Человек, который унёс Гарри из чулана (джен)

Исходя из длины свитка, Петунья логично рассудила, что разговор предстоит долгий, и чисто машинально отнесла Гарри в чулан. Заперев мальчика, Петунья прошла в гостиную, где с комфортом расположился гость.

Приняв благочинно-независимый вид, женщина присела в соседнее кресло и взяла в руки пергамент, дабы изучить условия контракта. Документ был честным, без подвохов и каких-либо подковырок. Контракт заключался только после подписания и с обоюдного согласия сторон. Никаких особых, сложных, необычных и так далее условий, кстати, тоже не было, оговаривалось только неукоснительное соблюдение договора после подписания.

— То есть я подписываю этот контракт, и мы навечно разбежимся? — недоверчиво сощурилась Петунья. — И никакие ненормальные личности в моей жизни больше не появятся?

— Можем условиться по-другому, — любезно предложил незнакомец. — Вы попробуете угадать мое имя в течение трех суток. Три дня — три попытки. Проиграете — забираю ребёнка, угадаете — остаетесь с ним.

Ага, ещё три дня терпеть у себя подкидыша. Да и то без гарантии, а что, если она вдруг угадает? Ну нет! И Петунья снова погрузилась в изучение документа. Прочитала до самой последней точки, убедилась в его относительной законности и задумалась — что-то мешало ей принять окончательное решение. Что-то, относящееся к племяннику… Да и договор этот… Нечто похожее она недавно видела. Такой же пергамент и мелко-бисерный почерк с завитушечками. И тут Петунья поняла, что ей мешает — письмо Дамблдора. Вздрогнув, женщина поспешно положила свиток на журнальный столик и протестующе прошептала:

— Не могу… Я уже заключила магический договор с Дамблдором. Если я отдам вам ребёнка, старик придет и что-нибудь сделает с моей семьей. Не могу, он страшный человек…

Незнакомец к чему-то прислушался и спросил:

— А что за договор со стариком?

Петунья встала, отошла к шкафу, здесь же в гостиной, нашла на полке папку, выкопала из неё письмо и вернулась к гостю. Теперь настала его очередь изучать документ. Пока он читал письмо, Петунья не теряла время даром — беззастенчиво рассматривала интересное лицо гостя. Человека с золотыми чешуйками на лице не каждый день увидишь, знаете ли… Прочитав письмо, златокожий красавец весело хмыкнул, посмотрел на свиток и щелкнул пальцами. Договор вспыхнул, и один пункт в нём сменился другим. Петунья, полная любопытства, потянулась к нему, взяла и прочитала. И уважительно прикусила щеку, ибо в пункте говорилось о том, что новый опекун Гарри Поттера обязуется защищать семью Дурслей. Отныне никакие маги, включая Дамблдора, не будут посягать на честь и покой Петуньи, Дадли и Вернона. Ни прямо, ни косвенно, ни физически, ни магически.

— Обещаете? — задохнулась от волнения Петунья, отчаянно нуждаясь в защите от всяких чокнутых старичков в мантиях и с бубенчиками в бороде.

Красавчик повел черным когтем в конец договора, туда, где имелась графа для подписи. Намек Петунья поняла и больше не раздумывала — торопливо и согласно закивала. Ухмыльнувшись, гость достал из воздуха орлиное перо с золотым наконечником и протянул Петунье. Обещаний с неё он не стал требовать, ему нужен был только ребёнок…

Всё то время, когда Петунья читала, сомневалась-колебалась и расписывалась, Румпельштильцхен чутко прислушивался к эмоциям маленького мальчика, запертого в чулане под лестницей. А они были очень тревожными. Именно в этот день Гарри стал отчаиваться и терять надежду на то, что в его жизни что-то изменится к лучшему. Ему был год и три месяца, когда он остался без родителей, ещё три месяца Гарри прожил в доме дяди и тёти, и сейчас, когда малышу исполнилось полтора годика, он, не видя ничего хорошего, начал убеждаться, что так будет вечно. Вот и теперь, к тётке кто-то пришел в гости, и она сразу заперла Гарри в темный чулан, не дав толком посмотреть на визитера, и даже не домыла… Посадила прямо так, голой попой на жесткий матрац.

Сидел Гарри, смотрел на щелочки воздуховода в двери и чувствовал, как в нём растет и ширится обида. Как долго это продолжается? И, главное, как долго это БУДЕТ продолжаться? А что, если это навсегда? Где мама, где папа? Почему ему плохо? За что? Заберет его отсюда кто-нибудь добрый и хороший?

Щелкнула щеколда снаружи, и дверь чулана распахнулась. В темное маленькое пространство хлынул свет, а в проеме двери появился человек со странной светящейся кожей. Гость, который напугал тётку. С понятной робостью Гарри уставился на незнакомца, не зная, чего ожидать от него: накричит, заругает или напинает?

Удивившись мыслям ребёнка, Румпельштильцхен присел на корточки и плавно, медленно протянул руку.

— Иди сюда, Гарри.

Он сказал «Гарри», не «отродье», не «мальчишка», не «урод», не «засранец», а «Гарри». Всхлипнув, малыш, не вставая, переменил позу и подполз к мужчине, к зовущей, такой надежной, многообещающей руке. Вцепился в широкую ладонь и полными слез глазами заглянул в лицо: забери меня отсюда…

Подхватив малыша, Румпельштильцхен развернулся к Петунье и, прежде чем покинуть её дом, кинул на прощание уничижительную фразу:

— Не бойся, Гарри, злая мегера тебя больше не обидит.

И исчез, оставив Петунью с двоякими чувствами облегчения и оплеванности. Её, добропорядочную женщину, любящую мать и жену, обозвали мегерой, ноу комментс, короче…

Место, в которое они переместились, удивило Гарри прежде всего потому, что комната оказалась не построенной, а, скажем, выросшей природным образом, как гриб или дерево. Так что неудивительно, что малыш обозначил данное помещение как деревянную залу. Ибо коричневыми были и пол с потолком. Создавалось впечатление, что они находятся внутри огромного овального дупла. Особенно это подчеркивалось стволами опор, колоннами вставшими у стен. А вообще этот цвет, похоже, был любимым у человека, который принес Гарри сюда. На нём ведь и одежда была коричневая, кожаные брюки и приталенная куртка, густо уляпанная украшениями — медными бляшечками и колечками.

Посадив Гарри на толстый ковер, человек вдруг счастливо завопил и, подпрыгнув, пустился в ликующий пляс вокруг опешившего ребёнка. Выкидывая коленца и приседая, он перемежал крики радостными смешками. Был так безумно рад, что будь на месте Гарри кто-то взрослый, он давно пальцем у виска извертелся бы… Но Гарри был ребёнком и только смотрел кротко и удивленно, наивно, по-детски поддерживая восторги смешного дяди.

А у Румпельштильцхена был повод для радости. У него наконец-то появился ребёнок, отданный родственницей совершенно добровольно. Не матерью, конечно, а тёткой, но тоже достаточно близкой родней. Но здесь имело смысл вмешаться в судьбу, ведь малыш являлся круглым сиротой, ни мамы, ни отца, тётке он тем более был не нужен. Ну так ей же хуже, дуре, подумать только, отдать родного племянника совершенно постороннему лицу. Кроме того, этот ребёнок достался ему практически бесплатно, а не в качестве уплаты за исполнение сделки.

Давно миновали дни, когда он мог безнаказанно изъять малыша из семьи, всегда был какой-нибудь фактор, мешающий насладиться полной властью над человечьей душой. Горе растяпистой матери, гнев односельчан, ярость королей, психующих оттого, что какой-то демон таскает у них будущих подданных. А самое главное — нежелание ребёнка идти на контакт с ним, малыш отрицал существование Румпельштильцхена, просился к маме, к папе, домой, к любимой ложке и кукле. Грудничков он всё же не стремился приобрести, понимал, что те слишком маленькие, чтобы выжить без матери.

Гарри, конечно, тоже маленький, но он, кажется, не против оказаться здесь…

Успокоившись, Румпель плюхнулся на ковер перед малышом и аккуратно взял его на руки.

— Всё, Гарри, всё, я не шумлю. Ты же не испугался, верно?

Румпель привлек ребёнка к груди и замер, ощутив, как Гарри доверчиво-обрадованно облапил его за шею и тесненько прижался сам. Объятия. Простые, теплые объятия. Как же ему их не хватало!..

— Да. Понимаю. Это то, что тебе нужнее всего — обнимашки, да. Ну какая же тётка плохая, даже в этом тебя обделила…

Гарри притих, слушал мягкий ласковый голос, дышал тепленько в шею доброго дяди и млел, потихоньку окутываясь тихим счастьем и негой. Наконец-то стало хорошо. Тепло и совсем не страшно. Он находился в безопасности, там, где положено малышу, в надежном кольце рук, которые оберегали его, прочной стеной огородив от бед, дарили то самое, необходимое чувство защищенности, ласку и любовь.

Едва слышно шорхнула дверь, и в комнату заглянула девушка с темно-седыми волосами. Увидев, что буйно пляшущий минуту назад Румпель сидит на полу, она осторожно вошла. Подошла поближе и обратилась к его спине:

— Ты не слишком ли перерадовался, Хламушка?

— А что случилось? — не оборачиваясь, спросил тот. Гарри же с интересом начал рассматривать незнакомую мисс поверх плеча Румпеля.

— Выросли новые, невиданные ранее цветы и деревья, в небе, подозреваю, ночью появятся незнакомые планеты и звезды. И это только то, что произошло в пределах нашей долины, о дальних краях даже не решусь представить, что там случилось… Ах да, в горах всё ещё трясется земля и сходят лавины.

— Приношу извинения горным жителям. Но, полагаю, до смерти никто не пострадал?

— Нет, Хламушка, — кротко отозвалась девица.

— Ну и к чему претензии, Аннушка? — осведомился Румпель, разворачиваясь к ней вместе с ребёнком. — Если у меня есть повод для радости, то кто ты такая, чтобы осуждать меня? Ты мне лучше козочку найди. Говорят, козье молоко полезно для малышей.

— Значит, добился-таки своего? — девушка скользнула взглядом по Гарри и покачала головой. — Не стану выяснять, как ты это сделал, нервы целее будут.

— А зря, — построжел Румпель. — Могла бы поинтересоваться, как трудно жилось мальчику у злой тётки.

— О, так он не круглый сирота? Интересно, как на его исчезновение отреагируют власти?

— Представь себе — никак! — с ликованием сообщил Румпель. — Он нигде не зарегистрирован. Только в магическом мире на него есть какие-то контракты, в частности, с волшебным учебным учреждением, но на сей счет можно не волноваться, к суду за это не привлекут. С волшебниками даже интересно будет пободаться, если они начнут требовать возврата мальчика обратно в семью. Но этого, увы, не случится, потому что тётка стребовала с меня защиту её семьи, а этот ребёнок, — он потряс Гарри перед собой, — есть прямая угроза её спокойствию. Видишь ли, она маггла и сама была не рада тому, что Гарри подбросили ей на крыльцо.

— Куда подбросили?! — Анна схватилась за сердце.

— На крыльцо. Холодной ноябрьской ночью! — безжалостно добил Румпель.

— М-м-м, кажется, одна из коз будет не против поделиться с нами своим молоком… — Сказав это, Анна повернулась и исчезла из виду. Румпель тоже поднялся с пола, поудобнее пристроил Гарри на руке и деловито сообщил:

— А мы с тобой пойдем посмотрим тебе комнату. И как насчет того, чтобы искупаться в теплой водичке?

Насчет искупаться Гарри ответил положительно — радостно заулыбался и вцепился в каштановые волосы. От радости он всегда хватался за что-нибудь пушистое и мягкое, и не его вина, что в ближнем доступе оказались именно густые волосы Румпеля.

Ванна была маленькой, овальной и зеленой. Из малахита, как объяснил Румпель, усаживая Гарри в теплейшую и нежнейшую воду. В процессе купания были созданы пышная пена, радужные мыльные пузыри, радуга над головой и единороги из пенных клочков. Как-никак Румпель тоже был волшебником и мог себе позволить все эти маленькие чудесики на радость малышу.

После купания Румпель укутал Гарри в мягонькое полотенце и торжественно пронес по коридорам своего странного дома, чья конструкция продолжала поражать малыша своей необычностью. Изнутри он всё так же походил на гигантское дупло со всевозможным извилистыми ходами, ответвлениями и круглыми и овальными помещениями.

— Одну из комнат выбрала твоя кошка, — сообщил Румпель. — Давай посмотрим её? — предложил он.

Гарри ответил радостной улыбкой (руки были закутаны под полотенцем), и Румпель понес малыша в указанную комнату. Войдя в неё, мужчина постоял посередине, давая Гарри возможность хорошенько осмотреться. Комната была небольшой и очень уютной, стены светлого дерева радовали сосновой свежестью, кровать была низенькой и широкой, и с неё на вошедших смотрела страшно знакомая кошка, которую Гарри, к счастью, ещё помнил и даже сумел назвать её имя, радостно вскрикнув:

— Бинни!

— Бинни? — весело удивился Румпель. — Ах, вот как она зовется!

Взмякнув, кошка соскочила с кровати и подбежала навстречу, с трепетом вытягивая мордочку вверх — неужели к ней вернулся её маленький друг?! Румпель присел на корточки, приблизив Гарри к кошке, и она принялась взволнованно обнюхивать родное личико, которое уже не чаяла увидеть вновь, ибо Гарри, как и старшие Поттеры, для кошки канули в страшное Небытье. Когда стихли и улеглись страсти кошачьи и детские, Румпель неспешно облачил Гарри в пижамку, дал попить теплого молока с мягким печеньем, которые принесла Анна, а потом на просьбу Гарри о добавке аккуратно возразил:

— Нельзя тебе много сразу. Усвой пока то, что дали, ладно? Зато завтра ты вволю наешься, обещаю. А теперь давай спать. Ложись… Вот так, умничка.

Накрыв малыша, Румпель дождался, когда он заснет. Анна тоже подождала и осторожно спросила:

— Что-то не так, Тихогром? Почему ты не дал ему нормально поесть?

— Потому что нам предстоит очень долгая и сложная ночь, — негромко ответил Румпель, отвел волосы со лба спящего ребёнка и показал на шрам. — Посмотри на это. Как думаешь, когда это лучше убрать?

Анна склонилась к кроватке и всмотрелась в зигзагообразный порез на крутом и упрямом лбу. Её темно-зеленые глаза вспыхнули вдруг и переменились — круглые зрачки стали вертикальными, а на коже вокруг глаз проявились чешуйки. Просканировав ребёнка драконьим зрением, Анна выпрямилась и гневно раздула ноздри.

— Кр-р-рестр-р-раж! — яростно прорычала она. — Кто это сделал, Крошка?

На это имя Румпель поморщился, но стерпел и ответил:

— Кто бы это ни сделал, в живых его уже нет. В материальном виде, во всяком случае.

— Но наличие крестража разве не об этом говорит? Что он бессмертен?

— Дорогуша, ты слишком долго была человеком, вон, драконью мудрость куда-то утратила, — подколол её Румпель. — Почаще бы летала, что ли?.. А тот идиот точно сдох и из мертвых сможет восстать лишь в том случае, если ему помогут. Но таких болванов, надеюсь, нет? Кому понадобится поднимать из могилы безумного лича?

— А если найдутся? — беспокойно спросила драконица.

— Мальчика они не смогут использовать, — упрямо выдвинул вперед челюсть решительно настроенный Румпель. — Ты мне поможешь убрать эту пакость?

— Помогу, — кивнула Анна. — Сейчас подогрею воду и принесу полотенца.

Ушла Анна, а Румпельштильцхен занялся приготовлениями: возложил ладонь на лицо спящего мальчика и погрузил в более глубокий сон, так, чтобы он ничего не чувствовал и не проснулся. Потом сконцентрировался на сгустке темной магии, которую так и не сумели идентифицировать целители-маги, и к моменту возвращения Анны нашел и захватил кусок чужой души. С аккуратной спешностью Анна соорудила полевой госпиталь возле Румпеля и Гарри, разложила всё необходимое, смочила полотенце и замерла рядом наготове. Дождавшись от Анны сигнала, Румпель сжал ментальный захват вокруг сгустка.

Ошметок души Лорда почувствовал вторжение и отчаянно-лихорадочно попытался ускользнуть поглубже в мозг мальчишки. Но опоздал — Румпель был аккуратен и быстр. Крепко держа вселенца, он начал осторожно отделять щупальца от тканей, стараясь действовать как можно нежнее и филигранно. Румпель практически стал нейрохирургом, проводящим наисложнейшую операцию на спинном мозге… Волоконце за волоконцем, ниточка за ниточкой, даже такая, что тоньше паутинки, и ту Румпель отделял с предельной осторожностью, чтобы, не дай бог, не повредить мальчику. А то ведь по-другому-то никак, только с помощью василиска, или повторного убивающего заклинания, или, как уверяли светила маг-медицины, посредством рассечения лобной доли. Да только пока скальпелем доберутся до крестража через распил в черепе, сгусток ещё глубже в мозг залезет, а то и вовсе власть над телом ребёнка возьмет…

Ну вот он, весь в ладони, мерзкий, темный, злой. Вынув ментальную руку из головы малыша, Румпель с гадливой поспешностью ссадил сгусток в хрустальную емкость. В банке оно выглядело как миниобскур, бесформенное дымное образование, дохленько вихляющееся во все стороны туманными щупальцами.

— Уничтожь его, Анна, — с отвращением попросил Румпель.

Изо рта драконицы уже и так валил дым зарождающегося огня. Сурово кивнув, Анна взяла емкость и покинула комнату, чтобы без помех превратиться в дракона и исполнить просьбу друга. А Румпель занялся кровоточащей раной мальчика, которую, увы, пришлось разбередить. Но зато ей отныне никто и ничто не помешает нормально зажить. Глядишь, и шрама теперь не останется. Ну-ка… Шепнув исцеляющее заклинание, Румпель промокнул рану влажным полотенцем и осторожно оттер от крови. Ну вот, красота — чистый и гладкий лоб, никаких порезов!

Остаток ночи Румпель просидел возле кроватки, неотрывно глядел на детское личико, запоминал каждую черточку и влюблялся в них всем сердцем. Это его малыш, родной и драгоценный. Бесценное чудо, дороже всех сокровищ мира… С какой-то умиленной растроганностью он наблюдал, как просыпается Гарри, как он морщится от солнечного лучика, упавшего ему на нос, как сонно моргает, вырываясь из крепкого глубокого сна, а вот он проснулся — распахнул зеленые глазёнки и удивленно-радостно посмотрел на человека, сидящего на полу рядом с кроваткой. Солнечные лучи ярко осветили его и без того светящуюся кожу, золотые чешуйки вспыхнули жаркими искорками и заиграли-заплясали веселыми огоньками на подушке и стене.

— Привет, — тепло поздоровался Румпель. Тихо попискивая от счастья, Гарри потянулся к родному лицу и крепенько обнял друга за шею. Это всё по-настоящему, добрый дяденька никуда не делся! Он действительно больше не в чулане! Мытье и одевание Гарри воспринял почти что с благоговением — за три месяца в доме тётки отвык от этих простых процедур. Зато здесь его нарядили прямо как принца: в белые штанишки и зеленый камзольчик, на ножки желтенькие ботиночки, а на голову — синий беретик!

В столовой, куда его принесли, Гарри ждали высокий детский стульчик и тарелка вкуснейшей каши. Густая, как пюре, сладкая, с ягодками малины и ежевики. Пока Гарри насыщался, в столовую откуда-то пришла большая вислоухая собака, на которую ребёнок протаращился всё время завтрака. По сути, пёс помог Румпелю накормить малыша, завороженного собакой настолько, что и не заметившего, как ему в рот кладут ложку за ложкой.

— Отлично, Барри, будешь ему нянькой, — хмыкнул Румпель. — Да, Гарри, так зовут пёсика. Ты не смотри, что он простецки выглядит, на самом деле он родоначальник очень хорошей породы, больших и прекрасных собак — сенбернаров. Здесь он появился лет двести назад, когда какой-то идиот принял его за медведя. Что за болван! Нет, Гарри, скажи, ну разве он похож на медведя?

Гарри, честно говоря, не знал, как выглядит медведь, но собака была совсем не страшная — белая, с бежево-желтыми пятнами, с милой и доброй мордой, так что на всякий случай мальчик согласно замотал головкой.

— Вот ты умница! — просиял Румпель. — Давай последнюю ложечку «ам», и пойдем гулять.

Услышав это, Гарри с готовностью раскрыл рот навстречу ложке. Впереди его ждало ещё одно чудо: прогулка с добрым дядей и собакой!