Нэй. Сердце Власти (гет)

18 Августа 1440 года от Пришествии Скирии.

Баронство Сошор.

Черный замок.

Почти ночь.

— Это все понятно, — проговорил Артур, занюхивая очередную рюмку первухи, настоящей, а не поддельной, рукавом с солью Торксов. — Но как нам с этими голубыми людьми найти общий контакт? В Баронство они не стремятся, а надо бы их присоединить, но без крови, конечно же.

Малый совет заседал уже третий час.

Малый совет — это идея Артура. Правда, в его начальной мысли никаким малым советом не пахло. Он просто думал время от времени встречаться с Нэем после Больших советов, на которых его друг присутствовать не мог. Пока не мог.

Но ни силой, ни дарованием благородства за заслуги Нэя было не убедить и не заставить. В этом вопросе друг Артура был упрям как осел, если не упрямее. Было видно, что Нэй, как человек, как политик, как воин, как друг, уже давно перерос сошо, но упорно держался за это положение. Сам не знал, почему, но упорно не принимал ни предложений, ни возможностей от Артура.

Встречаться и обсуждать вопросы, которые обсуждались на Большом совете и в которых совет Нэя мог быть неоценим.

Но так случилось, что к встрече с Нэем к Артуру присоединились с вопросами новоиспечённый Борон Сошор, также новоиспеченный полковник Чистильщиков ди Урх и Гроссмейстер ордена Хранителей ди Орд. Как говорится, сбросить хвосты Артур не смог и в таком обществе и появился на встрече с Нэем.

Тот лишь пожал плечами, сказал, что это, видимо, судьба, и выставил на стол еще одну бутылку настоящей первухи, а потом, кое-куда сбегав, притащил большой шмат черного сала — обычное сало в Каракрасе было всегда, но этот деликатес, черное сало, завезли сюда именно когтистые — и не менее огромную буханку белого и очень мягкого хлеба, ну и, конечно же, огурчики соленые изначально стояли на столе.

В общем, в первый Малый совет все пятеро советников просто напились до демонов и зеленых чертиков в глазах. Но, о жизни, конечно, поговорили тоже, в основном на уровне мужского: «Ты меня уважаешь?», дошедшего в конце пьянки до: «Мы с вами уважаемые люди!». И, кажется, не сумели разойтись, так и заснув в каморке, где и проходил Малый совет. Ну, то есть никто не помнил, разошлись они или так и проспали всю ночь. Правда, при этом все проснулись после полудня в своих постелях, в комнатах, которые им выделили в уже отремонтированной восточной части Черного замка.

Второй Малый совет уже был более успешным в смысле именно совета, где обсуждались не очень важные, но все же вопросы по внутренней жизни Баронства Сошор. Одно из них заключалось в том — следует ли ставить зимние квартиры для всего войска или будет принято решение об оставлении в Баронстве только добровольцев, решивших продолжить службу в новом Баронстве. Вопрос на самом деле не праздный, так как сообщения в Мир Рошанский о создании нового Баронства уже ушли, поэтому и начались такие размышления. Артур на правах Герцога заявил, что следует оставить весь гарнизон в Баронстве и вообще он сообщением передал мысль о том, чтобы эти две когорты вошли в состав армейских формирований Баронства Сошор в полном составе. Но, если Внутренний Конвой, да, вполне мог бы и расстаться со своей когортой, так как являлся армейским подразделением, то вот у Чистильщиков было слишком много условностей, были строгий Устав и регламент, как и когда можно было покидать Орден, да и можно ли вообще его покидать. Поэтому в конце концов Артур согласился, что лучше всего будет если, все оставшиеся для продолжения службы сделают это на добровольных началах.

Так же в тот Малый совет поговорили и о когтистых, об их погребальных ритуалах — все пятеро присутствовали на похоронах двух тел, которые Нэй вывез из Некрона — и о клятве верности, которые когтистые дали не Короне, ни Принцу, ни Барону, а Нэю!

Почти все когтистые во главе с Кари и Вурхом присягнули на верность Нэю! Почти все, так как один клан МорВоха в количестве девятнадцати когтей отказался от присяги и высказал желание покинуть это место и уйти в мир, о котором говорила Элли на том знаковом для всех совещании с «больным» Нэем.

Было это немного странно, если считать внешний статус Нэя как сошо. Но все члены Малого совета восприняли это с пониманием, хотя совершенно не понимали, как вообще такое возможно.

Ну и, конечно, они снова напились, правда, до чертиков дойти не успели, так как в каморку с нарисованным очагом влетела вернувшаяся после шестидневной отлучки Элли, схватила Нэя и просто силой уволокла его с собой, не обращая внимания на пьяное возмущение «советников».

Впрочем, Нэй доказал своей любимой, что способен на многое в любом состоянии, но все-таки она попросила его меньше злоупотреблять горячительными напитками, иначе вскоре он может упасть и больше не встать. На что Нэй клятвенно пообещал, хлопнув себя ладонью по груди, и, упав в постель, отрубился до сигнала горниста «подъем», который начинал звучать над окрестностями ровно в семь утра каждое утро.

И вот третий Малый совет, на котором Нэй все-таки рассказал, хотя и сумбурно, историю Голубой долины, людей и когтистых. Правда, чисто поверхностные данные, но и этого было вполне достаточно и ставило много вопросов. Один из которых — как привести голубых людей в Баронство?

— Можно, переселить несколько общин с юга, — неожиданно проговорил ди Урх. Икнул, взял бутылку и принялся разливать первуху по рюмкам.

— Друг мой, где юг и где мы! — проговорил Артур.

— Не скажи! — полковник замотал указательным пальцем. — Я с юга, с дельты Великой Роши. Земля там просто шикарная! По три-четыре урожая может давать! Но при этом если зальет река землю, то куда деваться общине? Мужчины уезжают на заработки в города, женщины и дети, и старики ждут их дома, кое-как обрабатывая огороды, постоянно по колено в воде. А осенью некоторые мужики не возвращаются, оставаясь в городах или в других общинах. Вот так вот, — и, пожав плечами, он развел руками.

Нэй тоже икнул:

— И откуда такие познания?

— Наш домен стоит на дельте Роши, на острове Урх — в хорошие годы, хорошие деньги и хорошее настроение. В плохие годы, когда река разольется, сами понимаете. Земля сейчас наполовину принадлежит общинам, их у нас две, и нам. Но мы же сеньорами остаемся, поэтому, какие вопросы возникают — к нам идут, нижний суд — к нам идут, если плохой год — к нам идут за помощью. А раз откажешь, и считай, что нет у тебя домена! Сейчас общины очень свободные, хотя все равно мы все зависим друг от друга. Они от нас, мы от них. Нам еще повезло, у меня сестра, единственная— муляр-таш!

Нэй выдохнул:

— Кто такая?

— Лиин Молина — это наша родовая фамилия.

— Большая Лин твоя сестра? О! — воскликнул Нэй.

— Ты ее знаешь? — и снова икнул ди Урх.

— Все муляр-таши друг друга знают. Ведь это наши союзники, если беда случится, хотя и конкуренты мы друг для друга. Но если нужно помочь — всегда поможем! Так что, если встретишь ее, передавай привет от Нэя-Везунчика, — и Нэй замотал головой. — Б-р-р.

Ди Урх понимающе кивнул и продолжил:

— Как-то лет десять назад нашла она темник — «Ух ты!» дружно выдохнули все четверо за столом. — Вот сидим мы за таким вот почти столом и смотрим на этот темник, лежащий в его центре — отец, мать, два старших брата-близнеца, сестра и я. Как раз домой в отпуск приехал. Глупый-глупый лейтенант. Сидим и тупо смотрим на этот темный аккум.

— Постой, — проговорил Нэй, — как она умудрилась его оставить, ведь с командой ходила?

Ди Урх несколько секунд смотрел на Нэя, потом икнув, произнес:

— Там какая-то история вышла, подробно она не рассказывала. Вроде два темника было и еще что-то по мелочи. Вот это все Лиина оставила команде и забрала больший темник из двух, — он снова икнул и выдохнул.

— А! Ну, понятно, — закачал головой Нэй.

— Так вот сидим и смотрим, и думаем, что же с ним делать? Оставить для энергии или продать? — ди Урх посмотрел на рюмку в своей руке и продолжил: — Решили все-таки продать. Деньги хорошие вышли. Фундамент замка подлатали, сделали кое-где ремонт, кое-какие долги отдали. А главное: прекратили землю продавать. Еще прадед начал продажу, чтобы восполнить казну, а дед, мот по жизни, так закутил, что продал почти половину земель. Правда, после этого он так наотмечался, что помер, — и тут же проговорил: — Хороших ему миров! — и перекрестился, как и все за столом вслед за ним. — Отец был наследником, и часть денег, которые дед пропить не успел и потратить, помогла на первое время продержаться, чтобы не продавать землю. А потом, когда я родился, он продал еще один участок земли. Деньги нужны были. Потом долго ничего не продавали, хорошие года вышли. Но как говорится, после хорошего всегда плохое приходит. Отец уже собирался продать еще участок земли, но тут Лиина нашла темник, и продавать больше ничего не пришлось. И даже с общинами договор заключили — налоги, аренда. Все уладили и сейчас живем душа в душу. Но река стала злее, и поэтому теперь мы друг за друга держимся, а не пытаемся друг друга обмануть, — он ухватился за рюмку, но, видимо, снова не придумав тост, продолжил: — Так что нам еще повезло. А другим не очень. Вот земля остается, а домена и хозяев уже нет! Или в замке еще живут, а общин уже нет, разъехались по другим местам, по городам и весям. Кто в поисках работы, кто в поисках любви, кто неизвестно, почему и зачем. Как живут хозяева замка, совершенно непонятно. Или наоборот, Замок стоит, но уже не жилой, разрушается, а общины все равно живут, ведь жить-то нужно. Или общины есть, а земля у них все уменьшается из-за злой реки, а сеньоры ничего сделать не могут; даже магия не властна над водой, ну или просто нет их уже, или земли уже нет, а люди живут, пока живут, — ди Урх шмыгнул носом и воскликнул неожиданно: — За сошо нашей земли! — наконец-то нашел он повод для тоста.

Все чокнулись, и Нэй немного грустно произнес:

— Я в городе воспитывался.

— Земля, земля, только земля! — проговорил ди Урх. — Так что найти в дельте Великой Роши несколько общин, которые с радостью сюда переедут, труда не составит. Соберут всех своих, кто разъехался по другим общинам, кличем, и в путь. А когда они сюда переедут, то им будет легче найти общий язык с голубыми людьми и позвать их в Баронство.

— Вот ты этим и займешься! — одновременно проговорили Артур и Нэй.

— Я? — как-то испуганно произнес ди Урх.

— Ну да, — сказал Артур, теперь уже он разливал по рюмкам. — Ты знаешь дельту Великой Роши, тебе и кости в руки. А потом, может, мы тут еще одно Баронство организуем, — и как-то серьезно посмотрел на всех. — А кто-нибудь знает, где сейчас все бывшие владетели этих земель? Мы ведь как бы маленький переворот устраиваем, — усмехнулся он. — Я ведь еще не знаю решения ни Короля, ни отца о моем тут деянии. А если наследники появятся?

— Ну, — Нэй принял рюмку, — по вашей юридической казуистике долгое не-вхождение в права наследования превращает любой домен в ничейный, переходящий под крыло Короны. В старые добрые времена, да и сейчас, хотя и сложнее, наследников можно было не убивать, а просто не дать им в определённое время прибыть для вхождения в наследство, поэтому, думаю, вопросов никаких не будет. Ребята восемьсот лет ждали, чтобы объявиться? А ряха у них сейчас не треснет? — он выдохнул: — За Короля! — все тут же встали и, выпрямившись, в пять глоток прокричали: «За Короля!» и опрокинули по очередной рюмке.

Ух и ах.

Нэй снова жутко много пил, всякий раз после таких попоек, в основном на Малом совете, добавляя к своим тренировочным дням наказания за эти пьянки еще несколько дней тренировок, и не где-нибудь, а у самого мастера Шифу. Вот человек, который выбьет всю дурь из головы Нэя. Впрочем, пока он сидел тут и пил с друзьями и товарищами.

— Ты как всегда прав, мой друг! — проговорил Артур и, как-то тихо ойкнув, уткнулся носом в стол. — Я все! — сказал он еле слышно, и тут же раздался довольно громкий храп.

— Ну видимо, — проговорил большее время молчавший сегодня ди Мирн и икнул, — на этом сегодня Малый совет завершается?

— Так, расходимся на цыпочках и поодиночке, чтобы никто не видел! — заговорщицки проговорил Нэй.

— Что? — испуганно спросил уже ди Орд, тоже почти всегда молчаливый на советах.

— Это была шутка, — хохотнул Нэй, подхватывая обмякшее тело Артура. — Пойду доведу его высочество до его покоев. И спать.

— Вот-вот, спать.

— Хорошая мысль! — ди Урх встал, шатаясь, поправил полевую гимнастерку — парадная форма даже на Больших советах была забыта как класс, даже Артур ходил в роскошном, но повседневном платье, — выдохнул и строевым шагом направился к двери, но рядом с ней его шатнуло в сторону, и он ударился об косяк. Послышалось ругательство, но через мгновение полковник нашел дверной проем и первым вышел из каморки.

— Тебе помочь? — спросил Нэй ди Мирна, но тот отрицательно мотнул головой.

Что касается ди Орда, то он, откинувшись на спинку стула, уже спал, похрапывая. Хм… Райса не любит храпящих мужчин. Или ему прощает?

Ну все, как и в прошлый раз; поэтому Нэй не удивился, когда после того, как уложил Артура в постель, вернулся в каморку и обнаружил ди Мирна, как и ди Орда, мирно спящими за столом. И как и в прошлый раз, поднял обоих и помог обоим дойти до своих комнат, благо все комнаты располагались на одном этаже с каморкой Малого совета. Так всего каких-то несколько десятков шагов в общей сложности. А уже потом Нэй завалился в свою комнату.

Спа-а-ать.

20 августа (иль) 1440 года от Пришествия Скирии.

Объединённый военный лагерь в Баронстве Сошор.

Ближе к утру.

Сержант Никор Луп, в третий, последний раз, обходил внутреннюю границу лагеря. Его дежурство заключалось в том, чтобы обходить периметр три раза за ночь: в одиннадцать часов — сразу после отбоя, в два часа ночи — час волка, самое сонное время, и в пять часов — очень хочется спать перед побудкой, и проверять, и если нужно, будить часовых на постах. Можно сказать, глупая обязанность, но в то же время довольно ответственная, так как если он увидит спящего часового, то он просто его разбудит, а если дежурный офицер, то будет уже наказание.

Честно говоря, мало кто исполнял эту обязанность на все сто процентов. Дежурный по периметру, как еще называлась эта служба, часто сам нарушал распорядок и если и ходил по часовым, то один раз за ночь. Ну, а дежурные офицеры объединённого лагеря вообще заваливались спать и просыпались только тогда, когда их будили под утро, перед подъемом, ну или посредине ночи захочется сходить до ветру — если в этом момент наткнуться на спящего часового, тогда да, можно было получить по шапке. Но это так редко происходило.

К тому же войны никто ни с кем не вел, а значит, происходило самовольное послабление службы, хотя, конечно, это неправильно, но что поделать, если все в этом месте расслабились.

Но только не Никор Луп!

Не сказать, что он был солдафоном до мозга костей и любителем устава и службы от сих до сих, но и не был таким человеком, который мог пренебречь своими обязанностями. Все-таки уже двадцать лет на службе! Двадцать лет во Внутреннем Конвое! Поэтому если он дежурил по периметру, то исполнял свои обязанности на все сто, невзирая на жгучее желание остаться хоть и не в мягкой — ну какая мягкость у деревянных походных коек? — но все же постели, на всю ночь, никуда не вставая и ничего не делая, а только видя сладкие сны.

Как он просыпался к своим часам?

Он изобрел только ему подвластный будильник. Ложился он на деревянную койку без всяких удобств, полностью обнаженным, лишь простыней накрывался. И подвешивал ведро с водой на нитке, к которой прикреплял свечку из нурского воска, имевшего свойство гореть постоянным огнем, то есть если свече отмерено два часа, то и горит она ровно два часа. А прогорев, нитка обрывалась, и Лупа окатывало жутким водопадом холодной воды! Он тут же вскакивал, вытирался, одевался и шел исполнять свои обязанности дежурного по периметру.

Вот и сейчас он проснулся своим излюбленным способом и уже завершал обход.

Время шло к шести утра, был разбужен последний часовой на периметре, так что еще десяток шагов и можно будет свернуть в лагерь, в свою сержантскую палатку, которую он делил еще с пятью сержантами их роты, и завалиться спать, не обращая внимания на подъёмные звуки горна. За время службы Луп еще научился спать, когда можно, не реагируя ни на какие внешние и посторонние звуки. А так как он был дежурным по периметру, то ему разрешалось отбыть в сонное состояние до часу дня, то есть до обеда, на котором он уже присутствовать был обязан.

Вот он и свернул, закончив обход. Но не прошел и половины пути, как остановился на полдороге рядом с палаткой лазарета — уже строился постоянный лазарет, но в другом месте. Остановился, так как из лазарета слышались крики и даже ругань!

Нет, сержант не собирался слушать и слышать. Ругаются и пусть себе ругаются, медики и лекари — они ведь такие, на самом деле не от мира сего, и поэтому что им там в голову взбредет. Разве это проблема Никора Лупа?

Он остановился, потому что крики как-то резко приблизились, очень явно послышался звон колокольчиков; полог входа палатки распахнулся, и сержант увидел рассерженного капитана медицинской службы Ордена Чистильщиков, мага-лекаря Ивона Молину — Луп, как и многие, не любил этого аристократического зазнайку — в красно-черном одеянии и в колокольчиках. Даже не рассерженного, а очень злого, и тот, кто довел его до этого состояния, тащился за ним, так как капитан тянул его за собой за шиворот!

— О! Сержант, отлично! — проговорил капитан, наконец выволакивая на свет тусклых фаеров у входа того, кого тащил за собой.

И им оказался молодой лекарь Самуэль Моргун — вот его сержант уважал: всегда придет на помощь, обязательно микстурку какую-нибудь даст, чтобы от головной боли избавиться, после хорошего вечера, не то что капитан, который только орать и умел.

— Арестуйте этого человека, сержант! И отведите его на гауптвахту!

Никор Луп даже рот открыл от неожиданности:

— Я не могу этого сделать, господин капитан!

— Это почему же? — было видно, что Молина еле сдерживался, чтобы не взорваться в очередной раз.

— Любой арест должен быть подтвержден высшим офицером, до этого момента человек должен находиться в изоляторе. Как я знаю, изолятор в лазарете существует.

— Вот подтверждение! — Молина вытащил листок, на котором было что-то написано и явно стояла подпись полковника ди Урха! Показал так, чтобы в свете фаеров все было видно.

О! Карт-бланш!

Сержант слышал о таких листах, но никогда не видел. Но даже здесь Луп не мог переступить через устав, а он был в этом смысле одинаков как у Чистильщиков, так и у Внутреннего Конвоя:

— Я не могу воспользоваться этим приказом, так как не имею подтверждения, что он настоящий и законный. Любой карт-бланш может быть задействован, только если его законность засвидетельствована лично. Я не присутствовал при его составлении, поэтому не могу быть уверенным, что этот карт-бланш настоящий и законный! — на самом деле, как знал Луп, любой карт-бланш был незаконен, хотя в Уставе Военной службы и есть целый параграф о них — но именно об ответственности и применения их только в крайних случаях. Но при этом пользовались ими постоянно, забывая о крайних случаях. Что поделать, иногда командирам очень было лень что-то лично решать, вот они и перепоручали свои полномочия. И понятно, почему у капитана Молины оказался такой вот карт-бланш.

— Да как ты смеешь! Как ты смеешь обвинять меня в нечестности! — и через паузу капитан выкрикнул: — Ты тоже арестован! — у Лупа челюсть на землю упала. — И не вздумай уйти! Я знаю тебя, сержант Луп! И твой уход будет считаться побегом, а значит, дезертирством, нарушением приказа и неподчинением вышестоящему офицеру! — проговорил капитан Молина, исчез за покрывалом входа и вскоре послышался его голос: — Вставайте лежебоки! Не притворяйтесь, что спите. Быстро! Лейтенант Кривс, не делайте вид, что вам больно. Ваша нога уже прошла! И вы нужны мне для выполнения одного поручения!

В общем капитан Молина навел шороху и звону, и вполне возможно, многие воины в ротных палатках вокруг лазарета уже давно проснулись, но вряд ли были готовы вылезти из них на свежий воздух. Может, даже кто-то и подумал, что надо бы этому капитану навалять как-нибудь и где-нибудь, но это были всего лишь мысли. Но сержант-то ведь прав!

А сержант Луп даже не двинулся с места, он как прирос к земле. Прав был капитан, уйти сейчас — это нарушить приказ. Пусть маг-лекарь был неправ, но доказывать это не следует нарушением.

Полог распахнулся в очередной раз, и из лазарета вышли трое — капитан Молина, прихрамывающий, видимо, лейтенант Кривс, и еще сержант Бувс из Внутреннего конвоя, который попал в лазарет по случаю болей в животе, но оказалось, что просто переел этого самого черного сала. Вкусная зараза! Но много есть ее нельзя.

— То-то! — проговорил капитан, увидев, что оба, и Луп, и Моргун, стоят на месте. — Лейтенант, отведите этих арестованных на гауптвахту!

— Но… — начал было лейтенант.

Молина прикрыл глаза рукой:

— Хорошо! Я пойду с вами! — и так зло зубами щелкнул, видимо, лейтенанта арестовывать — это уже был бы перебор.

Вот так они и пошли. Немного испуганный Самуэль Моргун, обалдевший от случившегося Никор Луп, сбитые с толку лейтенант Кривс и сержант Бувс. И жутко злой капитан Молина, идущий позади всех, и казалось, что он всех четверых ведет на гауптвахту.

Когда гауптвахта уже виднелась, ее строили в некотором отдалении от основного лагеря, уже основательно, из дерева и камня, Самуэль Моргун неожиданно встрепенулся и прокричал:

— Господин Нэй!

Нэй выскользнул из объятий Элли.

Она пришла ночью. У нее были более роскошные апартаменты в Замке, но каждую ночь она приходила к Нэю. Правда, сегодня она не стала донимать его своими желаниями, а просто легла рядом прижала к себе, обняла.

Вот Нэй и выскользнул из ее объятий, хотя ее тело, запах, так возбуждали и так притягивали, что было совершенно непонятно, зачем он вообще выскальзывает из ее объятий?

Но как бы там не было с желаниями и хотелками, но и тренировки забрасывать не следовало. Наказания за пьянки — это одно, и когда оно еще наступит, но нужно было держать себя в тонусе, поэтому каждое утро около шести часов Нэй просыпался, одевался в легкий тренировочный костюм и бежал на очередную тренировку — кросс несколько десятков кругов вокруг военного лагеря и небольшой тренинг на площадке с несколькими препятствиями и конструкциями, которую по его просьбе выстроили плотники обеспечительной роты.

Как сейчас.

Оделся и бросился к окну.

Никаких глупостей, просто так было удобней всего.

Хоть комната его и располагалась на третьем этаже Замка — десять ярдов как минимум, но дней пять назад, к его окну-бойнице с толщиной стены в три ярда, но в которое Нэй, мог протиснуться, хоть и бочком, хотя и появились мысли расширить окно, был пристроен пологий скат-настил из досок, покрытых скользким лаком, с которого было очень удобно съезжать вниз из окна.

Сделал он так потому, что, во-первых, войны никакой не было, и Замок никто не собирался штурмовать. А, во-вторых, надоело бегать вокруг всего замка, по его коридорам до выхода. А тут взял сиганул в окно, и ты уже в беге, в тренировке. Можно, конечно, и без спуска было обойтись, выпрыгивая из окна, но когда-то тут был ров, который зарос бурьяном, и что там, под этим бурьяном, совершенно неизвестно. Потом его обязательно почистят, но руки еще не дошли. И прыгать, ломать ноги, Нэй просто был не готов. Артур в шутку как-то сказал, что в Нэе умер великий герой-любовник — муж пришел, а он в окно, это же так романтично! Вот был у Нэя в голове такой таракан — просто обожал он прыгать с высоты, бессмысленно и опасно — эта глупость очень злила Элли: а вдруг с ним что случится — но ничего не мог с собой поделать. Это ведь какой адреналин!

А вот подняться по спуску в свое окно Нэй так и не сумел. Именно бегом, а не полетом. Лак оказался слишком прочным и очень скользким — ну, как он и просил, между прочим, — поэтому все попытки подняться оканчивались неудачей. Так что возвращаться в комнату приходилось по коридорам и лабиринтам Замка.

Конечно, сделал спуск не он лично, его была только идея, а плотники из роты обеспечения, заодно и тренировочную площадку выстроили, и установкой занимался Сэм и его бригада орчей. Быстро справились, и тут же принялись за новый такой скат, который захотел себе сделать полковник ди Урх — он тоже сумел протиснуться в окно, а вот ди Орд нарастил уже животик. Ди Урху очень понравилось вот так спускаться из окна вниз, к лагерю.

Правда, первый его спуск по желобу Нэя чуть не закончился трагедией. Ди Урх, хоть и на пятой точке, но не справился с направлением и скоростью и рухнул где-то с середины спуска — пять ярдов — и чуть не сломал себе шею. Но, вместо того, чтобы бросить это дело, дурное занятие, падение только его раззадорило, и где то на четвертый раз — все предыдущие спуски он падал все более с низшей точки, так сказать, прицеливался — он наконец-то вышел со спуска победителем — скатился вниз по всему скату-настилу, хотя в конце и нырнул носом в траву, не сумев из-за инерции встать на ноги. Но был доволен на всю тысячу дукатов и сиял от счастья, как начищенные золотые пуговицы военного парадного камзола.

Элли, кстати, тоже понравилось такое развлечение, она очень обрадовалась спуску, ну хоть Нэй прыгать не будет из окна, а вполне безопасно съезжать, и у нее, в отличие от ди Урха, получилось все с первого раза, как будто всю жизнь так делала, и каждый день.

Нэй нырнул в окно, на скат, и вниз. С ветерком прокатился двадцать пять ярдов по наклону, на финише нырнул в траву, перевернулся несколько раз, что очень хорошо разгоняло сон, и, вскочив на ноги, побежал в сторону лагеря.

Бегал, всегда не нарушая границы лагеря, хотя их уже как таковых не было.

Это вначале, когда считалось, что существует опасность нападения, вокруг лагеря был выкопан вал в пять ярдов высоты. Причем копали все, и рядовые, и высшие командиры — как-то еще тогда подполковники ди Урх и ди Мирн. Это считалось объединительным фактором, когда отцы-командиры участвовали в событиях наравне с обычными воинами.

Но не успели его выкопать, по всему периметру лагеря, как тут же принялись равнять с землей в некоторых участках. Боевых действий так и не случилось, от чего было принято решение, что столь грозная защита — точнее, ее усиление, ведь еще хотели на валу устроить частокол — лагерю не нужна, и он тихой сапой стал расширяться. На северо-западе принялись за строительство гауптвахты — да, главное наказание, а уже потом пряники, — а на северо-востоке плотники стали возводить несколько домиков для офицерского состава, для тех, кто решит остаться в Баронстве Сошор и продолжить службу именно здесь.

Поэтому границ Нэй не нарушал, но бегал уже в самом лагере.

Кажется, пятый круг пошел, когда, пробежав стройплощадку гауптвахты — она еще строилась, но уже функционировала, — Нэй неожиданно услышал:

— Господин Нэй!

Нэй замедлил бег, заозирался и увидел странную компанию из пяти, да, пяти военных — по периметру тускло, в ночном режиме, горели фаеры, поэтому полной темноты не было, — хмуро идущих или, скорее, бредущих в сторону гауптвахты. И тут снова один из военных выкрикнул:

— Господин Нэй!

Самуэль Моргун?

Нэй остановился, а затем, изменив направление, пробежался в сторону идущих, ярдов пятнадцать от силы до них было:

— Самуэль? Ты что тут делаешь?

— Разговорчики! — выкрикнул замыкающий это шествие капитан-лекарь.

— Арестовали меня! — не обращая внимания на окрик, проговорил Самуэль.

— Арестовали? — Нэй головой мотнул от удивления: — С чего это вдруг?

— А ты кто такой, чтобы вопросы задавать? — капитан-лекарь выдвинулся и очень быстро оказался перед Нэем.

— Я тут мимо пробегал, — любимая фраза Нэя на его любимый вопрос.

— Вот и беги себе дальше… сошо!

— За что арестовали этого воина? — прозвучал закономерный вопрос.

— Я тебе еще и отчет должен давать?

Какой едкий капитан, Нэй даже чуть заметно сморщился:

— Как я знаю по Уставу, ночью, после отбоя, аресты не производятся. Арестованный остается на месте или в изоляторе, и лишь утром арест должен быть подтвержден и поддержан высшим командиром.

— И ты, сошо, будешь меня учить?! — и капитан неожиданно ткнул пальцем в грудь Нэя — Нэй был сантимов на двадцать меньше капитана-лекаря: — Ты тоже арестован! А утром мы разберемся, кто ты такой и что ты тут делаешь! Но если хочешь бежать — беги! — и злорадно так усмехнулся.

Театр абсурда!

Хотя… Это даже было к лучшему, будет время понять, почему арестовали Самуэля. Ну, а, утром э… часа через три-четыре все разрешится. Будет очень интересно.

Нэй поднял руки:

— Хорошо, хорошо, — а самому смеяться хотелось.

Нэй поднял руки и так демонстративно их держал, пока все шестеро не дошли до гауптвахты.

Гауптвахта представляла из себя довольно странное зрелище. С одной ее стороны была уже подведена под крышу караульная комната и еще несколько помещений, а с другой стороны только начали возводить остальные стены. Но в караулке уже были посты, поэтому странную процессию встретили при полном параде — лейтенант из Внутреннего Конвоя и два сержанта.

— Прекрасно! — обрадовался капитан-лекарь. — Лейтенант! Поместите всех этих людей под арест!

— Господин капитан… — начал было лейтенант, но капитан его довольно грубо прервал:

— Не нужно со мной пререкаться! — и вытащил лист карт-бланша. — Все эти люди арестованы мной! А это подтверждение ареста! И вы должны исполнить приказ!

— Но у нас только одна камера полностью подготовлена к приему арестантов.

— И что? Эти трое вполне разместятся и в одной камере! Выполняйте приказ! — казалось, вот-вот, и капитан-лекарь сорвется в истерику. Хм… Нэй уже где-то видел такого вот истеричного и упрямого человека. Да, да, лепестки на кошельке.

Лейтенант увидел Нэя — они узнали друг друга, лейтенант Хоп очень заинтересовался тренировочной площадкой — хотел было что-то сказать, но, увидев, как Нэй отрицательно качает головой, застыл на полуслове, а потом пожал плечами:

— Хорошо! Но утром приказ об аресте должен будет подтвердить полковник ди Урх!

— И вы туда же, лейтенант! Хорошо, подтверждение будет получено! Выполняйте приказ!

— Есть! — козырнул лейтенант и принял из рук капитана-лекаря карт-бланш. Точнее, взял его в руку, а с другой стороны его все еще удерживал Молина. — Он пустой?

— Конечно, пустой!

— Хорошо, я внесу имена арестантов в приказ, — и потянул карт-бланш на себя. Секундная борьба, видимо, капитан-лекарь не хотел доверять столь ответственное дело обычному лейтенанту. Но в какой-то момент, видимо, осознав, что уже и так перегнул палку, выпустил карт-бланш из рук. — Мои люди позаботятся об арестованных! — и снова козырнул.

Капитан-лекарь постоял еще несколько секунд, о чем-то размышляя, а потом резко развернулся и очень быстро направился прочь от гауптвахты. За ним посеменили лейтенант и сержант, исполняющие роль арестантской команды.

Лейтенант Хоуп проводил их взглядом, потом обратился к арестованным:

— Идемте…

Они все сначала зашли в караулку, где лейтенант молча подошел к камину, о чем-то поразмышлял, держа в руке приказ. Но, видимо, передумав сжигать его, все-таки официальная бумага, бросил его на стол и посмотрел на троицу арестованных:

— Я помещу вас в камеру. Посидите там часика три, ну, в крайнем случае, до обеда, а потом я вас выпущу.

— А как же капитан? — проговорил отбретший наконец дар речи Никор Луп.

— Ай… — лейтенант махнул рукой, взял со стола ключи и направился к выходу из караулки.

Тюремный коридор тоже представлял из себя странное зрелище — часть его еще была не достроена, а другая часть как раз вела к единственной, уже функционирующей камере. Почему так строили, Нэй не понимал, видимо, плотникам виднее.

Лейтенант Хоп отпер камеру, пропустил арестованных вовнутрь:

— Как я сказал, к обеду выпущу, — и запер дверь.

Войдя в довольно тесную камеру, Нэй наконец не сдержался и рассмеялся.

Смеялся от души, совершенно не обращая внимания на непонимающие взгляды сержанта и молодого лекаря. А отсмеявшись, сделал вполне серьезное лицо:

— Ну рассказывай, Самуэль, как ты до жизни такой докатился?

— Да, я что… Я… — пожал плечами Самуэль. — Я просто в сундук заглянул. Вы говорили, что только в крайнем случае в него смотреть. Ну, а мне так нравилось, нравится, смотреть на его содержимое, что я… Возьму открою и смотрю, шприцы особенно нравятся, в каких-то странных обертках, буквы странные. А тут как раз капитан Молина из-за спины. Я-то думал, он спать ушел, а он как демон из-под земли! Что говорит у тебя тут? Давно хотел посмотреть на сундук этот, говорит. И, что это, говорит, за глупости тут? Шприцы — это вред телу, говорит, нельзя причинять вред, только магия и только отвары и жидкие лекарства! Все эти иголки — это вранье, и до добра не доводят! Флягу одну вскрыл, понюхал, глоток сделал и так лицо сморщил. Вода, что ли, говорит? А потом взял и вылил содержимое фляги на пол! Представляете! Ну я и не сдержался и ударил его по этому самому лицу! Пощёчину влепил, глупости ведь говорит и творит! — на одном дыхании выдал Самуэль.

Хм… На самом деле Самуэль нарушил субординацию, так что формально его арест был оправдан. Хоть он и лейтенант, но должен был словом доказать вышестоящему офицеру что он, хм… дурак — правда, сделать это в принципе было невозможно. А не лезть в драку к дураку. Но Молина слишком истерично все обставил — флягу испортил? — да еще карт-бланш предъявил, что тоже является нарушением. Посадил бы под арест по правилам, до утра в самом лазарете — ну кто в здравом уме побежит? — а утром бы во всем разобрались, без истерик и скандалов. Нэй был уверен, что разобрались бы.

Ну, а насчет глупостей и вреда...

— Любопытство сгубило кошку, а невежество — цивилизации, — философски проговорил Нэй.