Не болей (гет)

Стайлз Стилински болен. Тяжело, неизлечимо, по-мазохистки наслаждаясь последней стадией и отсутствием действенных лекарств, когда вены начинают верно темнеть, заражаясь чернотой то ли от сердца, то ли от глаз.

— Не болей, — Скотт совершенно не понимает сложившейся (эй, парень, уже десять лет, скоро блядский юбилей, стоит отметить?) ситуации или хреново прикидывается недопсихологом и хорошим другом. Стайлз опускает глаза, чтобы взгляд ненароком не продырявил левое предплечье друга — с меткостью у Стайлза были всегда проблемы. С самоконтролем тоже.

— Конечно, — губы складываются как-то по-детски трогательно и неловко, но врать у него получается из рук вон плохо, потому что ресницы все-таки пропускают темные заражающие нити тяжелого гнева.

Стайлз, не по адресу.

Стайлз, обратись к врачу.

* * *

Стайлз ломает третью ручку на пятом уроке, совершенно не заботясь о поцарапанных кончиках пальцев — его больше трогает скрытое под шикарным макияжем недоумение на лице Мартин. У Лидии ни намека на проблемы в жизни; краснота на губах стоит такая, что у Стайлза сворачивается кровь от зависти.

Лидия, смотри, у меня такие же от твоей кислоты.

Эйдана почти задушили в мужской раздевалке шнурком от кроссовка. Как же унизительно.

Ему подходит.

Он комкает пластиковые остатки в руке, запрокидывая голову чуть назад, давая увидеть ей, невовремя повернувшейся, нервно дернувшийся острый кадык и ярче обычного родинки.

У девушки нет поводов на него смотреть.

Она видит Большую Медведицу у него на скуле. Это кажется ей недобрым знаком.

* * *

У него болит указательный палец от частого нажатия на кнопку фотоаппарата. По эту сторону Лидия выглядит более открытой; угол наклона ее головы совершенно точно лежит в его плоскости. Он хочет сказать ей об этом, но чуть позже, когда голос перестанет дрожать как у сумасшедшего, а губы перестанет сводить сладкой судорогой. Он же не какой-то маньяк, верно?

Он помнит ее поцелуи. Она помнит диагноз в его мед.книжке.

* * *

— Лидия... — шепчущая нежность царапает слету ей кожу; Лидия прикрывает глаза, но предательские слезы все равно скоро размажут тушь. — Лидия, я пытался, правда. Столько методов...

Он перед ней на коленях, такая норма, черт возьми, ничего нового.

Кроме черной ленты у нее на губах и скованных за спиной рук. Мартин нервно бьет каблуком о ножку стула, к которому привязана, пригвождена его этими больными чувствами.

— Поверь, — Стайлз бережно обхватывает горячими пальцами ее лицо, безжалостно кроша стереотипы о холоде черных дыр взамен разбитых сердец. — Не переболел.