Это моя комната! (гет)

— Ты так хочешь есть? – недоуменно спросил Малфой, пытаясь поспеть за Гермионой.

— Просто пошли со мной!

Она пыталась идти по коридору как можно быстрее, потому что не знала, как долго будет действовать Сыворотка правды. Вчера вечером она тайно приготовила зелье. Всего несколько секунд назад она предложила Малфою напиток, и, к счастью для нее, он выпил его без малейших подозрений, не думая даже предположить, что в него может быть что-то добавлено.

Они вошли в Большой Зал, в котором сейчас были, наверное, все ученики Хогвартса – время ужина все-таки. Профессор МакГонагалл незамедлительно подошла к ним.

— Мисс Грейнджер, я не понимаю, почему вы меня сюда позвали.

— Это касается соглашения старост, — ответила Гермиона. – Малфой хочет кое в чем сознаться.

— Я думаю, такой вопрос лучше обсудить лично.

— Нет, нужно сделать это здесь, — настаивала Гермиона. Она не хотела, чтобы ее план провалился. – Это касается всех студентов.

— Я не совсем уверен… — произнес Малфой, чувствуя себя очень неуютно в создавшейся ситуации.

— Мистер Малфой, вы с чем-то не согласны? – тут же спросила профессор МакГонагалл.

— Если ты откажешься, я покажу им твою Метку, — тихо прошипела Гермиона, так чтобы ни декан Гриффиндора, ни кто-либо другой не слышали ее. Глаза Малфоя расширились от изумления, но он покорно повиновался.

— Я со всем согласен.

МакГонагалл сдержанно кивнула, показывая, что готова выслушать их речь или что там еще будет.

— Я, Гермиона Грейнджер, — громко произнесла Гермиона, привлекая к себе внимание сидящих в Зале, — староста школы, студентка факультета Гриффиндор, прошу вашего внимания. У Драко Малфоя, второго старосты школы, есть кое-что сказать всем вам.

Малфой кинул на Гермиону смущенный взгляд:

— Я не знаю, что ты хочешь, чтобы я сказал.

Она, однако, совершенно точно знала, как начать их выступление, и стала допрашивать Малфоя:

— Скольких учеников в этом Зале ты когда-либо оскорблял, насмехался над ними или относился несправедливо за все годы, проведенные в школе?

— Всех, не считая слизеринцев. Хотя и над некоторыми из них я посмеялся, — Малфой поморщился, произнеся эти слова. Он зло сощурил глаза и взглянул на Гермиону, которая тут же поняла, что до него дошло, что она напоила его Сывороткой правды. Потому что в любом другом случае он не дал бы столь честный ответ на такой вопрос перед всей школой.

— И ты так себя вел по отношению к ученикам и в позиции Главного старосты, не так ли? – продолжила Гермиона, стараясь сохранять невозмутимое выражение лица, видя, что Малфой злится на нее с каждой секундой все больше.

— Да, я ставлю их на место, если они меня раздражают. А если кто-то из них как-нибудь не так на меня смотрит, того я сразу же ставлю на место, пусть даже незаслуженно.

— И каково же твое оправдание такому отношению?

— Мой отец всегда говорил мне, что я должен гордиться чистотой своей крови. Малфои должны быть самыми сильными, самым властными. Они должны быть на шаг впереди остальных. Важно все контролировать, и, унижая других, ты заставляешь их себя уважать. Если у тебя нет чего-либо, что поможет тебе контролировать других людей, ты слаб и бесполезен.

— И поэтому ты унижал и меня, — подвела итог Гермиона.

— Да, сначала, но потом я доставал тебя и по другим причинам. Я оскорблял тебя, потому что ты магглорожденная. Ты была самой раздражающей из всех. Ты была лучше меня по всем предметам, исключая зельеварения. Ты всегда знала ответ на любой вопрос, и, несмотря на все мои усилия, мне не удавалось превзойти тебя. Я злился на то, что ты, магглорожденная, умнее меня, чистокровного.

— Да, и в этом году ты доставал меня, потому что хотел, чтобы я отказалась от комнаты старост, — обвинила Малфоя Гермиона, чувствуя себя адвокатом, который выигрывает дело в суде. Если Малфой всем открыто скажет, что он злоупотреблял полномочиями старосты, то Совет снимет его с этой должности.

— Нет, на Рождественском балу на четвертом курсе, куда ты пришла в чудесном наряде, я стал замечать, какая ты красивая. Я старался не смотреть, но не мог оторвать от тебя взгляда. С каждым годом я тайно наблюдал за тобой и, наконец, понял, что ты не только очень умная и у тебя есть решение для любой проблемы, но что тебя еще все очень уважают, и не потому, что боятся. Все уважают тебя, потому что ты добра и мила ко всем, с кем общаешься, исключая меня, разумеется. Меня ты презираешь.

Гермиона так и застыла от изумления. Она ожидала совсем не такого ответа.

— Это все? – спросила МакГонагалл, пытаясь завершить знаменательное выступление старост школы. К несчастью для Малфоя, ему пришлось честно отвечать на этот вопрос.

— Нет. Спустя некоторое время я понял, что больше не могу игнорировать свои чувства к ней. Я очень надеялся, что они исчезнут, но этого не произошло. Мне пришлось признать, что я влюбился в магглорожденную, которая никогда не ответит мне взаимностью. К тому же мой отец отказался бы от меня, если бы узнал, что я хочу связать себя с кем-нибудь нечистокровным. Поэтому я решил оттолкнуть ее от себя, особенно когда узнал, что мы будем делить с ней комнату и ванную. Я вел себя подло и избегал ее, зная, что это заставит ее ненавидеть меня еще больше. Некоторое время это работало, казалось, что это даже увеличивало ее неприязнь ко мне. Во всяком случае, до бала. Я действительно старался, но от нее некуда было деться. Я больше не мог отталкивать ее от себя. Я знал, что она никогда не будет со мной, поэтому старался нормально вести себя, потому что знал, что после окончания Хогвартса я ее больше не увижу.

Пока некоторые студенты в шоке пялились на старост школы, остальные начали перешептываться. Большинство гриффидорцев смеялось, и почти все слизеринцы чувствовали отвращение к таким новостям, судя по их виду. Хаффлпаффцы из вежливости молчали, а рейвенкловцы мудро решили заниматься своими делами и не влезать в эту ситуацию.

— Я могу идти? – спросил Малфой, явно стыдясь того, что он только что рассказал всей школе, как влюбился в грязнокровку. Его лицо покраснело так, как Гермиона никогда не видела, и она не знала, из-за гнева ли это было или стыда.

— Конечно, мистер Малфой, — МакГонагалл торопливо постаралась избавить ученика от страданий. Строгое выражение ее лица ясно показывало, что она больше не хотела это терпеть.

Едва услышав слова заместителя директора, Малфой поспешил покинуть Большой Зал настолько быстро, насколько мог; его сопровождали свист и смех учеников. Профессор МакГонагалл тут же прикрикнула на насмешников. Гермиона этого даже не заметила.

Она в неверии смотрела на дверь, через которую Малфой вышел из Зала. Она была ошеломлена. Правильно ли она его расслышала? Мальчик, который унижал ее с первых минут знакомства, на самом деле был искренне в нее влюблен?

В любых других обстоятельствах Гермиона не поверила бы его словам, назвала бы их ложью или шуткой, но в данной ситуации она не могла сомневаться в истинности признания Малфоя. Он был действительно влюблен в нее.

Все это время Гермиона думала, что он ее ненавидит и ему только нравится смеяться и издеваться над ней, но сейчас весь мир перевернулся с ног на голову. Все эти годы он доставал ее, чтобы держать подальше от себя, потому что не хотел, чтобы ему было больно.

Гермиона была ошеломлена — в его голосе было столько боли и уязвимости, и причиной тому была она. Как же слепа она была...