Пленники Теней (джен)

Часть II. За гранью Света и Тени

Элли было страшно.

Она уже видела смерть. Когда-то, в Большом мире, ей приходилось не раз сталкиваться с нею. В детстве и даже в юности она отчаянно плакала, когда умирали её домашние любимцы — в частности, пёсик Тотошка. Она два дня не выходила из своей комнаты — несмотря на то, что уже была достаточно взрослая. Позже она присутствовала на похоронах своих друзей и коллег по работе. Она потеряла родителей — правда, когда они ушли, её не было рядом, она узнала об этом позже. Тогда ей показалось, что жизнь не нужна вообще: к чему жить, если всё равно умрёшь… Она хоронила мужа — много лет они жили дружно и спокойно, хотя, по правде говоря, на этом их чувства друг к другу и заканчивались. Она помнила своё состояние, когда он однажды утром не проснулся: это было полное опустошение. В Большом мире она прожила длинную жизнь, пережив многих своих ровесников, и ей казалось, что она уже видела всё и её ничто больше не тронет ТАК.

Но это был ужас.

Вместе с ужасом её жгло чувство вины. Аларм закрыл её собой, не дав страшному оружию Пакира убить юную Хранительницу края Торна. В общем-то, она была совершенно не виновата, но уже то, что Аларм умер из-за неё, буквально душило её страшной болью. И ещё никто никогда не умирал у неё в буквальном смысле слова на руках…

И она ничего не могла сделать. Ничего. Совершенно…

Она должна была улыбаться людям, изображать на своём лице надежду в то, что вот сейчас всё исправится, и Аларм снова оживёт… Но как это сделать — она не знала. Не знала и Стелла, на которую Элли так надеялась. И никто не знал. Книга Виллины не давала ответа.

Ночью Элли не могла заснуть. Закрывая глаза, она видела тени: они скользили по стенам, протягивали к ней руки, а потом вспыхивали лиловым пламенем. Она проснулась от собственного крика и до утра сидела, вцепившись в книгу Виллины.

Почему, ну почему всё так случилось? Почему её первое выступление в роли Хранительницы кончилось катастрофой? Аларма никто не заменит — в частности, никто не заменит его ей, как друга. То, чем он стал сейчас, не внушало ничего, кроме ужаса. Да, он ходил и разговаривал, но у Элли наворачивались слёзы при взгляде на него. Эти пустые глаза, неживой голос, механические движения… Порой Элли не могла сдержать себя, она убегала в другую комнату и просто плакала. И опять листала книгу Виллины — единственную свою надежду.

Впрочем, не один Аларм приводил её в отчаяние. С Дровосеком было то же самое. Раньше его столько раз приходилось чуть ли не делать заново — и ничего. Теперь же он лежал безжизненной грудой железа, совершенно новенький, начищенный, смазанный… С сердцем тоже всё было в порядке. Что же случилось? Подумаешь, какой-то кузнец двинул молотом. Дровосеку в своё время приходилось переживать и не такое. Но тогда всё оказалось поправимо. Что же теперь делать? Что ещё можно сделать?!

На третий день Страшила стал опасаться оставлять подругу одну. Один раз он зашёл в комнату, где она сидела, уставившись в книгу, и испугался: её взгляд был почти таким же безжизненным, как у Аларма. К счастью, ему показалось. Но Элли и сама чувствовала полную опустошённость. А приходилось делать так много… Помочь Стелле в Розовой стране, навести кое-какие порядки в Изумрудном дворце — ведь, став королевой города почти месяц назад, Элли только сейчас здесь поселилась. Но у неё не хватало сил. В частности — сил духовных. Всё чаще она уходила в свою комнату или шла к Аларму. Взяв его за руку, что-то рассказывала, глядя ему в глаза, и от всей души надеялась, что он всё-таки оживёт по-настоящему, что он узнает её… Но он молчал, неподвижными глазами глядя в стену.

Почему-то за Аларма Элли переживала больше. Может, потому, что Дровосек был более давним её другом, и ей не раз приходилось присутствовать при его травмах и починке. Может, потому, что Аларм был живым существом, а не железным. Может, потому, что с Дровосеком она не чувствовала той ужасной вины, и умер он не у неё на руках. Конечно, и с Дровосеком они со Стеллой что только ни перепробовали — безрезультатно. Но всякий раз, оставляя с Дровосеком Страшилу и команду мастеров-мигунов, которые упорно пытались отыскать ещё какую-нибудь незаметную неполадку, Элли шла к Аларму…

— Надо что-то делать, — хмуро произнёс Страшила.

— Я знаю, — тихо согласилась Элли. — Но что я ещё могу? Я уже всё перепробовала. Стелла тоже.

Она помолчала и добавила:

— Может, Корина что и смогла бы. Но она явно в царстве Пакира и… в любом случае, мне бы не хотелось её ни о чём просить.

Страшила уныло кивнул.

— Знать бы, что он теперь чувствует, — почти шёпотом проговорила Элли.

Страшила недоумённо вскинул глаза на подругу, а затем кивнул, догадавшись, о ком она.

С религией в Волшебной стране было «никак»: жители не особо задумывались над высокими материями, им было достаточно основывать свою жизнь и поступки на совести и честности — либо же на выгоде и расчётливости, смотря что кому было важнее. Жизнь после смерти… А есть ли она? Мало кто этим интересовался: живи сегодняшним днём и в меру позаботься о завтрашнем, и не думай о том, что превыше твоего понимания, не заморачивай себе голову.

Элли же, как бывшая жительница Большого мира, с религией была хотя бы в теории ознакомлена — но слишком слабо для того, чтобы верно судить о загробном мире, ибо жизнь в глуши на ферме не позволяла ездить в церковь слишком часто, да и книги читать было особо некогда. Позже, переехав в город, взрослая Элли изредка заходила в церкви, но больше из любопытства — да и жизнь вокруг не способствовала глубокой религиозности. Какое-то представление о жизни после смерти она, конечно, имела, но очень размытое.

Один раз ей вдруг стало совсем жутко. Она отыскала Страшилу и со слезами на глазах зашептала:

— А что, если у нас не получится?..

— Что не получится? — с недоумением переспросил он.

— Если мы ничего не сможем сделать?..

— Такого не может быть, — твёрдо сказал Страшила. — Рано или поздно всё будет хорошо.

— Ведь если они не оживут, то… — Элли замотала головой, пытаясь скрыть слёзы, предательски поползшие по щекам.

— Элли, — остановил её Страшила. — Вы со Стеллой — такие могущественные волшебницы. Ну что ты как маленькая! Всё у вас получится, вот увидишь.

— Я стараюсь… Но ничего не нахожу, — призналась Элли, вытирая солёные капли и пытаясь улыбнуться в ответ на поддержку друга.

— Главное, — мудро изрёк Страшила, — не падать духом.

— Понятия не имею, к кому ещё обратиться за помощью, — мрачно вздохнула Элли.

Страшила пожал плечами:

— А кто ещё может помочь? Волшебников больше нет…

Элли долго-долго молчала, перебирая в памяти всех знакомых. К кому ещё обратиться — хотя бы за советом?

Внезапно она вспомнила — и её передёрнуло. Вот уж с кем она не хотела бы иметь дело — с первой встречи этот человек внушал ей отвращение. Но если не он, то кто же?..

— Я знаю, кого надо спросить, — решительно объявила она.

* * *

… Все чувства обострились, память работала чётко, как никогда в жизни. В жизни?.. Ведь сейчас уже не жизнь. Или всё-таки?.. Ведь он что-то чувствует. Это были не совсем физические ощущения — в общем-то, работали только слух и зрение. Но Аларм не мог, как ни старался, ощутить себя умершим.

Поначалу было недоумение: а что вообще произошло? Неужели всё так просто?.. А потом постепенно нарастала тревога. Что же будет дальше? Вместе с тем Аларм понимал, что дальше он уже не властен. То время, когда он мог что-то сделать, — прошло. Теперь будут что-то делать с ним, но кто, как и что именно — он не знал. Но оставалось только спокойно ждать. Впрочем, не совсем спокойно.

Здесь было не так уж плохо. Но там… Там, на Земле, он был нужен. Там плакала девочка, которую он так старался защитить. И защитил — но ценой собственной жизни. Впрочем, Аларм подумал, что если бы понадобилось — он бы сделал это ещё раз. Мысль пришла спокойно, без особых эмоций. Поначалу Аларм подумал, что лучше бы Элли не переживала так. Он ведь… живой. Это там он умер. Но потом он понял, что это неправильно.

Он слышал все её слова, даже сказанные самым тихим шёпотом. Он видел её состояние и ничем не мог помочь. Назад, в своё тело, ему уже не вернуться. Вместе с тем он видел, ЧТО сделали с ним ТАМ, на Земле, и ему это… совсем не нравилось. Было неприятно до отвращения смотреть на эту живую куклу, которая когда-то была им самим. И было жалко Элли. Она переживала, а он… Он сочувствовал ей, но ничем помочь не мог. И даже не мог ничего сказать, потому что она его не услышит…

Он чувствовал, что нужен ей. И не только ей, но и всем — в Волшебной стране на него надеялись. А он… А ему хотелось сказать: люди, ну зачем вы так переживаете? Зачем вы так хотите вернуть меня ТУДА? Мне ведь тут не так уж плохо, и я рад, что умер за другого.

Так было первые три дня, а потом…

Много позже Аларм не любил об этом вспоминать. Никому и никогда об этом не рассказывал — как объяснить словами то, что можно лишь увидеть сердцем? Это всё равно что слепому от рождения пытаться описать словами радугу: конечно, что-то он поймёт, но насколько же это будет далеко от истины... Но помнил Аларм всегда. Те, кто знали его близко, иногда замечали, как во время разговора — вероятно, из-за каких-то ассоциаций или намёков — его глаза вдруг становились глубже, и казалось, будто он смотрит куда-то в никуда — туда, куда остальные посмотреть не могут, потому что они там ещё не были... Но зато больше он не боялся смерти. Если точнее — к ней у него осталось нечто вроде трепета и уважения. Величественное и сильное нечто под названием «смерть» было не злым. Оно было похоже на океан…

А потом была эта встреча.

Он узнал её с первого взгляда, хотя последний раз видел, когда ему было чуть больше года. Вспоминая позже, он был точно уверен, что в эту, невероятную, неземную встречу она была очень красивая: длинные тёмно-русые вьющиеся волосы, синие глаза, улыбка на радостном лице… Словами передать внешность было трудно.

— Мама?.. — прошептал — или подумал?.. или произнёс вслух?.. — Аларм…

Общение. В чём оно состоит? Рассказывать маме о своей «земной» жизни было не нужно. Она и так всё видела. Как ангел-хранитель, она оберегала его от многих бед — хотя Аларм тогда этого не чувствовал. Рассказывать Аларму о жизни Здесь тоже было как-то… бессмысленно. Пока сам не увидишь — не поймёшь, а он ещё видел здесь слишком мало. Один лётчик как-то мудро заметил в одной из своих книг: слова только мешают понимать друг друга. Аларм не знал об этой фразе, об этой книге и об этом лётчике. Но он испытал это в полной мере… Они как-то общались, и это слово сюда тоже подходило так мало… И это было без слов. Общение — от слова «общий», и у них были сейчас общие мысли, общие чувства. Большего им было не надо.

Вспоминая об этом позже, Аларм пытался переосмыслить для себя словами всё то «общение», которое он пережил ТАМ. Получалось плохо. Но всё-таки это можно было передать примерно так...

«Здесь так хорошо...» — нет, это были не слова – скорее попытка передать словами чувства.

«Да», — с нежной грустью соглашалась мама. Что-то её беспокоило. Чего-то здесь не хватало...

«Мне тоже можно здесь остаться?»

«Это зависит от твоих поступков на Земле», — ответила мама. Аларм чуть опечалился. На Земле он ещё прожил слишком мало – во всяком случае, меньше, чем мама. Поступки?.. А ведь сколько он ещё хотел сделать – и не успел... И уже не успеет.

«А я могу вернуться туда?» — внезапно возникла мысль.

«ОТСЮДА не возвращаются»...

«Но почему? Неужели это невозможно? Мама, ты видела, что там происходит? И они ведь так хотят, чтобы я вернулся!» — Аларм с неожиданной настойчивостью уговаривал – нет, не маму. Себя. Пусть она возразит, пусть уговорит его остаться. Ему было хорошо здесь, и туда даже как-то не очень хотелось возвращаться – но там его ждали, и ему было жалко Элли, Страшилу, Стеллу, Юргода, Тома и всех остальных, и Волшебная страна ещё под угрозой нападения Пакира... И отца он ещё не нашёл.

Но мама не возражала. Она только грустно повторила:

«Отсюда не возвращаются».

«Мама, а что с отцом? Он ещё... там?»

«Да, и ему плохо».

«Если я вернусь, я смогу ему помочь?»

«Отсюда не возвращаются», — сказала мама в третий раз. Аларм смирился с неизбежным. Ну что ж, отец рано или поздно всё равно сюда придёт... К ним. И они будут все вместе... Всей семьёй. Вот чего у Аларма никогда не было... Семьи. Настоящей. Да, когда-то он жил с Виллиной и её слугами-придворными, он всех их любил, как родных, но всё равно он чувствовал: это не то.

И вот теперь он встретил маму — настоящую, свою родную маму, не ту, которую пыталась заменить ему Виллина – у неё скорее получалась бабушка-наставница, этакая учительница, но не мама. Он никогда не знал, что значит мама, и только теперь это понял — как-то сразу, неожиданно ощутил всю её любовь, которой был лишён в детстве. Но здесь была одна мама. А он большую часть своей жизни мечтал найти отца... Кто бы мог подумать, что с мамой он встретится раньше.

И всё-таки у него оставалось чувство, что ещё не всё потеряно. Какая-то тонкая ниточка всё ещё связывала его с Землёй.

«А может, я всё-таки смогу вернуться? Я найду отца, я помогу ему. Я ведь, наверное, не только ему нужен!»

Мама смотрела с такой непередаваемой печалью, что Аларм почти ощутил её боль: она не хотела, чтобы он уходил, и в то же время понимала, что ему это нужно.

«Мне здесь пока страшно, — признался Аларм. — Я ведь ещё так мало сделал там. Я хочу вернуться, вдруг ещё можно что-то исправить...»

«Надо попросить», — наконец тихо сказала мама.

* * *

… Это был не разговор. Слова не произносились вслух и даже не звучали в голове. Просто возникало ПОНИМАНИЕ. Словами это было передать трудно. Но если бы Аларм потом захотел, он бы пересказал это примерно так…

«Ты ещё молод. Ты ушёл оттуда вместо другого человека. Но это тебя не оправдывает. Тебе ещё есть, что исправить в себе. Твои друзья хотят, чтобы ты вернулся. Хочешь ли этого ты?»

«А это нужно?»

«Это возможно. Но выбор твой».

Выбор. Самое тяжёлое из всего, что приходилось пережить Аларму. Не самопожертвование, не битвы и поединки, не бегство от слуг злого короля в детстве и не шпионство во дворце Пакира в будущем. Самым трудным было сейчас принять решение. Вернуться или остаться?..

«Что будет с другими, если я останусь?»

«Рано или поздно они все придут сюда. Вы встретитесь».

«А если я вернусь?»

«Всё равно ты попадёшь сюда снова. И они тоже».

«Но ТАМ хоть что-нибудь изменится?».

«Да. Но не намного. Возможно, кто-то станет светлее, кто-то темнее. Но все они придут сюда».

Аларм долго не мог принять окончательное решение.

Как было просто раньше. Всё решали за него. Ему не нужно было ни о чём задумываться. А сейчас… И знать, что от его решения — почти эгоистического, ведь он решает в основном за себя! — зависят судьбы неизвестного количества людей… Он бы остался тут, если бы не это. Если бы не те, кому он, возможно, нужен…

«Меня там ждут?»

«Да. Но их ожидание тоже можно назвать эгоистическим».

«Если я вернусь… Я им очень нужен?»

«Им кажется, что очень».

«Тогда я вернусь».

«Ты уверен? Тебе там будет хуже, чем здесь сейчас. Ты уверен, что снова готов терпеть несправедливости, обиды, снова оказаться в рабстве у собственного тела с его немощами и несовершенством? Что тебе снова придётся терпеть боль и страх, что когда-нибудь ты снова испытаешь смерть?».

«Я вернусь», — повторил Аларм. Всё равно. Он уже решил. А смерть... Он уже её не боится.

Расставание было грустным. Аларму так не хотелось уходить, но он знал, что ещё вернётся… Мама смотрела на него — просто смотрела своими грустными сияющими глазами, он оглядывался, пока она не растворилась в далёкой дымке…

Почему никогда не бывает всё хорошо?..

Или когда-нибудь всё-таки будет?

* * *

Ещё более мучительным было возвращение.

Только что был свет, и покой, и тишина — и вдруг стало темно, тесно, кругом были слышны чьи-то голоса — Аларм уже и отвык от них, они показались ему такими безобразными… Он ещё не совсем «пришёл в себя», это было настолько невероятное и даже отчасти неприятное чувство — снова дышать, чувствовать всё вокруг… Поначалу Аларм даже пожалел, что вернулся. ТАМ было так прекрасно… так легко.

Говорили — Аларм это осознал не сразу — о нём. И ещё, кажется, о Дровосеке. Голоса были слышны, как в тумане. Потом странное ощущение, мимолётное прикосновение к его щеке. Тишина. И Аларм как будто проснулся. Всё вернулось. Он снова жил на Земле.