Ставки сделаны (джен)

За два дня до этого Крюкохват стоял в тени от дома напротив входа в казино, нервно теребя лацкан пальто. Он приходил сюда и вчера, и позавчера, и неделю назад. Каждый день с тех пор, как здесь появился. Но каждый раз, когда он почти решался войти, его охватывал страх.

«Не позволяй ни воде, ни огню обмануть себя».

— Ни воде… — прошептал он пересохшими губами, — ни огню.

Священную книгу гоблинов он затвердил наизусть раньше, чем правила бухгалтерского учёта. Иначе было нельзя. Гоблин отличается от человека историей и памятью. Гоблины не забывают, оттого и не ленятся, не ошибаются, не разоряются. Всё в мире уже было и будет снова. И даже смерть — только время до нового рождения.

Чего Крюкохват не мог предположить, так это того, что застрянет в самом худшем из переходных миров: не в Чистилище, а в Чертогах отпечатков. Отсюда пути вперёд, в новую жизнь, не было. Только назад.

Здесь собирались сумасшедшие, попавшие в кому, предательски убитые и жаждущие мести, а также те, кто не смог смириться с тем, что умер.

«Проклятые заклятья проклятых магов! Не дают душе даже времени подготовиться и сообразить, что происходит…»

Здесь душа гоблина продолжала чувствовать холод тела, но не должна была пытаться согреться огнём. Здесь душу гоблина мучила жажда, но пить было нельзя.

«Ни врагам, ни искушениям».

Врагов среди мёртвых у Крюкохвата не было. Все остались в живых. Какая жалость!

Что же до искушений… Его разум дисциплинирован и совершенен. А тела… тела у него больше нет. Или ещё нет — как посмотреть. Всё остальное — лишь рефлекс сознания, желающего казаться себе живым. Но Крюкохвату не нужна была иллюзия жизни. Он вернёт себе настоящую жизнь, а пока будет смотреть на всех этих человеческих девиц как на иллюстрации в книге, не более того.

Дело оставалось за малым — понять, на какое число поставить.

Ах, если бы Крюкохват погибал от болезни или раны! Тогда он выиграл бы себя у смерти в карты. Но насильственная гибель, внезапная и случайная — означала рулетку.

Здесь мастерство бессильно, а правит только резонанс — с собой и с живущими.

«Если спасение в чувствах, то ставь на красное».

Не для него. С самой большой теплотой Крюкохват смотрел на хорошо составленные завещания, да и то — в молодости. Потом эту должность у него украл конкурент, а ему остались бухгалтерские ведомости…

«Если спасение в разуме, то на чёрное».

Он был бы рад. Но и сам понимал, как сильно сглупил тогда с мечом Гриффиндора… Можно ли ставить на разум, если погиб глупо?

Впрочем, пытаясь подобрать «своё» число, Крюкохват мысленно перебирал только чёрные. Перебирал и отвергал одно за другим. Ничего не подходило ни его жизни, ни его смерти. Чем больше причин вернуться было у души, тем больше ставок она могла сделать. Крюкохват не мог наскрести и одной. Проклятие! Неужели ему ничего не интересно? Неужели он застрял здесь навсегда? Но если на земле его ничего не держало, почему он так не хотел смириться?

Крюкохват зло пнул камень на мостовой и развернулся прочь от казино.

* * *

Он зашёл под мост, и, когда на него пала чёрная тень от арочного пролёта, за спиной Крюкохвата вдруг раздался голос — жестокий и холодный, словно сама тьма научилась говорить:

— Крюкохват, старый знакомец…

Он крутанулся на месте, повторяя как мантру «ни врагам, ни искушениям, ни врагам, ни искушениям…»

Но как же сложно было не поддаться чувству! Злорадство, злоба, мстительное торжество. Вот-вот они заклокочут в его жилах — и тогда всё пропало: «Кто забыл, что умер — тот мёртв навеки. Кто помнит о смерти, тот бессмертен».

Крюкохвата удержало на поверхности любопытство. Ничего удивительного, что враг его мёртв. А вот то, зачем такому врагу вдруг понадобился Крюкохват…

— Волдеморт, — медленно склонил голову он. — Что надо?

— Мне?! — в темноте зажглись красные точки глаз. — А точно не тебе? Я видел твой маленький спектакль у казино. Счастливая цифра никак не находится?

«Или он не настоящий, а просто сон, призванный меня разозлить».

— Говори или я пойду.

Красные точки приблизились. Из темноты выплыло призрачно-бледное лицо с впалыми щеками и провалом рта:

— Ты не вернёшься, гоблин. Если я тебе не помогу.

— Ты? — Крюкохват едва не рассмеялся. — Чем ты можешь мне помочь? Ты, не способный помочь себе?

— «Своя судьба — тяжёлая ноша, но чужая — пёрышко».

Крюкохват застыл на месте. Священные книги говорили, что нельзя отказаться выслушать того, кто за гранью помнит слова Загробного свитка. Но откуда этот дракклов волшебник…

— Говори, — хрипло прошептал он.

— Кто никогда не проиграет? Кто умеет ждать, чтобы пожать урожай жизней и обратить надежду в прах?

— Смерть.

— Так вот, — щель рта на бледном лице растянулась в подобие усмешки. — Я ходил по тропе смерти в обе стороны. Я носил её на себе и в себе. И я стал смертью. Если я поставлю в казино, то выиграю.

Против воли, против осознания, что душам не бывает холодно, Крюкохвата пробрал мороз.

— Но, — прошептал он. — На что же ставить Смерти, чтобы выиграть жизнь?

— На то, на что она всегда ставит, забирая жизни. На «зеро».

* * *

Это было давным-давно. Крюкохват тогда был ещё молоденьким практикантом, но самым сообразительным и шустрым. Старый Эркх, главный специалист по завещаниям, души в нём не чаял и видел своим преемником. Нет, он никогда этого не говорил, но Крюкохват знал. Ведь ни с кем другим Эркх не разговаривал как с равным. Это были беседы двух умных гоблинов, а не нотации мастера своему подмастерью.

Однажды Эркх подозвал Крюкохвата и показал ему лист наследования на какую-то лачугу в захолустье.

«Наследник первой очереди — 1, пол — мужской, — прочитал Крюкохват. — Наследники второй очереди…»

Сколько?!

— Уф… Пятьдесят два! Кто-то неплохо развлекается, сэр.

Эркх покачал головой:

— Ну а что ещё ты можешь сказать?

— Что их станет ещё больше, когда новые волшебники достигнут одиннадцатилетия и появятся в списках.

— Почему? — приподнял брови старый гоблин.

— Потому что количество новых наследников растёт с каждым годом, — отрапортовал Крюкохват. — То есть он или вошёл во вкус… или отработал метод. Кстати, о методе — мы должны сообщить об этом куда-нибудь?

Эркх только плечами пожал:

— К чему эта суета? Кто мы — сторожи человеческим женщинам?

— Но они все из чистокровных семей. Значит, как минимум пятьдесят два чистокровных мага… не дети мужей своих матерей. Что будет, когда они будут вступать в наследство?

— Официальное? — хмыкнул Эркх. — Или право на эту лачугу?

Крюкохват посмотрел на документ внимательнее, ещё раз сличил даты — и улыбнулся:

— Наследник первой очереди не востребовал его в срок! По нормам человеческого права, лачуга ничья, а значит — к нам никогда не придут разбираться, верно?

— Верно, Крюк. Я дал тебе эту задачу как чисто теоретическую. Подсчитай на досуге, сколько должно быть наследников, чтобы даже самое большое состояние не покрыло убытков от признания незаконнорожденности…

* * *

Крюкохват снова вспомнил эту историю, когда жил в том коттедже у волшебников. Гарри Поттер и его друзья шептались о Волдеморте, о хоркруксах…

Волдеморт — единственный наследник Слизерина, верно? А наследниками Слизерина были Гонты. Какое удивительное совпадение, что лачуга на задворках Англии когда-то принадлежала именно Гонтам…

Списки наследования анонимны, пока судья не снимет заклинание печати. Но если «наследник первой очереди» — один, то вариантов не особенно много…

Бессмертие мы обретаем в детях, оставляя частичку себя в вечности. «А хороший секс — это маленькая смерть».

Крюкохват не стал огорошивать Поттера новостью, что хоркруксов… ну, не настоящих, но в каком-то смысле — всё равно хоркруксов, — было гораздо, гораздо больше. Хотел приберечь эту новость на потом. Поторговаться.

Но не сложилось.

И вот теперь Волдеморт, цедя слово за словом, убеждал Крюкохвата поставить на смерть, чтобы выиграть жизнь. Им обоим. Потому что, чтобы выиграть там, где выиграет другой, надо твёрдо решить, что разделишь выигрыш с ним. И даже и не мечтать сжульничать

— Выиграть мало. Надо ещё получить карту пути назад, — возразил Крюкохват.

Чем больше выигрыш, тем короче путь к воротам жизни и меньше препятствий. Чем меньше — тем длиннее дорога, глубже пропасть и злее стражи лабиринта.

Карту выменивают на выигрыш, но такую ставку в кассе не обналичишь…

— Вместо карты сгодится и тот, что чует дорогу. Тот, кто бывал на ней больше одного раза.

— То есть снова вы?

— Уже нет, — красные угли глаз полыхнули яростью и притухли. — Но я знаю, кому теперь досталась моя способность чуять.

Кусочек мозаики из давнего прошлого встал на место, и Крюкохват ухмыльнулся:

— Ваша дочь.

* * *

Спустя час к входу в казино шёл Крюкохват. Походка его была куда увереннее, а взгляд — куда высокомернее, чем совсем недавно. И теперь он не сомневался, что его пропустят внутрь.

...— Ты получишь жизнь, девчонка тоже. А для меня она станет мостом обратно.

— Идёт.