал мастер Бренн. — В сущности, аль-Хазир был прав. Наш родной мир… обитатели его неразумные сами себя наказали. Своей ненавистью к нам, колдунам. Да-да, дитя. Добро бы они начали охотиться на колдунов, когда пелена повисла. Это хоть как-то могли бы обосновать. Но они и до пелены охотились. Взять хотя бы тот поход, из-за которого аль-Хазир сюда сбежал. А значит, будут преследовать нас и дальше… после пелены. И если мы избавим род людской от нее, если снова вернем солнечный свет — нет, людишки не поблагодарят нас. Не надейтесь!

Колдун горько рассмеялся.

— Думаете, так просто, благодушные мои? Нет, люди сочтут, что солнце к ним вернулось в награду за их праведность… в которой даже самый законченный лжец и трус не сомневается. А что до колдунов, то чтоб преследовать их, просто найдут новый повод. Чуму… или иную болезнь, в которой нас обвинят. Неурожай. Войну. Да много предлогов найдется. Потому что у этих двуногих крыс всегда и во всем виноваты кол-ду-ны.

Равенна замолчала оторопело, проглотив собственные возражения. Так на нее подействовала отповедь наставника. Зато Освальд не смутился. И молчать не стал.

— Я вот не колдун, — были его слова, — но и охотиться на колдунов, обвинять их во всех бедах мне сроду в голову не приходило. Даже когда я пешком под лавку хаживал. Потому что люди разные бывают. А ты… Дедуля… да-да, я теперь без лишних расшаркиваний осмелюсь назвать тебя Дедулей. И замечу, что чем больше тебя узнаю, тем больше рад за твоих внуков… оттого, что их не существует. Скользкий ты. Вертишься… туда-сюда перескакиваешь. Скрытничаешь слишком. Сегодня одно говоришь, завтра прямо противоположное. И я, например, уже не знаю, чему верить. Ну нельзя одной задницей сразу много лавок занимать! Даже для меня, вора, это чересчур. Точнее, долго такие не живут… даже среди нас, воров.

— Все сказал? — молвил Бренн сухо и с презрением.

— А ведь он прав, — коротко сказал Сиградд.

— А я ведь приютил тебя, здоровяк, — изрек колдун, — я всех вас приютил.

Взглядом печальным, но жестким он обвел соратников… теперь уже бывших соратников.

— Вам всем грозила гибель, не забыли? Скитания в роли изгоя, костер инквизиции… виселица. Пьяное и нищее прозябание. Я дал вам цель. И я привел вас к цели… настоящей цели, пусть даже она совсем другая, чем думалось изначально. Но такова жизнь, что вы хотите. Приходится иногда менять решения, делая выбор. А нам… и вам тоже выпало редкое счастье — выбирать между лучшим и худшим, а не из множества зол. Но это оценить вы оказались неспособны!

Бренн возвысил голос, а глаза его теперь метали молнии. Пусть и в переносном смысле… пока.

— Такова ваша благодарность! — выкрикнул он. — Вы не со мной, я правильно понял? В этом ваш выбор?!

Молчание было ему ответом. Молчание, воспринятое как «да».

— В таком случае и я в вас не нуждаюсь, — заявил колдун, — убирайтесь. Пошли вон. После всего, что мы пережили… в память об этом я окажу вам эту последнюю милость. Отпущу с миром. Убирайтесь и не смейте возвращаться!

Его последние слова прозвучали как гром. Громыхнуло и по-настоящему — снаружи. А серое небо озарила молния.

Даже сэр Андерс фон Веллесхайм вздрогнул, даром, что привык считать себя храбрецом. Освальд так и вовсе благоразумно отступил на шаг. Изо всех сил сохранял спокойствие Сиградд. Но и он сильнее вцепился в секиру.

Но вот Равенна…

Равенна даже малейшим движением не выказала страха.

— Прости, учитель, — сказала она твердо, — но мы пришли за чашей. Мы проделали нелегкий путь и пролили немало крови. Так что теперь… мы не уйдем без нее.

От этих слов волшебницы и остальные воспрянули духом. В глазах их больше не было ни страха, ни смущения. Одна только готовность к битве.

— Что ж, — заключил Бренн тихим… зловеще-тихим, как шуршание змеи в кустах, голосом, — это ваше решение… какое ни на есть.

Он вскинул руку с посохом — и Освальда, уже потянувшегося к кинжалу, отбросило, будто порывом сильнейшего ветра. Бывший вор врезался в одну из колонн. А уже в следующее мгновение его оплели вместе с этой колонной лианы.

— Да, к твоим выходкам я готов, — похвалился Бренн, — готов в первую очередь.

Равенна, в отличие от Освальда, успела сотворить огненный шар и даже метнуть его. Но, не долетев до ее наставника менее фута, шар словно врезался в невидимую стену. И рассыпался искрами.

С секирой наперевес Сиградд бросился к колдуну. Однако тот успел снова взмахнуть посохом — и навстречу варвару вылетела струя дыма… точнее, чего-то, похожего на дым. Обвилась вокруг секиры этаким призрачным хлыстом.

Рывок — и сила, намного превосходящая человеческую, вырвала секиру из рук северянина.

Тот не успел опомниться, как сотворенный волшбой хлыст оплел уже ноги самого Сиградда. Затем последовал новый рывок, и могучий варвар рухнул на пол.

Подбегавшего сэра Андерса мастер Бренн встретил молнией. Рыцарь едва успел скрыться за ближайшей колонной. Выглянул из-за нее всего на мгновение. И снова был вынужден спрятаться — колдун швырнул в его сторону огненный шар. Тот взорвался, врезавшись в пол.

— Только с расстояния бить умеешь! — возмутился рыцарь. — Трус! А честный поединок, лицом к лицу — это не про тебя?

— Так я не настолько глуп, чтобы переть напролом, — было ему ответом, — а честно или нет… не все ли равно, если ни один вас не может тягаться со мной.

И мастер Бренн торжествующе ухмыльнулся. Но тем временем…

На беду свою он не видел, как на полу зашевелился погибший Вожак, о котором успел забыть и сам колдун, и все прочие, присутствовавшие в зале. Точнее, не столько забыли, сколько не принимали его в расчет. Ибо… ну чего взять с трупа?

Тем не менее, предводитель Братства Ночи приподнялся на руках. И огромной гусеницей пополз к мастеру Бренну.

А заметил колдун Вожака, только когда мертвец подобрался к нему почти вплотную. Бренн едва обернуться успел, почувствовав рядом с собой подозрительное движение.

— Что… но как? — воскликнул он растеряно. Так поразило колдуна это внезапное появление.

Поразило до такой степени, что ни отбросить главу Братства, ни как-то защититься от него Бренн не успел. А Вожак вцепился в него мертвой (в прямом смысле мертвой) хваткой, увлекая за собой.

Удерживая одеяния мастера Бренна одной рукой, другую предводитель Братства Ночи потянул вверх — к горлу колдуна.

— Ты же мертв! — со смесью удивления и отчаяния, переходившего в ужас, воскликнул мастер Бренн.

— Верно, — проскрипел, открыв рот, Вожак, — ты убил меня. А это как раз мир мертвых. Где ж, как не здесь, мне быть?

Кое-как овладев собой, колдун тряхнул посохом прямо перед его лицом. Струя огня обволокла Вожака. Его одежда и волосы обратились в пепел, сам он обгорел… нет, даже обуглился до черноты. Но все равно удерживал мастера Бренна. Как будто даже крепче впился в него.

— Не старайся… мертвее я уже не буду, — проговорил он, еле шевеля почерневшими остатками губ и чудом сохранившимся языком, — но и у мертвых… свои возможности. Я могу… сам принять то, что мне теперь причитается… за всю мою жизнь. А могу разделить это… например… с тобой!

Наконец мастер Бренн потерял равновесие. И повалился на пол, вместе с обгоревшим Вожаком. В последней отчаянной попытке найти хоть какую-то точку опоры, хоть за что-то удержаться, дабы устоять на ногах, колдун задел рукой священную чашу. Та слетела с колонны-постамента и со звоном покатилась по полу.

Весь дворец снова дрогнул — в то же мгновение. И сильнее, чем прежде. Огромная трещина поползла по полу, стремительно расширяясь. И мастер Бренн с Вожаком ухнули в ее жадную черноту.

— Чаша! — выкрикнула Равенна, первой пришедшая в себя от столь неожиданного поворота. И сама же кинулась к сосуду, который, подпрыгивая на ходящем ходуном полу, тоже постепенно приближался к трещине. Та продолжала расширяться с каждым мгновением.

Но стоило волшебнице только коснуться чаши, как землетрясение прекратилось, словно и не начиналось. Сомкнулась и трещина, заглотившая Бренна и Вожака. Прямо на глазах.

— Вот это да! — на выдохе выпалил Освальд, сумевший-таки выпутаться из обвивавших его лиан. — Неожиданно…

— Если забыть, что мы в потустороннем мире, — произнес сэр Андерс, выходя из-за колонны.

Равенна между тем подняла чашу с пола и выпрямилась во весь рост.

— Похоже, нам пора, — молвила она, держа священный сосуд перед собой. Так, словно намеревалась вручить его кому-нибудь в дар.

— Это точно, — с готовностью ответил Освальд, стряхивая с себя обрывки лиан, — а то еще… этот… тоже как бы не поднялся.

И он с опаской покосился на останки Абдула аль-Хазира, все еще валявшиеся посреди зала на полу.

— О, это вряд ли, — успокоила его Равенна, — самодовольный он слишком… был. Считал, что достиг всего, чего хотел. А главное, мог. Такому стремиться не к чему. Тогда как у Вожака оставалась цель… хотя бы месть.

— Не у Вожака, — поправил ее сэр Андерс, — у графа Седрика фон Ульвенмарка. Этот человек заслужил, чтоб его помнили под настоящим именем. И титулом.