Заложник Прошлого  (джен)

— Ее больше нет. С нами нет… Она не проснется

больше. Неужели тебе Ее не жаль?

— Тебе нужно отдыхать. Ты еще слишком слаб…

— Я ненавижу тебя…и себя…Она была лучше нас,

но Ее больше нет. Как мы вдвоем…

— Все будет хорошо. Просто отдыхай и набирайся сил.

Девушка в вульгарном пурпурном платье прижималась к стене и не могла отвести в сторону глаз, он зачаровывал ее, заставлял смотреть, смотреть и безропотно ждать. Юноша с болезненным видом окинул ее взглядом и обессилено опустился на каменный пол.

— Я утомлен, — почти безжизненно выдохнул он.

— Ты… Ты убил их, — девушка наконец пришла в себя. Словно все очарование развеялось от звука, наполнившего каменные своды.

Небрежно осмотрев помещение, юноша склонил голову набок и ничего не сказал. Пара тел, разбросанных по полу, не вызывали у него ни капли сожаления.

— Да кто ты вообще такой?! — ее голос дрожал, а в голове пульсировала лишь одна мысль — выжить, выжить любой ценой. И она не собиралась сдаваться.

— Я полагаю, это был риторический вопрос? — юноша сидел абсолютно неподвижно, и лишь его губы едва заметно шевелились во время разговора.

— Ты сумасшедший, маньяк, убийца, — голос девушки срывался на рыдания, а сердце билось все чаще и чаще.

Порой, в приступах отчаяния, люди совершают опрометчивые поступки, и она не была исключением. Не сводя глаз с парня, она начала медленно двигаться к заветной лестнице.

— После второго лестничного пролета есть дверь, и она, увы, заперта, — ни капли эмоций, ни доли сострадания, лишь констатация действительности.

— Тогда хочешь, — она более уверенным шагом приблизилась к юноше и, замерев в паре шагов от него, слегка нагнулась вперед.

— Нет. Меня не интересует твое тело, — неужели ей показалось, или же он действительно замялся.

В этот момент шкала отчаяния достигла своей максимальной отметки, и она побежала, звонко шлепая босыми ногами по каменным плитам. Возможности человеческого организма полностью неизвестны никому, но даже адреналин сейчас не мог спасти ее. Ничто не могло спасти ее.

Несколько раз ударив кулаками в массивную дверь, она, рыдая, безвольно сползла на холодные ступеньки.

— Сара, — донеслось из залы, там, где все еще лежали безжизненные тела ее подруги и их клиента.

— Откуда ты знаешь мое имя? — рыдания отступили, и остался лишь живой интерес.

— Мне рассказала Джузи. Вы же были лучшими подругами, неужели ты оставишь ее здесь одну?

— Да кто ты, черт возьми, такой? Ты и твой дружок? Неужели он не хочет развлекаться вместе с тобой? — казалось, что каждый ее шаг на обратном пути совпадал с ударом сердца в груди.

— Когда я пришла в себя, здесь, на каменном полу, ты был мертв, а еще был мертв он, — Сара указала на мужчину, лежащего у постамента, — Это же сделал твой друг, который предложил нам провести время у него. Он убил моего клиента?

— Нет, его никто не убивал, он умер сам, от потери крови.

— Но ведь Джузи задушил ты, когда она склонилась над твоим гробом?

— Любопытство — порок, она могла продлить свою жизнь, но хотела узнать, что скрывается под саваном, — юноша повел плечом, как бы проверяя, способен ли он сделать нужный жест.

В этот момент раздался скрип двери, и Сара, вновь ухватившись за соломинку надежды, кинулась бежать на звук. Она не осознавала, что слабее своего противника, и поэтому даже, когда мужчина втащил ее обратно в подземелье, пыталась вырваться.

— Я думал, ты уже закончил, — странник подтолкнул девушку вперед, и Сара упала перед парнем на колени.

— Мы беседовали…

— Пятисотлетний вампир и придорожная шлюха. Поистине, интеллектуальный разговор, — мужчина выжидающе смотрел на своего оппонента, — Николас, заставлять даму ждать — признак дурного тона, — назидательно проговорил он.

Сердце девушки сдалось слишком быстро, ей нечего было терять, некого было терять. Кроме подруги и крошечной полупустой квартирки на окраине города. Это не могло заставить сопротивляться ее по-настоящему.

Николас не любил таких людей, он называл их куклами, они не приносили ему удовлетворения, лишь заглушали жажду, питали его давно мертвую плоть.

* * *

— Значит, то, что я читал в архивах Ордена, правда? Вампиры действительно жили иначе? Я думал, это легенды, — Дэвид ходил по кабинету и никак не мог свыкнуться с мыслью, что когда-то вампиры бесцеремонно убивали людей.

— Все эти законы в полной мере сохранись в старой доброй Европе, — Артур знал, что разговор на эту тему однажды состоится, но не ожидал настолько отрицательной реакции.

— И чему ты радуешься? Тому, что люди погибают? Тому, что они живут, словно в дикой природе? — покачал головой Дэвид, — Прости, думаю, мне стоит побыть одному.

— Дэвид…

— Ты же сам понимаешь, мы слишком разные.

— Если ты ищешь причину, можешь не утруждать себя. Ты хотел услышать правду — ты ее услышал. Решение все равно за тобой, — Артур понимал, что возможность разобраться во всем самостоятельно, поможет Дэвиду куда больше, чем голословные убеждения.

— Тогда я пойду. Позвоню как только смогу, — состояние на грани облегчения овладело им.

Дэвид осознавал, что их с Артуром взгляды во многом разнились, но его Наставник никогда не предпринимал попыток как-то это исправить. Он всегда хотел принимать самостоятельные решения, не прислушиваясь к своему Сиру. Хотел осознавать себя полноценной, независимой личностью. Что же теперь? Почему, в тот момент, когда, он получил все, за что так яростно боролся, его преследует чувство сродни отчаянию. Мужчина был твердо уверен, что Артур не отвернется от него, он, как и раньше, будет готов его опекать… Окончательно запутавшись в своих желаниях, Дэвид покинул дом, который по праву мог считать родным.

Больше восьмидесяти лет назад, потеряв в Первой Мировой Войне всю свою семью, он совершил, по меркам того времени, головокружительное путешествие к берегам Америки. Будучи совсем мальчишкой и наслушавшись рассказов об этой стране, он, оказавшись там, был окрылен мечтами о богатстве, славе и любви. Вот только чужая земля, радушием не отличалась. Эмигрантов преследовали, сажали в тюрьму или высылали на Родину.

Складывалось впечатление, что даже Небесные силы против них. В припортовом районе, где в трущобах, под ветхими укрытиями ютились сотни, а может и тысячи грязных, голодных людей, царил смрад и смерть. Именно там, Дэвид впервые задумался о том, что смерть от войны, была бы куда достойней, чем сгнить в этом отвратительном месте.

Ему быстро пришлось повзрослеть. Общаясь с другими переселенцами, он смог сложить полноценное впечатление о Мире и жизни в нем. И тогда пришло время разрушения детских грез.

Однажды, проснувшись в убогой лачуге, он понял, что человек, лежавший рядом с ним, был мертв. Но никто даже и не думал подходить к мертвецу. Все жители расходились на работу или на ее поиски, а бедняга, имени которого он не знал, все так же лежал.

Только вечером, вернувшись с работы и почувствовав зловония мертвого тела, этого несчастного завернули в его же подстилку и выбросили в сточную канаву к прочему мусору.

Этот момент Дэвид не забудет никогда. Он стоял на краю канавы и смотрел, как сверток медленно погружается в жидкую кашицу отходов. И пугала его в тот момент не смерть, не отказ от всех своих целей, а утонуть в «грязи цивилизации». Человек мертв, когда мертвы его надежды.

После этой встречи со смертью «лицом к лицу», она следовала за ним тенью. Иногда казалось, что не высшие силы, не судьба, а именно смерть вершит его будущее.

Спустя десять лет он смог выбраться из портового района и получил работу при госпитале. Несмотря на то, что эта больница была вместилищем смерти, он был счастлив. Увидев достаточно в трущобах, здешние пациенты не вызывали у него никаких эмоций, но вот то, что наконец-то он нашел лучшее место в жизни, заставляло сердце биться быстрее.

Работая санитаром по ночам, он часто видел приходившего к ним мужчину. Конечно, не было ничего странного, что навещать больных приходят поздним вечером — у многих родные работали с раннего утра и до захода солнца, но вот то, что он явно не был похож на бедняка или простого рабочего вызывало подозрения. Его костюм был довольно прост, но вот жесты, осанка и взгляд выдавали в нем аристократа. В рыцарских романах, которые Дэвид читал еще на Родине, описывались именно такие манеры.

Заинтересовавшись вечерним гостем, он расспрашивал своих коллег, но их реакция была крайне странной. Кто-то суеверно крестился, кто-то отмахивался, но никто толком не смог сказать, кем же был этот гость.

И вот однажды, к Дэвиду подошел старый охранник. Его звали Том, все считали его сумасшедшим, но объяснить почему, опять же не могли. Внимательно посмотрев на мужчину, Дэвид понял, что стариком его можно считать лишь из-за его седых волос. Лицо же его было лишь слегка подернуто паутинкой морщинок, и заметны они были, когда мужчина хмурился.

— Послушай меня, Дэвид, не стоит тебе расспрашивать о том мужчине, который приходит по ночам. Он сама смерть, — голос Тома был серьезен, а взгляд разумен, но вот его слова…

— Все в порядке, не нужно волноваться, — попытался закончить этот разговор Дэвид — Меня он совершенно не волнует.

Именно этот короткий диалог послужил началом конца. Дэвид стал замечать то, чего замечать не стоило.

Однажды во время ночного дежурства, ему удалось узнать, к кому из пациентов приходит мужчина. Он заглянул в палату и видел гостя, низко склонившегося над больной девушкой. Врачи уже давно причислили ее к «обреченным», и смерть была лишь вопросом времени. Искренне посочувствовав мужчине, Дэвид вернулся к своим обязанностям. Утром же он узнал, что девушка скончалась.

Но как велико была его удивление, когда мужчина вернулся спустя несколько дней в их больницу.

Гость посещал смертельно больных, и вскоре они умирали. Одни из них уже утром, другие же через несколько дней, но исход у всех был одинаков.

Полог кровати ненавязчиво зашуршал, опускаясь вниз. Этот звук выдернул мужчину из его воспоминаний.

Вампиры больше не спят в гробах, есть более совершенные способы укрыться от солнечного света. Хотя по сути, даже солнце не способно убить вампира. Ослабить, обезвредить, но не уничтожить.

* * *

— Ники…Тише, тише. Потерпи еще чуть-чуть.

— Мама…Ты должен был спасти ее… Она нужна нам!

— Все будет хорошо, закрывай глаза. Поспи немного.

— Что это? — юноша сидел на кровати и указывал на стопку свернутой одежды.

— Твоя одежда, — Генрих стоял у окна и наслаждался действом в спальне.

— Я люблю белый… и кружево, — процедил Николас.

— Отлично, если я правильно понял, то ходить ты будешь в истлевшем, покрытом слоем пыли и источающем подвальный смрад погребальном костюме? — мужчина, изображая недовольство, нахмурился.

— В нем я выгляжу куда привлекательнее.

— Видимо, за время сна, ты успел позабыть об элементарной гигиене. И горячая ванна тебя совсем уже не привлекает, — Генрих жестом указал на дверь в уборную.

— Ванну я приму с удовольствием, но вот одеваться как клоун, увольте, — они сами сделали Ники избалованным мальчишкой.

Как только юноша удалился приводить себя в порядок, Генрих растопил камин. С улыбкой отправив в пламя беззаботно оставленную Николасом одежду. Давно он не слышал истерик своего мальчика, и сейчас с упоением ждал предстоящего скандала.

— Куда ты ее дел? — довольно улыбающийся, кутающийся в полотенце юноша, прищурился.

— Сжег, — демонстративно двигая угли в камине, ответил Генрих.

— Ты же понимаешь, что я не оденусь в… Боги, да это даже одеждой назвать язык не повернется, — Николас сложил руки на груди и выжидающе посмотрел на своего Сира.

— Можешь ходить голышом, меня, знающего тебя столько лет, это мало заботит, — мужчина сам подливал масло в огонь.

— Да как ты смеешь говорить, со мной, с дворянином, с аристократом, в подобном тоне, — взвелся юноша.

— О, извините Милорд, на вашей голой…хм…пояснице титул не указан, — исчезая за дверью ванной комнаты, ответил Генрих.

Николас откинул покрывало и опустился на кровать. Немного поерзав на простыне, проверяя, способен ли он чувствовать ее — гладкую прохладу — мальчишка довольно улыбнулся.

— Нет, возможно, я излишне консервативен, но люди уж слишком не предсказуемы, — разворачивая и рассматривая одежду, произнес юноша.

— О чем ты? — за дверью звучала струящаяся вода, но это не мешало собеседникам слышать друг друга.

— О моде, — Николас поднялся с кровати и, отбросив полотенце на кресло, подошел к платяному шкафу. Он знал, что педантичный Генри, скорее всего, запасся и другой одеждой, потому что за несколько веков совместного существования, Ники не видел его два дня подряд в одной и той же сорочке.

Тяжелые створки легко поддались, и, разумеется, внутри было из чего выбрать. Ни секунды не задумываясь, юноша достал белоснежную рубашку.

У всех есть слабости, даже у древних, умудренных веками вампиров. Сейчас одна из них застала Николаса врасплох. Массивное старинное зеркало было прикреплено к внутренней стороне дверной створки.

Из отражения на него смотрел все тот же восемнадцатилетний юноша. О нет, мальчик. Нетронутая первородная красота. Та, что кропотливо сберегалась монахами, и та, что была столь ненавистна в родной деревне.

Оба его брата были похожи на мать, ни капли от их отца. А вот над младшим, над Николасом, природа сыграла злую шутку, одарив его ангельской красотой бастарда.

Когда его, еще ребенком забрали петь в церковном хоре, служители Господа видели в нем Посланника Господня. Эту красоту они холили и лелеяли. Для монахов и прихожан он был «лучом Божьим», ничем большим. Ему было запрещено практически все… Но ведь ангелам ничего и не нужно?

Вот только к шестнадцати, волосы начали темнеть, а голос стал гораздо ниже. В хрустально чистых голубых глазах появился дерзкий блеск, а вот манеры, напротив, по-детски невинны. Он был объектом искушения.

При его виде благородные дамы томно вздыхали, а кавалеры одаряли двусмысленным взглядом. И вот тогда, зазвучали в уединенных кельях не Богоугодные речи.

За несколько месяцев до восемнадцатилетия Николаса уличили в грехопадении. Его изгнали бы с позором, если бы не было это еще большим позором для Церкви. Возвращаясь в деревню, он подписывал себе смертный приговор, но идти ему было не куда… Бледный, хрупкий неприспособленный к физическому труду — он был обузой, клеймом на чести семьи.

Улыбнувшись отражению, юноша повернулся к стоящему позади него Генриху:

— Хорош как раньше?

— Лишь рама превращает холст в произведение искусства, — усмехнулся мужчина, помогая своему мальчику одеть сорочку.