Рыцарь кубков (гет)

* * *

-Совет принял моё предложение освободить вас от обязанностей смотрителя. Немедленно, вы уволены.

-На каком основании?

-Ваша привязанность к подопечной сделало вас неспособным к трезвому суждению. Вы любите её как дочь, а это не допустимо. Будет лучше если вы прекратите всякий контакт с победительницей.

-Я никуда не уеду.

-Я и не думал, что вы согласитесь.

s03e12 «Helpless»

* * *

Баффи была не единственной, кто не мог уснуть этой ночью.

Руперт Джайлс сидел в глубоком кресле, которое стояло в углу его комнаты, с раскрытой книгой в руках. Свет тусклой жёлтой лампы отражался в стёклах его очков, но глаза за ними, несмотря на то что смотрели в книгу, оставались неподвижными.

Мужчина знал, что его буйный разум, генерирующий тревожные мысли, не даст ему сегодня уснуть, поэтому ложиться он даже не пытался. Понадеявшись, что, хотя-бы чтение отвлечёт его, Джайлс взялся за свою любимую книгу. Правда, двухтомный роман Дюма не был открыт дальше первой страницы, наблюдателю не удалось прочитать даже абзаца, как он снова провалился в зыбучую трясину размышлений.

Конечно же, он думал о ней. О своей истребительнице.

Как все-таки насмешлива судьба. Сколько усилий было брошено англичанином на то, чтобы дистанцироваться от своей подопечной. Сколько раз он пытался уехать и забыть её. Отдалиться, разорвать ту странную, неудобную, ненужную, но такую крепкую связь что была между ними. А что в итоге?

Баффи снова рядом, причём сейчас она была ближе, чем когда-либо.

Джайлс и представить не мог, что когда-нибудь такое может случиться: его истребительница живёт с ним под одной крышей, в его доме. Она ходит своими изящными босыми ногами по его коврам, игнорируя английскую традицию носить тапочки, в некогда пустых и тихих комнатах теперь звучит её звонкий голос, а иногда даже смех, слышать который наблюдателю было особенно отрадно. На его вешалке теперь висело её пальто, а полки в ванной комнате наполнились её бутыльками и баночками. Почему-то всегда, когда Джайлс думал об этих мелочах, в его сердце поднималась такая волна нежности, что порой ему трудно было дышать. Особенно дорог его сердцу был факт, что из всего сервизного разнообразия чашек на кухне, Баффи выбрала себе кружку, из которой обычно пил сам Джайлс, когда бывал дома, и назначила её своей любимой. Конечно же, хозяин уступил чашку гостье и теперь, каждый раз, когда девушка пила из неё чай или кофе, обхватив белый фарфор своими нежными пальцами, в груди её наблюдателя разливалось трепетное тепло.

Но ровно сколько нежности было в сердце Руперта Джайлса, ровно столько было в нём и щемящей тоски.

Джайлс не переставал напоминать себе: Баффи живёт у тебя, но не с тобой. Эта мысль возникая в голове, каждый раз отзывалась болью: не привыкай к ней. Она не твоя. И никогда не будет твоей.

Этот факт, хоть и был очевидным, но не так уж легко поддавался принятию. И чем больше Баффи находилась рядом, тем больнее было это осознавать.

Он так врос в неё своей душой, что не представлял какую адскую боль причинит ему расставание с ней. А оно рано или поздно наступит, глупо было это отрицать. Когда-нибудь Баффи окончательно расстанется со своим наблюдателем, что-нибудь увлечёт её и заставит изменить свою жизнь, направит по пути, на котором места её наблюдателю уже не будет. Что-то или кто-то.

По телу Джайлса, как озноб, прокатилась волна раздражения. Он громко захлопнул книгу, снял очки и крепко зажмурился. Почему он вообще об этом думает, черт возьми? Почему это должно его волновать?

Он резко поднялся с кресла, будто бы надеясь, что его мысли не поспеют за этим внезапным маневром и отстанут, и начал беспокойно ходить по комнате.

Он злился сам на себя. Его раздражала недисциплинированность собственных мыслей и абсурдность ситуации в которую он попал.

Как до такого вообще могло дойти? Когда его симпатия к своей подопечной из маленькой и тёплой искры, светлой и согревающей, успела вырасти в этот обжигающий сердце пожар? Джайлс часто думал об этом, но не мог найти ни начала ни конца у этой истории.

Конечно же, это чувство пришло к нему не с первого взгляда, ведь когда они только познакомились с Баффи, она была еще, по сути, ребёнком. Хотя и тогда, признаться честно, Истребительница произвела на наставника неизгладимое впечатление: во-первых, она была необычайно красива, а во-вторых, за всю свою жизнь Руперт Джайлс не встречал еще человека, которому бы так ловко удавалось выводить его из себя. Порой ему казалось, что девушка просто невыносима: она была вызывающе упряма и непокорна, будто бы намеренно противопоставляя себя наставнику, но он бы покривил душой, если бы сказал, что это ему не нравится. Баффи напоминала Джайлсу самого себя в юности и потому, он был готов прощать ей все её капризы и выходки. И как бы это странно не звучало, со временем он понял, что ему приятно её терпеть.

Время шло и чем больше Джайлс узнавал свою истребительницу тем больше ею восхищался. Его поражала её самоотверженность и отвага, она искренне любила людей и хотела защитить их, даже ценой своей жизни. Особенно его удивлял тот факт, что Баффи, несмотря на её сложную миссию и окружающие её опасности, удаётся оставаться такой доброй и нежной. В ней были упорство и сила, но совершенно не было стервозности и агрессии. Она действительно умела любить и все её подвиги были продиктованы ей не охотничьими инстинктами, а желанием защитить тех, кто ей дорог. Когда Джайлс впервые поймал себя на этой мысли, он так же подумал, что мужчина, которого когда-нибудь полюбит Баффи, будет самым счастливым человеком на свете. Но даже тогда наблюдатель не осознавал свои чувства к истребительнице как любовь. Хотя и был озадачен тем фактом, что начинает нервничать каждый раз, когда какой-нибудь парень звал Баффи на свидание. Он объяснил это себе как негодование от того, что кто-то отвлекает истребительницу от её обязанностей и учебного процесса.

Потом у Баффи появился Ангел, а у Джайлса Дженни и вроде как всё было на своих местах. Но первые тревожные звоночки прозвенели в сознании англичанина, когда после той истории с внезапным возвращением демона Айгона, Дженни решила взять таймаут в отношениях. Она испугалась тёмного прошлого Руперта и отдалилась от него. Он отнёсся к этому с пониманием, не ожидая ничего другого, но кто действительно поразил его тогда, так это Баффи. Она не только не отдалилась от наставника, хотя и была напугана не меньше остальных, а наоборот, сказала, что была даже рада узнать своего наблюдателя с новой стороны и находит теперь между ними больше общего. Джайлс был обескуражен этим жестом и был бесконечно благодарен истребительнице за то, что она приняла его таким, каким даже он сам не мог себя принять.

Вторым тревожным звоночком Руперт посчитал момент, когда после того как выяснилось истинная миссия Мисс Календер в истории с Ангелом, и между ней и Баффи началось противостояние, Джайлс даже не задумывался, чью сторону ему выбрать. Он выбрал Баффи, но не потому что злился на Дженни или потому что считал, что она не права. Он сделал это так как всем сердцем чувствовал, что решение быть за Баффи самое правильное и естественное. Он не видел для себя иного пути, что бы ни случилось. Но даже тогда он не считал это любовью.

Впервые, совсем не по себе от своих чувств к истребительнице Руперту Джайлсу стало, когда она сбежала из Саннидейла. Он не ожидал, что исчезновение Баффи, так сильно повлияет на его эмоциональное состояние. Он не мог спать, он не мог есть, он не мог думать ни о чем другом, кроме как о ней.

Когда он искал её, метавшись из города в город, хватаясь за любую информацию о возможном местонахождении девушки, он сам не до конца понимал, зачем он это делает и что скажет Баффи, когда все-таки её найдёт. Всё что он хотел знать — это то с ней всё в порядке, а всё что он хотел просить — чтобы истребительница позволила ему остаться с ней и быть где-то поблизости, если она не захочет вернуться с ним в Саннидейл.

Ему так хотелось её защитить. Оградить от всех опасностей, которых выпало на её долю даже слишком много.

Когда Баффи вернулась, Джайлс почувствовал облегчение и такую щемящую радость, какую ранее ему испытывать не доводилось. Он вдруг понял, что только присутствие Баффи в его жизни определяет его счастье. Тогда-то он действительно заволновался. Его пугала собственная зависимость от своей истребительницы и то, что она занимает так много места в его мыслях. Руперт до последнего боролся с самим с собой и не признавал своих чувств, объясняя их себе как просто развитую эмпатию и чувство ответственности за жизнь и здоровье подопечной. Со временем ему даже удалось смириться со своей привязанностью к Баффи и суметь принять её, но он до последнего не задумывался о истинной природе её происхождения.

Но когда в город приехал Квентин Трэверс, со своей садисткой проверкой для Баффи, Джайлсу пришлось осознать многое.

Во-первых, библиотекарь не ожидал, что желание защитить подопечную будет такой силы, что толкнёт его на то, чтобы пойти против совета. Он уважал совет, повинуясь его воле, ведь этому его учили с детства, прививая покорность и веру в идеологию совета. Даже когда Руперт переживал время своей бунтарской юности, демонстрируя неповиновение навязанным устоям, системе всё-таки удалось сломать его, и он стал наблюдателем, хоть и никогда этого не хотел. И он не жалел об этом, ведь считал, что жертвует своими интересами во имя долга и великой цели, но, когда речь шла о Баффи, та самая великая цель уже не казалась ему такой священной.

Во-вторых, наблюдатель был искренне обескуражен тем, что его привязанность к подопечной была настолько явной, что стала заметна окружающим, в частности Трэверсу. Причём заметной настолько, что тот даже решился лишить Руперта должности из-за неё.

Увольнение наблюдателя было очень редким и скандальным событием в их кругах, Джайлс даже не смог вспомнить кого-нибудь ещё на своём веку, кто был приговорён к подобному наказанию. На подготовку наблюдателя уходили годы и разбрасываться такими кадрами было не принято.

Джайлс много думал о словах Квентина, сказанных им при его увольнении. «Ваша привязанность к подопечной сделала вас неспособным к трезвому суждению», «Вы любите истребительницу как дочь, а это не допустимо».

Первое высказывание хоть и вызывало у Джайлса досаду, всё же казалось ему справедливым. Он и сам заметил, что, когда дело касалось Баффи, его чувства всегда брали верх над его логикой. А вот то, что было сказано Трэверсом дальше, заставило наблюдателя хорошенько задуматься. «Вы любите её как дочь». Фраза была достаточно простой для понимания, но всё же не давала Руперту покоя. Ему хотелось согласиться с этим замечанием, но он не мог этого сделать. У него ведь никогда не было детей. Честно говоря, Джайлс их никогда и не хотел. До появления Баффи в его жизни он вообще не представлял какого это, хотеть заботиться о ком-то и нести за кого-то ответственность. Детей он никогда особо не любил, скорее относился к ним с добрым равнодушием и считал, что их стоит заводить только если ты встретил женщину, которую по-настоящему любишь.

Портрет идеальной женщины в голове Джайлса был весьма расплывчатым, и он никогда достаточно глубоко на эту тему не задумывался. Он осознавал, что с его образом жизни и родом деятельности, ему вряд ли когда-нибудь удастся создать семью и он никогда не страдал от этого. Но тогда он всё же позволил себе поразмышлять на эту тему, представляя себе, кого бы ему хотелось видеть рядом, с кем он был бы рад провести остаток своей жизни и существует ли вообще в этом мире такая женщина.

Фантазия Руперта, к его удивлению, тут же нарисовала ему счастливую жизнь, где рядом с ним женщина его мечты. Особенная женщина, не такая как те, за которыми хочется приударить ради грубых наслаждений или ярких эмоций. А та, с которой хочется провести всю свою жизнь и в горе, и в радости. Та, о которой хочется заботиться и защищать от бед. Та, которой хочется восхищаться и любить вопреки всему. Добрая, великодушная, отважная, но вместе с тем нежная и даже по-детски наивная, возможно даже капризная. Такая удивительная, такая уникальная, неземная, прямо как его Баффи.

Стоило этой мысли мелькнуть в голове наблюдателя, как его тут же пронзила леденящая душу догадка. Джайлс вдруг почувствовал, как желудок неприятно свело, а сердце, провалившись куда-то вниз, застыло в испуге: он влюбился в свою истребительницу. Господи, только не это.

Он до последнего сопротивлялся и не верил своему чувству, убеждал себя, что это невозможно. Но чем больше он об этом думал, тем больше понимал, что отрицать очевидное бессмысленно. Теперь ему было ясно, почему всякий раз, когда Баффи грустила, грустно становилось и ему, а в моменты, когда она была счастлива, он радовался даже больше, чем мог радоваться за себя. Теперь Джайлс понял, почему в тот день, когда мальчик Билли наслал на Саннидейл кошмар наяву, самым страшным кошмаром для Руперта оказалась смерть истребительницы. Он действительно не мог вообразить для себя пытки ужаснее, чем мысль о том, что его Баффи больше нет.

А потом кошмар сбылся.

Каждый раз, когда Джайлс вспоминал смерть истребительницы, по его спине пробегал холодок, а руки отзывались мелкой дрожью. Даже после того, как Баффи воскресла, он вспоминал то время с содроганием. Было даже удивительно, как глубоко это потрясение закрепилось в подсознании Руперта, ведь стоило чему-то случайно напомнить ему о том периоде, будь то погода, похожая на ту, что была в день её похорон или вкус того бурбона, которым он глушил своё горе, на наблюдателя тут же волной наваливались парализующий ужас и апатия.

Джайлс, всё это время так и ходивший по своей комнате из угла в угол, вдруг остановился и бросил взгляд на свой письменный стол. Наблюдатель ухмыльнулся: какая ирония, команда Скуби так часто обращалась к нему за советами, видя в нём взрослого и уравновешенного человека, и никто из них даже не догадывается о его абсолютно безрассудной влюблённости и о том, какую тайну хранит этот стол. Что прячет он в своём потайном ящике с двойным дном и какую глупость чуть не совершил их спокойный и мудрый наблюдатель, когда покинул Америку после смерти Баффи.

И никогда не узнают, во всяком случае, Джайлс очень на это надеялся.

Наблюдатель вернулся к воспоминаниям. С того момента, когда мысль о своей влюблённости окончательно оформилась в его сознании и её уже невозможно было отрицать, жизнь Руперта Джайлса превратилась в сущий кошмар.

Он знал, что эту любовь ему суждено нести одному. О том, чтобы признаться в своих чувствах Баффи, не могло быть и речи. Кто он такой, чтобы на что-то надеяться. Признать, подобное чувство полной беспомощности в делах сердечных его настигло впервые. Хоть Руперта и нельзя было назвать ловеласом, всё же добиваться внимания женщин он умел и весьма успешно. В ситуации с Баффи всё было иначе. Джайлса это даже забавляло: он с юности потешался над друзьями, которые не могли отважиться подойти к понравившейся девушке, боясь её отказа и учил их, что без риска успеха не добиться. А сам, теперь, угодил в ту же ловушку, причём уже в весьма неюном возрасте. Он действительно очень боялся отказа, потому что в его случае он означал бы полное прекращение общения с итребительницей и потерю её уважения. На такой риск Джайлс пойти не мог, поэтому он решил, что лучшее что он может сделать, это быть рядом с Баффи в качестве друга, отца, наставника, кого угодно, кто может ей понадобиться и помогать ей, быть нужным ей.

Сначала у него получалось мириться со своим положением, но потом бороться с собой было сложнее и сложнее. Он пытался забыться в объятиях Оливии, надеясь, что тепло другой женщины сможет заполнить пустоту, вызванную тоской по Баффи. Она в те времена была как никогда безразлична к нему и не нуждалась в нём даже как в наставнике. Потом появился Райли, о котором Баффи даже не рассказала своему наблюдателю.

Душевные терзания Джайлса усилились до такой степени, что он попытался уехать в Англию. Тогда у него это не получилось, но зато получилось потом. Тем не менее, он всегда возвращался, когда любовь к истребительнице всё-таки брала верх над его жалостью к самому себе. Он как-то сказал Баффи, что уезжает потому, что не хочет, чтобы та слишком сильно привыкала к его помощи, что это делает её слабой и не даёт ей развиваться. Как же он тогда врал. На самом деле, он уехал потому что понял, что сам боится привыкнуть к тому, что Баффи в нём нуждается. Его опьяняло осознание того, что он для нее важен, что он ей нужен. И он боялся, что может привыкнуть к этому настолько, что, когда это вдруг закончится, он этого не переживёт.

А сейчас она снова рядом. Ближе, чем когда-либо.

Джайлс пытался как можно реже бывать дома, отдавая всё своё время и разум работе, чтобы не привыкать к ощущению, что Баффи снова так близко и снова в нём нуждается. И только в такие бессонные ночи как эта, он всё-таки проигрывал своим мыслям и чувствам, предаваясь мечтам о том, а как бы всё могло быть, будь они с Баффи вместе, и горько раскаиваясь от осознания, что этому никогда не бывать.