Виноград (гет)

Роза продолжает носиться по квартире, будто её покусали какие-то неведомые Хагридовы зверушки — не то дракклы, не то какие-нибудь пчёлы-убийцы. Когда она проносится маленьким рыжим смерчем мимо меня в сторону ванной, я только и успеваю прижаться к стене спиной, стараясь слиться с ней. Хьюго выглядывает из гостиной — уже одетый в новую с иголочки тёмно-синюю мантию и такой же в цвет костюм. Выглядывает, ухмыляется, качает головой и смотрит на меня, возводя глаза к потолку. Я улыбаюсь, прикрывая рот рукой — как будто у нас с сыном есть вот такая тайна на двоих, смешная, но недоступная всем смертным. Тайна о том, как Роза Уизли мечтает попасть на приём к Малфоям.

От её безумного бега по комнатам, громких причитаний и всего остального маленькая квартирка будто становится ещё меньше в размерах — воздуха начинает не хватать, и я запираюсь в комнате, глубоко дыша и разглядывая висящее на плечиках платье. Напряжение, которым заражает Роза, разливается в душе неприятными скручивающими узлами — кажется, ещё мгновение, и я сорвусь, сделав что-то невероятно глупое. Но вспомнив, что я не семнадцатилетняя Роза, я просто тяжело выдыхаю, прикрыв глаза, и собираюсь с мыслями.

И когда я надеваю платье и становлюсь напротив зеркала, чтобы сделать причёску и макияж, я стараюсь убедить себя в том, что не происходит ничего экстраординарного — просто очередной приём, просто куча народу, который будет пожирать меня глазами и оценивать мой вечерний туалет и то, как я изменилась. Я стараюсь не проводить неприятных параллелей — всего лишь вечер, не первый и не последний в моей богатой на публичные события жизни.

Всего лишь вечер. Я замираю с расчёской в руках.

Всего лишь Малфой.

Всего лишь.

* * *

Люди всё идут и идут, и нет им конца и края. Мы стоим, как каменные истуканы, перед входом — Скорпиус натянул на лицо точную копию моей вежливой улыбки и пожимает руки входящим в дом гостям. И что мне стоит стоять вот так спокойно, а не подпрыгивать на месте от нетерпения, знает, наверное, только Мерлин.

Кажется, Астория единственная, кто получает удовольствие от всего процесса — руки её порхают, то и дело поправляя причёску, ресницы томно опускаются, когда в дом входит Забини под руку с какой-то новой довольно смазливой девушкой, пальцы тянутся к красному шёлку платья Паркинсон, поглаживая ткань, а губы тихо, совсем по-дружески шепчут что-то там про «как мило ты сегодня выглядишь». Паркинсон кидает на меня красноречивый взгляд и, ухмыляясь, на мгновение закатывает глаза. Я смеюсь одними глазами — да, Панси, пожалуй, лучше всех понимает, насколько премерзко и глянцево моя жена может себя вести.

Я всматриваюсь в то и дело аппарирующих к порогу и пребывающих камином гостей, стараясь высмотреть Грейнджер, но её как назло нет. Часы пробивают пять вечера, и толпа пребывающих начинает редеть. Аппарирует чета Поттеров — я замечаю, как подбирается Скорпиус и еле удерживает себя от того, чтобы помахать рукой Альбусу. Я всматриваюсь в лицо этого мальчишки, чуть не пропуская протянутую ко мне руку Министра, — у младшего Поттера такие же взъерошенные, как у папаши, волосы, но взгляд цепкий и серьёзный. Пожалуй, он слегка раскованный для слизеринца, но я вспоминаю, что он всё-таки Поттер, а это в любом случае должно оставить след. Старший сын, Джеймс — почти копия Гарри в его возрасте. Широкие плечи, широкая улыбка и, видимо, душа тоже широкая. Широкие взгляды — туда же: я слышал, что мальчишка играет за «Ос» и встречается с журналистом светской колонки «Пророка». Мужчиной, да — весь в отца, так же любит нарушать правила и ставить законы магического мира вверх дном, а весь магический мир на уши. Впрочем, Поттер может позволить себе сына-гея — у него ещё один наследник и дочь.

Поттеры подходят, прерывая мои размышления, Астория сдержанно улыбается Уизлетте и заверяет — не очень правдоподобно — что очень рада их видеть. Старший Поттер протягивает мне ладонь, и я отвечаю на крепкое рукопожатие.

— Малфой.

— Поттер.

Мерлин, как серьёзно и чинно.

— Спасибо за приглашение, — говорит он ровно. — Лили мечтала побывать у вас.

Я замечаю, как щёки девчонки покрываются красными пятнами.

— Не стоит, — отвечаю в тон Поттеру. А потом в каком-то странном порыве обращаюсь уже к Лили: — Рад, что смог доставить вам удовольствие в Рождество, мисс.

Я знаю, что звучит это очень пафосно, и поэтому улыбаюсь уголками губ, и девчонка оттаивает — лицо озаряется широкое улыбкой.

— Благодарю, — выдыхает она.

Когда Поттеры проходят в зал, я замечаю чуть пришибленный вид Скорпиуса и поджатые губы Астории, и если с поведением второй всё понятно, то вот поведение первого мне совершенно непонятно.

Я обещаю себе подумать об этом потом, понаблюдать за сыном, а потом всматриваюсь в пребывающих через камин — там мелькает зелёное. К сожалению, это только Нотт — располневший, одетый в тёмно-зелёный костюм-тройку и напоминающий замшелый булыжник. Он вытягивает из камина жену и отряхивает золу со штанины, а я ухмыляюсь его внезапно проснувшейся неуклюжести, потом тяну руку — всё-таки ему я действительно рад…

И конечно же, пропускаю тот самый момент, когда на пороге появляется Грейнджер в компании сына и дочери.

Скорпиус пихает меня локтём в бок, я перевожу на него недовольный взгляд, но тут же смотрю, что привлекло его внимание, и замираю на каких-то пару мгновений — сердце, кажется, пропускает пару ударов, как пишут в дешевом бульварном чтиве, на которое подсела Астория. Но сердце и правда замирает — иначе почему же так тяжело дышать, что хочется потянуться и ослабить узел галстука.

А Грейнджер поправляет выбившуюся из причёски прядь, улыбается зажато, будто девчонка, та самая, из моего далёкого прошлого — на Святочном Балу под руку с Виктором Крамом, впервые выпрямившая волосы и надевшая что-то, кроме школьной формы. Я смотрю прямо ей в лицо и ловлю взгляд. Она свой отводит и вцепляется в локоть дочери, будто в спасательный круг, а я не могу ничего с собой поделать — на лице расцветает улыбка.

Я стою рядом с сыном и женой и улыбаюсь, как форменный идиот, только потому, что Грейнджер надела зелёное.

* * *

Я ненавижу опаздывать. Мне кажется, что пунктуальность — это одно из тех самых качеств, которым действительно стоит обучать в Хогвартсе. Убрать, например, Прорицания, и поставить обязательным предметом.

Именно поэтому тот факт, что Роза задерживает нас, потому что у неё пошла стрелка на колготках, меня невероятно бесит. Я стою у входной двери, сложив руки на груди и постукивая носком туфли по полу, и еле сдерживаюсь, чтобы не рассказать дочери громко и подробно о том, что меньше нужно было носиться — тогда бы ничего не порвалось, не расползлось и вообще. Тогда всё было бы нормально, уверена я. Но когда Роза вообще слушала такие мои разговоры.

Хьюго, развалившись на диване, читает журнал о квиддиче, шмыгает носом и таскает из вазочки на столе мандарины — кажется, уже четвёртый или пятый. Я напоминаю себе заняться его насморком и отвадить от поедания цитрусовых — у него же аллергия. Но все эти мысли идут привычным рутинным фоном, как нечто неважное. Потому что на самом деле важно сейчас только одно — мы опаздываем к Малфоям.

Часы на стене пробивают пять, и я, не выдерживая, всё-таки выкрикиваю:

— Роза, ну сколько можно! Мы же опаздываем!

Она выбегает, запыхавшаяся и покрасневшая. Я подхожу, поправляю её причёску, хватаю за руку Хьюго и аппарирую, чтобы не успеть задуматься и накрутить себя ещё больше. Роза тихо охает, когда мы оказываемся на пороге Малфой-Мэнора, и я судорожно осматриваю её — аппарировать в таком раздрае вообще-то глупо и недальновидно. Но Роза цела, просто чуть кружится голова, и с Хьюго тоже всё хорошо, а потому тянуть уже некуда, и я поднимаю взгляд.

Хозяева стоят в холле, миссис Малфой улыбается какой-то даме, сжимая её руки в своих ладонях, Драко смотрит с нетерпением в сторону камина, а его сын — прямо на меня, и пихает отца в бок. Малфой смотрит на него, потому сразу на меня, и у меня прерывается дыхание — так много, слишком много в его взгляде. А может быть, мне только кажется, потому что в следующее мгновение он уже такой же, как всегда, только улыбается широко. И я не могу оторвать взгляд и, кажется, краснею. Потом одёргиваю себя, смотрю в пол и сжимаю локоть Розы — слишком сильно, потому что она шипит сквозь зубы.

— Извини, — шепчу я. — Прости.

И снова смотрю на Малфоя. А он, кажется, взгляд и не отводил — всё так же улыбается и глядит поверх голов стоящей перед нами пожилой пары.

Я не могу ничего с собой поделать — улыбаюсь в ответ, и, проводя пальцами по подолу платья, сжимая струящуюся ткань, то ли проклинаю, то ли благословляю тот день, когда Малфой зашёл в злосчастную кофейню.

Потому что чувствовать себя влюблённой девчонкой от одного только его взгляда — это глупо. Глупо, нерационально и даже, пожалуй, неприлично.