Зеленые пальцы (джен)

«В этой жизни никому не верь», — так, часто, кивая головой, говорит старый сосед Саджан. В безветренные дни он сидит на общественном балконе на косоногой табуретке. Спиной тяжело наваливается на стену. Когда он встанет — на его надувшейся от жира спине будут видны желтая пыль пустыни и точный отпечаток неровностей и шероховатостей бетона, служившего ему опорой. Он расставляет ноги в толстых темно-синих штанах комбинезона. Ему полагается спецодежда. Он чинит свет. Иногда ему приходится забираться высоко на столбы. Иногда приходится закапываться в глубокие подземные тоннели. И каждый раз никто не знает, вернется ли он оттуда. Никто не знает, кто встретится ему на пути в том тоннеле. Кто спустится на плечо на том столбе.

Поэтому Саджан живет один.

А зря — ему по вредности профессии полагается огромная комната, а еще кухня к ней. И дополнительный паек по дням основания Корпораций. Поэтому с Саджаном никто не спорит, когда он сидит вот так, перегородив своими большими ногами весь общественный балкон, и курит едкий черный табак. Вообще-то от такого табака легкие постепенно сужаются, сворачиваются и выходят кусками с кашлем. Но никто не знает, когда электрик не вернется с дежурства. Опасная профессия. Поэтому Саджан считает, что может распоряжаться тем временем, что у него есть сейчас, и теми ресурсами, которые пока еще доступны. Он долго задумчиво и сумрачно жует высыпавшиеся из самокрутки крошки табака. Шумно вдыхает носом воздух и смачно сплевывает. Потом утирает рот большой толстой ладонью. И цедит сквозь зубы:

— Никому не верь. Так-то.

Не верь. А Мичор доверяет всем. Без оглядки. Без разбора. И как ни странно, ему обычно отвечают тем же.

Вот и сейчас старик Ненат их действительно ждет. Они долго возятся с Мичором в маленькой кладовке, конструируя и собирая какие-то хитрые аппараты. У Мичора склонность к технике, а Ненат знает столько всяких штуковин о машинах и аппаратах, что, может быть, Мичор даже сможет податься на ученика инженера. Офигительно классная должность. Будет носить серый пиджак и ездить в центр города на метро, а не на рабочем автобусе. И, заходя в корпоративный небоскреб, Мичор не будет идти в подвальные помещения, где обычно располагается весь обслуживающий персонал. Наоборот, он зайдет в стеклянный высокоскоростной лифт и гордо поедет в свой Офис на семьдесят каком-то этаже. И, может быть, однажды даже прокатит на таком лифте и Брана.

Учитывая такие головокружительные перспективы, Бран честно старается не мешать занятиям Мичора с этим стариком. И даже мама не очень ворчит по поводу потраченного времени и сомнительных знакомств.

А Брану и так есть чем заняться в маленькой каморке старика. Потому что из ржавого ящика с песком торчит настоящий помидор. И если осторожно приблизить нос к самому стволу — можно услышать странный терпкий удивительно живой запах. Как этот старик ухитрился вырастить помидор — уму непостижимо. Но чахлый зеленый росток упрямо тянется к обжигающему солнцу. И распушает свои маленькие лапки-листья. И наливается непривычным в пустыне веселым зеленым цветом. Солнце выжигает все живое. Но Ненат прячет свой помидорный росток в тень от старых покореженных жалюзи.

Раньше, говорят, везде было полно зелени. Цветов, помидоров, деревьев. Они росли без спроса повсюду, просто так. И даже никому не надо было за них платить. А потом злобные роботы раскалили ядро Земли, сожгли растения. Они вообще хотели уничтожить все живое, спасибо, межпланетные союзники вовремя пришла на помощь. Правда, какой-то обновляющийся механизм Земли оказался испорчен. И теперь тут одни пески и не растет ничего живого. Всякое растение будет тут же выжжено безжалостным солнцем. Так пишут в газетах и говорят по громковещанию. Нет никакого основания им не верить. Правда, вот этот чертов помидор у старика все-таки растет. Что, в принципе, явление необычайно подозрительное. Опровергающее науку и достижения корпоративного производства. Но к растению, да и к старику никто не приглядывается. Мало ли у людей забот.

Раньше еще, говорят, были облака. Они ме-е-едленно плыли по небу, большими сугробами, маленькими бумажными обрывками, неповоротливыми айсбергами, мелкими перышками. Мичор показывал картинку в книжке. Он ее на помойке нашел. Вечно он всякую пакость там находит. Найдет и вцепится, ни за что не отпустит. Как вот гайки эти, шурупы. Спрашивается, зачем они ему? И чего он их в кармане-то с собой таскает?

Бран видел однажды, как уже уходя, Мичор ссыпал старику в ладонь ржавые болтики, наскоро выуживая их из кармана. Может, они им для очередной конструкции нужны? И то верно, Ненату их не собрать, слишком он для этого старый. Бран заметил, что Ненат старается как будто вообще без особой нужды из дома не выходить. Помидор свой караулит, что ли. Так, в магазин наведается раз в неделю. В еде старик удивительно неприхотлив, кажется, он может неделями есть одну и ту же буханку хлеба или пакет каши. Хотя, может, у него просто денег особо нет.

Во всем виноваты роботы. Жили себе люди на Земле. Работали и отдыхали. Ездили в отпуск. Ходили в кино. Спали допоздна. Ели три раза в день. Но захотелось им еще больше свободного времени. Понаизобретали они, на свою голову, всяких умных машин. И — привет. Война, почти произошедший конец света. И теперь все сам. И на работу вставать в шесть, у кого она есть. И никакого тебе отдыха, отпуска, и про кино только старики рассказывают. Не до развлечений сейчас. Сначала надо с другими планетами рассчитаться. Вон они каких теплиц понастроили. Поддерживают жизнь, заботятся об урожае...

Если бы не роботы, может, Мичору и в школу никакую ходить не пришлось бы. Гонял бы себе во дворе футбол. И жевал зеленые листья. Сколько хочешь! Какие угодно!

Раньше роботы поедали железо. Они питались им. И существование людей было во многом безотходно. А сейчас железо есть некому. Роботы уничтожены. И железо копится. И занимает землю. Вернее, то, что от нее осталось — раскаленный песок.

Но им повезло. У них есть их двор. Бетонный треугольник вплотную к эстакаде. Иногда закладывает уши от проносящихся поездов. Зато от них даже бывает тень. Собственно, как раз из-за эстакады и образовался этот кусок двора. Она делает здесь поворот, и дома было нереально поставить стык в стык. Такая удача.

Но не им одним нравится это замечательное место. Сегодня опять пришел Рошай. И привел своих охламонов от западных ворот. И опять пришлось драться. Стенка на стенку. Иначе их выставят из двора. А там так гулко скачет мяч. Он ударяется о стены, выбивая из них желтую пыль. И потом еще долго подпрыгивает по растрескавшемуся от зноя асфальту, как эхо множа прыжки — раз, раз, раз… Взлетает пыль под грубыми башмаками. И эхо от удара головой об стену разносится почти так же звонко, как от прыгающего мяча. Раз, раз, раз… Узкие от ярости зрачки, красные мушки пестрят перед глазами, когда пытаешься смотреть прямо на врага. Мичор говорит, это от ненависти. Она, говорит, мешает. С ней кровь приливает к голове и не дает слышать инстинкты. В драке не надо думать. Мысль — порождение цивилизации. Хрупкая. Неповоротливая. Она всегда опаздывает. Надо полагаться целиком на инстинкты. Надо позволить телу управлять этим древнем диким танцем. Надо взнуздать ненависть, как боевого коня, и пусть она выполняет свое дело. Удар, удар — раз, раз, раз. Без мыслей, без эмоций. Почти как робот.

Но красные мушки шумят в ушах и мельтешат перед глазами, мешая услышать древний как мир инстинкт. В драке не место эмоциям. Удар, вдох. Новый удар, на выдохе. Мгновенно уклоняешься, подныриваешь и бросаешься вперед, на врага. Не раздумывая. Бросок. Удар. Поворот. Старый как мир танец.

Но и Рошай неплохой танцор. В этот раз перевес на их стороне. Шум в ушах нарастает, и Бран тихонько сползает на землю. Слышно только шум. Все остальное как в беззвучном замедленном действе под водой. Вот Мичор полетает ближе. Удар, наклон, поворот, удар, неудачный поворот. Свистки полиции. Надо скорее сматываться. Там не будут разбираться, кто начал первый. Тем более, что все обустроенное пространство на Земле принадлежит Корпорации. Так что — «это наш двор» — не аргумент. Отправят на принудительные работы. В пески. Оттуда мало кто возвращается.

Поэтому Мичор, не дожидаясь ничего — он всегда славился своей мгновенной реакцией, — хватает Брана за шиворот и утаскивает подальше. Он замечательный, Мичор. Старший брат. Даром, что разница у них в два года всего. Защитник. Он всегда рядом. Вот и сейчас, у самого нос на сторону сворочен и кровь льется густой тошнотворной дорожкой. А он только спрашивает:

— Как, как ты? Очень больно? Потерпи, мы сейчас к Ненату придем, он обязательно поможет. Ты потерпи немножко.

А с чем там, собственно, помогать? Подумаешь, губу разбили. Даже вон — зубы все целые… Бранко осторожно ощупывает их языком. Все на месте, к чему так суетиться? Но Мичору самому нужно бы сейчас подлечиться. А лучше Нената никто не поможет.

Пыльные лестничные пролеты, жар раскаленного железа, тихий стук в дверь. И вот уже старик Ненат, кряхтя, достает из шкафчика в ванной мазь. Он сам их делает, эти мази. Совершено неизвестно, что он туда запихивает. Но когда холодная масса соприкасается с налившейся тупой выматывающей болью разбитой к чертовой матери губы, становится намного легче. А когда осторожные пальцы соприкасаются с кожей — чувствуется похожее на электрическое покалывание. И пощипывание. А потом губа как будто немеет. Говорят, раньше такие таблетки были, обе-з-боли-вающие. Но теперь, конечно, такой глупостью никто не занимается. Болит — потерпишь. Не стеклянный. А если терпеть не можешь, значит, боль такая сильная, что тебе и вправду лучше умереть. Все просто. А мазь Нената скорее, замораживает, снимает тупую тяжесть, прячет ее. И к утру — Бран знает это точно — будет уже много легче. А сейчас можно просто поспать. Тяжестью наливаются веки. И Бран видит уже сквозь полусон, как старик лечит Мичора. Без всякой уже мази длинные худые сморщенные пальцы прикасаются к свороченному набок, нелепо раздувшемуся носу. Наверное, это уже начинается сон, потому что Брану кажется, что пальцы становятся ярко-зелеными, а в стороны от Мичора, как недавно расплескивалась вода, разлетаются электрические горящие искры.

Бран мотает головой, чтобы прогнать наваждение. И видит, как в благодарность перед уходом уже Мичор отсыпает старику горстку мелких гвоздей. Старое железо. Смесь с какой-то медью, что ли. Сейчас таких уже не делают. И где только Мичор их откопал? И зачем они в таком количестве Ненату? На ум почему-то приходят рассказы бабушки о старых временах. Тогда роботы поедали железо. И вот такие мелкие легкие гвозди считались у них лакомством. Вроде конфет. Особенно у старых роботов — от работы у них быстрее расходуется энергия, а сил на переработку железа — мало. Поэтому для них лучше всего легкие металлы, да еще и нарезанные. Идеальный способ быстро добывать энергию.

Дорога домой тянется и теряется в пепле песков, двоится эхом сна. Бран доползает до кровати. Забирается, даже не раздевшись, под одеяло. Закутывается прямо с головой. Мичор потом укроет так, чтобы мама не заметила. Сквозь сон Бран все еще пытается прогнать странные, не к месту вылезшие рассказы бабушки. Бабушка верила, что роботы пытались спасти Землю. Они оберегали живое на ней и оплетали его какой-то сетью. Бран только забыл — какой. Сон уносит Брана далеко, даря тихую улыбку. А Мичор еще долго сидит и смотрит куда-то в окно.