Джек Доусон-младший (джен)

Ночью Роза никак не могла заснуть. То ли слишком устала, то ли одеяло, брошенное на пол, казалось ей слишком жесткой постелью. Она сидела, прислонившись к стене, и наблюдала за столовой, погруженной в сон. Только влюбленная парочка — Роза еще днем их заметила — не спала, но они вышли на палубу, чтобы никому не мешать. "Это могли бы быть мы с Джеком".

Хотелось кричать оттого, ка несправедливо все сложилось. У Джека был шанс спастись! Если бы ему позволили сесть с ней в шлюпку. Если бы за ними вернулись раньше. А теперь, получается, все зря?

"Так думать — значит сдаться. А я обещала Джеку, что не сдамся никогда". И Роза устало потерла лицо. В каютах второго класса все-таки есть кровати. "Сдаешься? Хочешь к маме и Кэлу?" Нет, нет, куда угодно, но туда она больше не вернется.

Чтобы не думать снова о Джеке, не расплакаться, вспоминая, как отпустила его в море, Роза стала вспоминать детство. Ведь не всегда же она ненавидела свой круг. Когда-то ей казалось, что жизнь прекрасна, а она самая счастливая девочка на земле.

...Она не помнила, когда в их доме при жизни отца не было гостей. Одно из самых ранних воспоминаний — видимо, такое повторялось не раз: Роза бежит с прогулки с каким-то наспех собранным букетом, не слушая окриков няньки, врывается в кабинет к отцу, плюхается к нему на колени, а отец прижимает ее к себе и целует. Его гости хохочут, и Роза показывает им язык. Потом она научилась входить тихо, присаживаться рядом и слушать. Они говорили о политике, об истории, и это было куда интереснее, чем сидеть с мамиными подругами и их дочерьми или под руководством гувернантки учить французский. А уж когда отец позволял ей сделать глоток из его рюмки или позволял "помогать" ему играть в карты, Роза была на вершине блаженства.

У них по месяцам гостила двоюродная сестра отца, Элла Бьюкейтер, с тремя детьми. И если кузина Натали была до скрежета зубовного скучной, то Сьюзи хвостиком ходила за Розой, готовая поучаствовать в любой шалости. А уж придумывать шалости был горазд Стивен.

Он сначала зачитывался Жюлем Верном и Фенимором Купером, и они играли в индейцев или моряков. Как-то организовали похищение Натали с тем, чтобы у гувернантки Розы, мисс Сэвидж, была возможность выкупить пленницу. Натали заперли в пустовавшем тогда домике садовника, а мисс Сэвидж прислали письмо с требованием выкупа. В другой раз отправились в поход, разведывать местность, и почти умудрились выбраться за пределы Филадельфии. Им еще во всем тогда помогал Томми, кухаркин сын.

Потом кухарка сменилась, а Стивен в очередной приезд заявил, что романы -это все чепуха, и надо заниматься наукой. И они с Розой стали читать учебники и журналы, какие только удавалось найти. Сьюзи затея показалась скучной: ей больше нравилась верховая езда и праздники. О, праздники отец умел закатывать! Барбекю, балы, обязательно оркестр, обязательно фейерверки...

Нет, тот мир был душой розы, она дышала им. Когда она впервые ощутила себя чужой? Наверное, в пансионе, куда попала в девять лет. Там оказалось, что кузина Натали — не самый занудный в мире человек, а мисс Сэвидж была далеко не так строга, как когда-то казалось Розе. И более того, похожие на них девочки и учительницы были еще гораздо лучше настоящих змей в человеческом обличье, которые только и радовались чужой беде, а ее охотно готовы были устроить и сами. Ну, и еще были какие-то слабохарактерные, пустые дурочки, которые и сами не знали, зачем жили на свете — разве что платья носить.

Но все-таки, учась в пансионе, Роза могла ждать возвращения домой, где начиналась прежняя, радостная и увлекательная жизнь. Покуда зимой, когда она доучивалась последний год, отец внезапно не умер.

Когда Роза приехала на похороны, ей показалось, что стены покрыты коркой льда — так все замерло вдруг. Отныне дома царила мама. А это значит — больше никаких вольностей, только те гости, которых она выберет, и лишь те разговоры, какие она позволит.

Мать в основном читала Розе нотации или назначала наказания. Даже целовала ее очень редко и отрывисто, сухо, словно по обязанности.С годами Роза все меньше понимала, что же их связывает. После смерти отца они поневоле стали общаться больше, и Розе пришлось признать: знакомых мать выбирала явно себе под стать. Они были столь же высокомерны и ограничены, как она сама.

Теперь уже пансион казался островком свободы: ученицы давно научились обманывать наставниц. Там Роза курила тайком, оттуда сбегала на деревенскую почту и читала газеты. Стивен даже пересылал ей всякие новомодные научные книжки, вроде Фрейда. Сам он готовился к путешествию в Африку, и Роза грустила, что он не повезет ее с собой. В Африке было определенно интереснее, чем дома.

Роза дебютировала в Штатах, а вскоре мать увезла ее в Англию, почему-то надеясь, что там будет легче найти ей мужа. Она все еще жила старыми понятиями, а мир менялся. В Англии бушевали суфражистки. Там женщины уже учились в университетах, становились врачами, художницами, общественными деятелями. Да и в Америке творилось то же, только мать и ее подруги не желали ничего замечать. И Роза, ощущая, что создана для новой жизни, не знала, как докричаться до них.

И вот теперь у нее появился шанс проверить себя. Но сможет ли она, выдержит ли? С чего ей начать, когда она сойдет на берег? Будь она прежней, они с матерью и Каледоном отправились бы гостиницу, там поужинали и переночевали. Но у Розы совсем нет денег. Как же поступить?

Усталая, одинокая, она сейчас почти утратила веру в себя. Но должен же быть выход! Если она смогла освободить прикованного Джека, смогла заставить шлюпку вернуться за ней, разве не сможет достать денег хотя бы на первое время?

Но она отдала даже проклятый бриллиант. Проходя мимо Кэла, скинула даже пальто — ведь это было его пальто. И теперь у нее был лишь плед, который дали на "Карпатии", и платье. Не такое, какое носят пассажирки третьего класса. На нее уже многие успели покоситься.

На следующее утро Роза присмотрелась к пассажиркам с "Карпатии". Выделив девушку одного с ней роста и похожего сложения, отвела ее в сторону.

— Скажите, мисс, вам нравится мое платье?

Она думала, девица придет от него в восторг — ведь даже самой Розе это платье нравилось больше всего. Но та смотрела его очень придирчиво. Впрочем, согласилась:

— Нравится, мисс.

— Хотите, я продам вам его? — Роза за ночь обдумала и это. — Точнее, обменяю его на одно из ваших. С доплатой.

— Так... — девица скрестила руки на груди. — И какую доплату вы хотите?

Роза растерялась: она не знала, сколько ей в состоянии дать эта девушка. Некстати вспомнилось, как Джек с восторгом говорил, что в Лос-Анджелесе мог заработать за день "целый доллар".

— Я могу дать вам три доллара, мисс, — заявила девица. — Три доллара и мое платье. Хорошее, муслиновое.

Три доллара?!

— Но оно стоило...

— Мисс, когда вы его покупали, его в соленой воде не вымачивали. Ишь, как выцвело,точно красить придется. Да как бы еще ткань рваться не стала, только зацепи. Я в этом понимаю, сама портниха. Соглашайтесь. Где другую такую дуру найдете. Другая бы вам эти три доллара без всякого муслинового платья дала. Хорошего, почти нового.

Роза решилась быть откровенной.

— Но поймите, у меня совсем нет денег,и в Нью-Йорке мне некуда идти. Мои родственники... Они далеко. И натри доллара...

— Ну снимете меблирашку. Потом работу найдете. Вообще, мне-то что до того? Продаете платье или нет?

— А что такое... Меблирашка?

— Комнаты меблированные, — девица посмотрела на Розу со смесью презрения и жалости. — Да, вы так пропадете. Вот что, меня тетка встречать будет. Держитесь нас. У нас как раз меблирашка через улицу. И сережки свои лучше снимите и спрячьте в карман, когда причаливать будем. Как раз из ушей вырвут.

Через полчаса Роза вышла из каюты третьего класса в синем муслиновом платье в белый горошек. В кармане ее лежали три доллара.