Доживем до понедельника (джен)

Профессор Северус Тобиас Снейп был убежден совершенно точно в двух истинах: хотя преподавание Зельеварения и не является главной целью его жизни, однако при правильной культивации даже гнилое зерно разума может дать ростки. Правда, была еще и третья истина, но о ней профессор предпочитал не думать: Гермиона Грейнджер, когда нервничает, кусает губы до крови.

Снейп сидел за преподавательским столом в Большом Зале и мрачно думал о том, что допуск к преподаванию Гермионы Грейнджер был не такой уж хорошей идеей Минервы. И даже не потому, что она не могла держать дисциплину на старших курсах, — это умение приходит лишь со временем. Совсем по другой причине.

Он понимал, что новое поколение (первый, второй, даже третий курс), которого не было в Хогвартсе в смутные времена, дети, не знавшие Алекто и Амикуса Кэрроу, не слышавшие «Круцио!» в его стенах, учились куда более спокойно и успешно. Старшие же курсы на любом факультете были подвержены тлетворному влиянию войны: право сильнейшего, болезненное чувство справедливости, желание научиться как можно большему, компенсируя пробелы в образовании. Это сочеталось с отвращением к чистокровным магам как классу, вынуждавшему слизеринцев к круговой обороне, а значит — постоянным стычкам в борьбе за выживание.

Начиная с четвертого курса студенты Хогвартса представляли собой сплошную кровоточащую рану: израненные, растоптанные войной и смертью близких. Более чем у половины, вне зависимости от факультета, на тыльной стороне ладони был шрам «Я не должен лгать» — наследие Долорес Амбридж. У большинства не было никакого будущего, кроме как построенного самостоятельно, — родители в Азкабане или в героической могиле.

И вот в это болото бросили Грейнджер, которая сама была словно натянутая струна, готовая лопнуть в любой момент.

Грейнджер...

Снейп не знал точно, в какой момент его жизни Гермиона Грейнджер стала для него большим, чем просто надоедливая всезнающая студентка, Гриффиндорская Заучка, у которой на любой вопрос был ответ. Он никак не мог определить, когда перестал видеть в ней студентку, а рассмотрел женщину. Все запутывала двойная память: в одном из своих постоянных кошмаров он видел огромную змею с окровавленными клыками, в другом — девушку с каштановыми волосами, от которой за версту разило спиртным. «Только попробуй умереть, ублюдок! Я и так три года жила без тебя!» И искусанные до крови губы в непозволительной близости от его шеи.

Понимание, что незнакомка, спасшая ему жизнь (пьяная до невозможности, но при этом весьма успешно орудующая кривой иглой), и есть бывшая студентка Грейнджер, пришло к зельевару лишь на третью годовщину победы. Несколько месяцев он искал встречи с Гермионой, чтобы... просто посмотреть ей в глаза, что ли? Понять, почему она хотела его спасти. И о чем говорила, зашивая его горло. Какие три года?

В одну далеко не прекрасную ночь он проснулся, снова увидев старый кошмар. И неожиданно понял: хроноворот. Новая усовершенствованная модель хроноворота, позволившая пьяной Гермионе вернуться на три года назад и спасти ему жизнь. А та чернильная пустота, в которой он порой оказывался, стоило ему заснуть, — не что иное, как истинные, не подправленные играми со временем воспоминания о смерти.

В письме Поттеру Снейп слегка покривил душой. Наказать Грейнджер стоило — хотя бы за непрошибаемую уверенность, что его нужно было спасать. За шрам от ее кривых стежков на шее, вывести который не смогла ни одна мазь.

И за то, что теперь Северус Тобиас Снейп не мог не думать о том, как Гермиона Джин Грейнджер прикусывает губу от волнения.

Отослав письмо Поттеру, получившееся неожиданно дружеским, Снейп пожалел об этом почти сразу же. Слишком откровенным он в нем оказался, удивив самого себя. Он благодарен Грейнджер? За то, что теперь изо дня в день вынужден терпеть насмешки пополам с обожанием? Конечно, спасибо Поттеру, с бывшего шпиона сняли все обвинения, орден Мерлина вручили (правильнее будет сказать, «всучили», да еще и рожу при этом скорчили такую, что даже близнецы Уизли не изобразили бы...), рабочее место дали, но...

И вообще, у него была такая эффектная кончина, а чертова Грейнджер все испортила.

Чертова Грейнджер, прочитавшая больше книг, чем все студенты Райвенкло вместе взятые. Сперва он думал, что она рисуется, но уже к концу первого курса понял — просто стремится взять от жизни как можно больше.

Чертова Грейнджер, с четвертого курса смотревшая на него огромными карими глазами олененка Бэмби (маленький Северус однажды видел мультик про несчастного сироту, который потерялся в лесу). Сначала он подумал, что дело в огромном количестве снятых баллов, постоянных подколках, и провел небольшой эксперимент — недельку не придирался к Гриффиндорской Заучке, не снижал ей баллов и не говорил гадостей. Эксперимент провалился: взгляд Грейнджер стал еще более печальным, губы истерзаны, а работы — все хуже и хуже. Пришлось признать, что причина ее тоскливых взглядов кроется в другом.

Чертова Грейнджер, на шестом курсе пришедшая на отработку вместе с Поттером («Пожалуйста, профессор, я только хотела показать вам свой проект...») и разбившая фиал с конфискованным у Браун «Поцелуем страсти». К счастью, действие напитка было глубоко специфическим: он и Поттер остались в своем уме, а вот Грейнджер... Ему пришлось тогда в спешном порядке блокировать дверь и накладывать на Гермиону щадящий Ступефай, пока не закончилось действие паров разбитого зелья. Конечно, услышать от Грейнджер «Профессор, я, кажется, люблю вас...» было приятно, никуда не денешься, но ее тихое «И тебя, Гарри, тоже люблю!» заставило и Снейпа, и Поттера нервно рассмеяться. Когда действие зелья прошло, и Гермиона осознала, какую чушь несла почти четыре часа (Поттер успел перемыть все фиалы и пробирки, отдраить кучу котлов и трижды вымыть пол в воспитательных целях), ее хватило лишь на короткое сдавленное «Извините!» и взгляд исподлобья.

Чертова Грейнджер, весь седьмой курс пропадавшая неизвестно где. Каждый день он начинал с запроса о пойманных грязнокровках и каждый день завершал хвалой небесам за то, что в списке убитых и замученных не было ее имени. Он не спился только чудом, благодаря отрезвляющей необходимости следить за целым замком несовершеннолетних воинов, горячо желающих отомстить Кэрроу и Волдеморту, но способных лишь на то, чтобы влипнуть в очередные неприятности.

Чертова Грейнджер, сбежавшая из Визжащей хижины, не оглядываясь. Он бы спокойно умер, не мучаясь вопросом, что испытывает к этой девушке, и почему ее присутствие заставляет его забыть о светлой памяти Лили Поттер... Но она вернулась, для него — спустя три минуты, для нее — спустя три года, пьяная до беспамятства, однако экипированная вполне действенными средствами. Ведь в той параллельной вселенной, где он все-таки умер, Снейп погиб не от яда, а банально — от потери крови. Гермиона успела это предотвратить, зашив раны на шее кривой маггловской хирургической иглой и посыпав их совсем не волшебным маггловским порошком, который ускорил свертываемость крови.

В тот день, когда он отправил Поттеру письмо, его вызвала Минерва на очередное совещание. Почему нужно было называть «совещанием» чаепитие один на один, Снейп не знал и предпочитал об этом не думать. Между четвертой и пятой чашкой чая с бергамотом МакГонагалл, как бы между прочим, обронила:

— Не мог бы ты написать письмо мисс Грейнджер, Северус?

Поперхнувшись чаем, Снейп успешно изобразил оскорбленного василиска, попытавшись прожечь директора взглядом.

— Миссис Уизли, насколько мне известно.

— Неважно, — добродушно отмахнулась Минерва. — У нее были небольшие проблемы с магическими способностями после битвы за Хогвартс, но сейчас девочка почти в норме. Однако было бы неплохо, Северус, если бы она немного пожила в замке — магия здешнего места творит чудеса.

Узнав, что Гермиона приедет лишь на время, Снейп почувствовал нечто между разочарованием и неуемной радостью — избегать Грейнджер (Уизли, Северус, Уизли!) неделю вполне возможно, но дольше — уже проблематично. А избегать надо. Мало ли чего тебе хочется, старый Упивающийся смертью.

Однако он упорно не понимал, почему пригласительный на имя героини войны должен писать заместитель директора. Ведь не на работу же ее принимают, в самом-то деле...

В ответ на его недоуменный взгляд Минерва с милой улыбкой забила последний гвоздь в крышку его воображаемого гроба.

— Кроме того, профессор Квикли уезжает обратно в США, и Гермиона вполне могла бы занять место преподавателя Чар — у нее ведь есть диплом, не так ли?

Снейп предпочел отставить чашку. С одной стороны, ему хотелось отплясывать румбу: идиотка Квикли с момента первой встречи не вызывала у него ничего, кроме отвращения, особенно когда жеманилась («Называйте меня Сельва, С-с-е-е-еверус...», тьфу!). С другой стороны — Грейнджер.

Грейнджер, черт возьми.

Когда она прибыла на собеседование, бывшее чистой формальностью, Снейпу показалось, что он все-таки умер и попал в ад. Всего за несколько минут чертова Грейнджер (на самом деле еще Уизли, но она сказала, что смена статуса лишь вопрос времени) успела доказать, что не только заслуживает преподавать Чары в школе Хогвартс, но и вполне способна занять место Минервы МакГонагалл на посту декана Гриффиндора, что директор не замедлила отметить.

Таким образом, героиня войны Гермиона Джин Грейнджер была принята на должность преподавателя Чар совместно с должностью декана факультета Гриффиндор. Хотя это и было очень недостойным, Снейп ухмыльнулся про себя, практически не сомневаясь, что уже первого сентября в башне состоится невозможная пирушка, отмечающая освобождение львят от всевидящего ока Минервы. Впрочем, он не сомневался также в том, что уже второго сентября все нарушители будут найдены и наказаны — сама Грейнджер слишком часто нарушала школьные правила, чтобы кто-то сумел ее обмануть.

Несмотря на то, что в августе они встретились всего дважды: собственно, на собеседовании и в момент переезда, когда Уизли доставил ее чемоданы и личные вещи, — она успела прочно поселиться в мыслях профессора Снейпа.

Припомнив, что за три года этой реальности они не встречались лицом к лицу ни разу, он задумался, чем это может быть вызвано. Перебрав, как жемчужины, все свои воспоминания о Грейнджер начиная с первого курса, он составил четкую цепочку ее школьной жизни, а пролистав в библиотеке подшивки газет, понял, что она делала после войны. Он нашел объявление о загадочном заболевании Гермионы, о неожиданном излечении после свадьбы (на самом деле, ничего удивительного: помолвка или свадьба с чистокровным магом всегда положительно влияет на магический потенциал обоих). Нашел огромный, во всю полосу, портрет Грейнджер в свадебном платье — она категорически отказалась бросать букет и на снимке насильно вручала его Джинни Уизли.

Каким-то невероятным образом портрет оказался потом на стене в комнате профессора. Домовой эльф, долго хихикавший в ответ на все расспросы, под угрозой дарения носков признался, что профессор Снейп, выпив довольно много огневиски, сам повесил портрет, закрепив его надежным заклинанием.

«Ну, ничего, — подумал Снейп, отчаявшись оторвать намертво приставший к стене портрет. — Вот начнется учебный год, и мне будет не до глупых мыслей...»

Но с началом учебного года стало еще хуже.

Чертова, чертова Грейнджер — единственный человек в мире, знавший, что Северус Снейп умер три года тому назад. Человек, смотревший на него так, словно профессор воскрес из мертвых, — ведь для нее так все и было. Человек, избегавший смотреть ему в глаза, но упорно следящий за каждым его шагом. Порой ему казалось, что у нее есть Карта Мародеров, и она действительно ходит за ним по пятам.

На второй неделе учебы ему захотелось умереть только затем, чтобы не натыкаться на взгляд Грейнджер и не думать о четвертой вещи, в которой он был уверен совершенно точно.

Умереть однозначно было бы проще.

Сегодня он был с ней слишком суров, да. Стоит признать это. Как и тот факт, что его отповедь была в большей степени вызвана оторопью при виде ее боггарта. Так-так, значит, мисс Грейнджер его боится? Зачем же тогда спасала-то?

Пятый курс заслужил наказание, для чего бы они ни принесли боггарта, но это не значит, что декан снимет с собственного факультета очки. Он же не МакГонагалл, в конце концов, на всю школу публично заявлять о своей справедливости. Нет уж, для слизеринцев можно придумать куда более успешное, а главное, действенное наказание, чем опасность проиграть соревнование между факультетами. Мерлин, да чихать они все хотели на это состязание после войны... Нормальные люди, во всяком случае.

А Гермиона... Надо с ней поговорить. Объяснить ей, что дети не должны любить своих скучных наставников, и ученикам свойственно поддразнивать молоденьких учительниц, особенно новеньких.

А учителя не имеют право влюбляться в учениц...

Черт!

«Ну так она уже и не твоя ученица!» — легкомысленный тон внутреннего голоса очень не понравился Снейпу.

Только когда колокол известил о том, что до начала уроков осталось полчаса, Снейп спохватился, что не увидел на обеде ни пятикурсников, ни Грейнджер.