Сваха. Жемчужное совпадение (гет)

Пятница, 28 апреля

— Мисс Грейнджер, к вам мистер... — "только не Малфой, только не Малфой!" — Райан Ленк.

— О, пропускай.

— Мисс Грейнджер, к вам... — "только не Малфой, только не Малфой!" — мисс Лизи Манчестер.

— Да, хорошо, пусть заходит.

И так уже третьи сутки — в постоянном страхе, что в проходе покажется блондинистая голова, нервные взгляды на часы в ожидании окончания рабочего дня. И вот, Аллилуйя, последний клиент, убранные папки и освобождение от кабинета, стены которого пестрили колдографиями счастливых парочек. Оставалось только проскользнуть мимо приёмной.

— Всё, Кэндис, спасибо за проделанную работу, я иду домой, ты тоже свободна, — на автомате сказала я, не глядя на секретаршу и закрывая дверь на ключ. — Блейз... Привет, — я запнулась, повернувшись на сто восемьдесят градусов, и уставилась на руку Забини, по-хозяйски расположившуюся на талии Кэндис. Та покраснела, проследив за моим взглядом, и невпопад протараторила:

— Никогда не понимала, зачем ты поставила на свою дверь замок. Один взмах палочки, Алохомора, и всё, нет преграды.

— Так, на всякий случай, — я не отрывала глаз от Забини, стоящего слишком близко к Лайт, а он смело глядел в ответ. — С чем пожаловал?

— За Кэндис пришёл. Провожу её до дома, а то мало ли... Красивым девушкам опасно ходить одним по вечерам. И заодно принёс тебе сообщение от своего наилучшего друга и, собственно, собираюсь забрать обещанную тобой сумму, — он протянул мне аккуратно сложенный пергамент в обмен на увесистый мешочек.

Даже без задней мысли о том, что два слизеринца могли поругаться, и Забини тут же исчезнет, забрав немаленькие деньги, я избавилась от тяжелящей сумку кучи монет.

— И вот ещё что: в субботу у меня планируется приём. До меня дошли слухи, что тебе полезно было бы познакомиться с одной личностью по имени Адриана Реннигтон, завтра будет шанс.

Лайт тут же закивала, соглашаясь со всем, в том числе и с моими предположениями об источнике слухов.

— Да, тебе стоит завтра туда сходить, иначе она будет у всех на виду, и про тебя попросту забудут. Ты обязана там быть. О, надеюсь, справишься сегодня с выбором платья?

— Сегодня? Платье? У меня же есть...

— Забудь, — она недовольно поморщилась. — Все, кто там будет, уже видели тебя в нём.

— Скоро все мои запасы уйдут на эту Адриану: то реклама, то платья. Ладно, — я обречённо вздохнула, — не хочу терять работу. Блейз, будь добр, подожди на свежем воздухе, нам с Кэндис нужно пошептаться.

— У меня нет выбора, я тебя жду, — он ослепительно улыбнулся Кэндис и, оглядев меня напоследок через плечо, вышел.

— У вас всё слишком быстро, — тут же нахмурилась я. — Тебе нужно держать его… на расстоянии

— Не начинай. Просто он ведёт себя чуть более уверенно, чем, возможно, следовало бы, но в остальном очень даже мил. Вот уже два дня отправляет мне письма с пожеланиями спокойной ночи, — она смущённо улыбнулась, а глаза её горели каким-то внутренним огоньком. Это пугало меня больше всего.

— Знаешь, ты главное не влюбись по уши, Лайт. Меня начинает беспокоить кисель в виде тебя.

— Гермиона, я бы сказала тебе то же самое, но не буду. Обидишься, — она улыбнулась, но улыбка получилась какая-то грустная.

— О чём ты? — озадаченно возмутилась я.

Девушка хмыкнула, подхватила сумочку со стола и ушла, оставив меня в недоумении.

Память, мой верный враг, тут же произвела подсчёт частоты задавания одного единственного моего вопроса, адресованного за эти три дня секретарше: "Малфой не приходил?". Результаты оказались неутешительными. Бедная Кэндис.

Моё внимание переключилось на аккуратный конвертик в руках. Я рассматривала написанные на нём мои имя и фамилию, и на меня изнутри давили противоречивые желания: либо разорвать пергамент на маленькие кусочки, проклиная про себя человека, выводившего эти строчки, либо с визгом приняться читать прекрасное творение его рук. Он не приходил три дня, всего лишь три дня. Я не могла за такой короткий срок забыть тот неприятный инцидент. Потому что я ворочалась практически целыми ночами, засыпая под утро, прослушивала болтовню клиентов (я ведь это даже болтовнёй никогда не называла до недавнего времени), предлагая им совсем не подходящие кандидатуры. А у Малфоя совсем нет совести, мог бы прийти, сказать что-нибудь обидное, забрать деньги и исчезнуть, совсем испариться. Но нет же, меня съедает жалость к нему после рассказа об образе жизни бывших Пожирателей. Пусть даже эта маленькая история была рассказана с каменным лицом, глаза его выдавали — тусклые, холодные. Никаких огонька, одно сожаление о совершённых ошибках, и то… иллюзия.

Преодолев мимолётную дрожь, я пошла на компромисс с самой собой и медленно развернула мудрено сложенное письмо:

"Грейнджер!

Я знаю, что деньги Забини ты уже отдала, ну, или он у тебя их отнял — это уже не важно. Одним словом, услуга наполовину оплачена. Учитывая то, что я уверен в успехе, мне неинтересно, как ты оценишь мою работу, а ты её оценишь. Причём в скором времени, если верить Блейзу и его новой пассии. Вторая, кстати, обо всём знает и не рассказывать тебе было её идеей, так что если ты будешь довольна сюрпризом или тем более разочарована, то я не виноват. Хотя нет, не так: тем более, если ты будешь довольна, я не виноват. Всё, что будет являться производным моего и моей команды труда, строго сопоставимо с ценой. Но несмотря на все эти факты, благодарности, восхваления и поклоны в ноги принимаются с огромным удовольствием.

Драко Люциус Малфой, «Реклама есть жизнь»".

После того, как я пробурчала себе под нос, что творится какая-то ерунда, а Малфой — самодовольный индюк, листок пергамента был брошен на дно сумки, а изрядно надоевший офис мною покинут. Я вдохнула прохладный вечерний воздух и аппарировала в скромный парк, расположенный недалеко от главного торгового центра. Вопреки всем инстинктам, посмотреть в глаза главной сопернице, без всяких оснований обвиняющей меня во всех грехах, — хорошая мысль, платье при этом — одна из главных составляющих. А прогулка по парку вполне может отвлечь от всех забот и подарить возможность насладиться весной.

* * *

Больше никогда не слушайте мои советы об отдыхе, весне и парках! Спустя полчаса обхода всех луж после вчерашнего ливня я поняла, что всё это было неудачной затеей. А всё потому, что стоило мне поднять глаза от узорчатой парковой дорожки, как я натыкалась на разнообразные пёстрые плакаты и стенды, кружащиеся в воздухе. Но главным их недостатком было даже не излишне большое количество, а маленькая надпись в правом нижнем углу, размер которой не мешал ей выделяться из всей картинки ярко красным цветом: "Реклама есть жизнь. Д. Л. Малфой." Везде, на каждом шагу меня дразнила его фамилия, усмехалась надо мной, унижала. Его самого поблизости не было, но одно напоминание делало меня раздражённой и злой.

На первом рекламном стенде я слегка удивилась, на втором — подумала, что это просто совпадение, на третьем — почувствовала ярость средней тяжести, на четвёртом — зарубила себе на носу посетить больницу Святого Мунго и вылечить странную паранойю. Ну а на пятом... На пятом стенде я поняла, что это не лечится, и нечего беспокоить занятых действительно требующими внимания больными целителей.

Разыскав наконец короткую, а главное сухую дорогу, я направилась по ней к большому стеклянному зданию. Над широкой дверью висел плакат, раз в пять-семь превосходящий по размерам те, что призывали в разнообразные фирмы, компании и студии в парке, подписанный той же самой слишком знакомой фамилией. Я практически зашла в торговый центр, проигнорировав рекламный щит, но что-то меня остановило. Этим чем-то оказалось слово "жемчуг", нечаянно мною замеченное. Даже не извинившись перед тем, кто налетел на меня, резко притормозившую, я дала задний ход. И обомлела... На огромного размера колдографии красовалась скромно улыбающаяся девушка. Надпись на плакате гласила: "Гермиона Грейнджер, брачное агентство «Жемчуг». "Судьба — это лишь одна из волшебных сил жизни. Искать свою любовь, значит двигаться по направлению к счастью. А искать её вместе с нашим агентством — двигаться в два раза быстрее!", а внизу был написан телефон и адрес.

Шокировано уставившись в витиеватые буквы, я с трудом осознавала, что та девушка — я сама, хоть и прекрасно помнила эту колдографию. Это было самое удачное запечатление меня папарацци. Всё в плакате — от цветовой гаммы до этих красивых слов — было идеально. Абсолютный успех. Я даже на некоторое время простила Малфоя за те самоуверенные фразы в письме, он действительно мастер. Я улыбнулась следующей рабочей неделе, полной десятками, сотнями звонков на рабочий телефон и новых клиентов. Но долго радоваться не пришлось и, во избежание ещё большего количества заинтересованных и обеспокоенных взглядов со стороны посетителей магического магазина, я прошла-таки через просторные двери.

Как только я заходила в какой-нибудь отдел, улыбчивые продавцы набрасывались на меня с платьями абсолютно разными, но неизменно прекрасными. Я улыбалась им в ответ, кружилась у зеркала, любуясь отражением, перемерила рекордное количество туфель и украшений. Мне было неважно, что наряжаться не для кого, я просто получала от этого удовольствие, изредка посылая непонятно где тогда гуляющей Кэндис мысленные вопросы, идёт мне то или иное платье или нет.

В итоге я вышла из гостеприимного магазина с тремя огромными пакетами и, напоследок восхитившись рекламным плакатом и звонко рассмеявшись, я сосредоточилась на своём доме, в котором оказалась через несколько мгновений. Широкая, самая мягкая в мире кровать, слегка прогнулась подо мной и моими покупками. Пролежав с закрытыми глазами считанные секунды, я вдруг вскочила, схватила лист пергамента и новое перо со стола и, стараясь унять свой пыл и выровнять дыхание, вывела чернилами всего одно слово: "Спасибо". Затем сложила его в жалкую пародию на то письмо, что получила сегодня, и написала на самом видном месте: "Драко Малфою". Светло-коричневая сова, уже засыпающая на своём месте, однако, с радостью приняла задание, и не успела я приготовиться ко сну, как она вернулась с чуть менее лаконичным ответом: "Завтра у тебя будет тысяча возможностей, чтобы сказать это слово мне в глаза".

Наплевав на все попытки найти скрытый смысл послания или хотя бы понять, где это мы завтра увидимся, я просто спокойно закончила переодевание в пижаму и погрузилась в царство Морфея с улыбкой, которая не желала сходить с моих губ.