Тень истины (джен)

Милдред Хаббл сидела на своем стуле, жутко волнуясь, и буквально, чувствуя тугой узел беспокойства, образовавшийся у нее в животе. Сердце бешено колотилось, разгоняя по венам кровь вперемежку с адреналином, а все рефлексы буквально вопили о том, что пора бежать от приближающейся опасности. Учительница зельеварения, которую девочка смертельно боялась, неспешно прогуливалась между парт, словно могучая львица, преследующая свою добычу среди высоких африканских трав.

Аура угрозы всегда сопровождала Констанс Хардбрум, когда она раздавала проверенные домашние работы, которые слабо шелестели в продуваемом насквозь классе. Каблуки кожаных ботинок негромко стучали по каменному полу. Они казались Милдред когтями хищника, и она с ужасом ждала приближения этой женщины, чьи миндалевидные карие глаза уже блестели в опасной близости, излучая скрытую угрозу. Темные волосы были безжалостно скручены в тугой пучок, сильно стягивая светлую кожу у висков.

Милдред дрожала, мысленно готовясь к предстоящему словесному нападению, ожидая услышать обычный неудовлетворительный комментарий, когда ее проверенная домашняя работа резко опустилась перед ней на твердую деревянную поверхность парты. Схватив бумагу слегка дрожащими пальцами, она быстро пробежала глазами запись, сделанную косым почерком Констанс, которая волшебным образом появилась перед ней, оставаясь невидимой для остального класса. Но разве это было возможно?

— Мисс! — Милдред подняла слегка дрожащую руку прежде, чем мисс Хардбрум прошла мимо. — Мисс, я думаю, тут какая-то ошибка. У меня не может быть такого результата!

Она резко осеклась, когда мисс Хардбрум повернулась к ней, но на губах учительницы возникла легкая тень одобрительной улыбки, которой, как правило, удостаивалась отличница класса Этель Хэллоу. На самом деле учительница трижды проверила эту работу, убеждаясь в том, что это не галлюцинация, и самая плохая ведьма в школе действительно взялась за ум. Девочка напряженно работала, и это дало результат.

— Не нужно так удивляться, Милдред! — сказала мисс Хардбрум. — Ты хорошо поработала, и тебе удалось избежать своих обычных ошибок. Молодец!

Два чужеродных слова, слетевших с губ наставницы, вызвали гордость и бурю восторга в душе девочки. Ведь ей так редко удавалось добиться похвалы от строгой учительницы зелий.

— И могу тебя заверить, что поставленная мной "В+" не является плодом твоего сверх активного воображения, как это может поначалу казаться! Ты неплохо поработала, значительно улучшила свои навыки в области зельеварения, и это не прошло незамеченным, — удовлетворенно сказала она, с небольшой толикой теплоты в обычно холодном голосе. Учительница радовалась тому факту, что девочка нашла в себе силу воли, чтобы подтянуть свою успеваемость по зельям, и несмотря на все предыдущие неудачи и неуверенность в себе, приготовить практически идеальное зелье Сна, а также вспомнить длинный список ингредиентов и условий, необходимых для написания длинного эссе. Хотя мисс Хардбрум и слышала девочку, тихонько напевающую список компонентов себе под нос, она не сделала ей замечания, поскольку никто из других девочек к ней не присоединился. На самом деле напевала Милдред очень тихо, практически в ультра-звуковом диапазоне слуха, и учительница услышала ее только благодаря ее собственным обостренным чувствам, несколько усиленным особым зельем, позволяющим улавливать даже самые слабые шумы.

Милдред нервно сглотнула и незнакомое чувство гордости, растущее в ее груди, словно цветок, раскрывающийся на солнце, заставляло ее сердце петь. Она понимала, что добилась практически невозможного — смогла добиться улыбки от обычно холодной мисс Хардбрум. Чудеса иногда случались.

"Невероятно, — думала девочка, в то время, как счастливая улыбка расплывалась по ее веснушчатому лицу, — кто бы мог подумать, что я смогу добиться такого!"

Записка, написанная корявым почерком Энид, шлепнулась перед ней, заставив Милдред спуститься с небес на землю. Сгорая от любопытства, она развернула ее.

"Кто ты, и что ты сделала с Милдред Хаббл?"

Милли повернулась лицом к своей темноволосой подружке, которая широко улыбалась и гордо демонстрировала "D-", запечатленную кроваво-красными чернилами в верхней части ее работы. Озорная ведьмочка указала пальцем на текст, который растекся лужей чернил, а потом закрутившись небольшим вихрем, сформировался в новую надпись, медленно выплывающую в центр.

"И чем ты опоила Х-Б?"

Энид еще раз весело улыбнулась своей подруге, давая понять, что радуется ее успеху. После последнего выговора от весьма разочарованной мисс Кэкл за очередной инцидент на уроке зельеварения, когда взорвалось антипростудное зелье, окатив горячими брызгами всех, кто оказался поблизости, Милдред стремилась улучшить свои навыки, боясь быть отчисленной или остаться без оценок перед рождественскими каникулами.

— Энид Найтшайд! — раздался голос мисс Хардбрум. Она могла чувствовать недостойное поведение, даже не испытывая необходимости разворачиваться. Учительница чувствовала малейшие нарушения и обладала природным даром чувствовать любые неприятности, которые происходили в школе Кэкл.

В этот момент громко зазвонил колокол, оповещая об окончании урока. Девочки, весело болтая, бросились к двери, буквально снося все преграды на своем пути, стремясь по максимуму использовать каждое мгновение кратковременного перерыва.

Констанс спокойно улыбнулась себе, наблюдая за удаляющейся фигурой Милдред Хаббл, которая бодро шагала, высоко вскинув голову. Женщину заполнила уверенность того, что на этот раз девочка не забыла завязать шнурки. Она скрестила руки на груди, задевая тонкий атлас своего восточного платья, украшенного тонко вышитыми цветами, и исчезла из класса, чтобы мгновение спустя появиться в центре учительской. Таков был ее обычный внутренний распорядок. Услышав сдавленный вскрик удивления от пожилой учительницы пения, Давины Бэт, которая теперь стояла прислонившись к столу и прижимая руку к груди, стараясь успокоить учащенное сердцебиение, Констанс на мгновение закатила глаза, а потом кивком головы поприветствовала всех присутствующих. С учительницей пения у нее были свои счеты.

— Давина! — сказала она, помня сцену разрушения, которую застала, когда пошла переодеваться и обнаружила свое дорогое зеркало на полу, разбитым на кучу осколков. Это было катастрофическим последствием монгольского пения Давины. Очевидно, голосовые вибрации были наиболее смертоносны с утра. Женщина сделала глубокий вдох и приготовилась к словесной борьбе.

Но прежде чем она успела сказать что-то еще, ее прервало появление Фрэнка Блоссома — доброжелательного школьного смотрителя. Он влетел в учительскую, весь покрытый пылью и неистово размахивая руками. Едва не сбив Констанс с ног, он заработал ее грозный взгляд, но не обратил на это внимания.

— Мисс Кэкл, вы никогда не догадаетесь! — воодушевленно начал он, нетерпеливо потирая руки. — Я копался внизу, в подвалах, ища дополнительные корневища того сорняка-убийцы, которое мы должны были убрать подальше от девочек после происшествия с геранями мисс Бэт, как вдруг БАМ! Большая груда пыли и щебня упала практически мне на голову. Я был весьма озадачен, я вам скажу. Во всяком случае, когда пыль осела, и я взял себя в руки, вы никогда не догадаетесь, что я увидел! Это просто невероятно!

Амелия, максимально сконцентрировавшись, пыталась следить за ходом сумбурной речи смотрителя, который едва сдерживался, чтобы не начать отплясывать триумфальную джигу.

— Что вы нашли, Фрэнк? — спросила она, когда ее терпение достигло своего предела.

Фрэнк выпрямился во весь рост, вытирая маленькие блестящие капельки пота со своей лысины, испытывая немалое волнение от того, что на этот раз знал больше, чем его начальство (за исключением, конечно садоводства).

— Сокровище, мисс Кэкл! — возбужденно прохрипел он и закашлялся, так как вековая пыль, осевшая на его клетчатой рубашке попала в горло.

Глаза Амелии стали круглыми, словно ягодный чизкейк, спрятанный в потайном ящике его стола.

— Сокровища? — удивленно прошептала она.

— Где? Покажите нам! — возбужденно воскликнула Давина, хлопая руками в кружевных перчатках, напрочь позабыв про гневную тираду, которую собиралась высказать страшной учительнице зельеварения. Женщина точно знала, о чем Констанс хотела поговорить с ней, и ее сердце замирало в груди, а голос начинал дрожать, когда она ловила на себе гневные взгляды. Давина знала, как Констанс дорожит своими вещами, каждая из которых имела свое значение в ее жизни. Однако она не знала, что зеркало было последним подарком от матери Констанс, которая умерла за день до ее десятого дня рождения. И уничтожение этой вещи окончательно разорвало ту связь с прошлым и ее родителями, которая у нее еще оставалась.

Из-за утренней газеты выглянула Имоджен Дрилл. Хотя она и не была заядлым читателем, ей нравилось идти в ногу со временем и следить за развитием событий в неволшебном мире. Особенно ее привлекали спортивные страницы. Это было своего рода способом взаимодействия с событиями, происходящими за пределами того изолированного пузыря, которым являлась школа Кэкл, и попыткой отвлечься от неприятного чувства, которое она испытывала, будучи единственной не-ведьмой в штате сотрудников.

— А, может, вы снова надышались Уайт-спирита, Фрэнк? — немного язвительно спросила она, покачивая ногой. Хорошо зная о том, что сторож очень часто реагирует на все слишком эмоционально, она все же допускала небольшой сарказм.

— Нет, Мисс Дрилл! — возразил Фрэнк, качая головой. — Пойдемте, и я покажу вам!

Он схватил удивленную Имоджен за запястье и потащил следом за собой. Остальные сотрудники последовали за ними. Констанс оказалась в центре внезапно опустевшей комнаты. Недовольно прищелкнув языком, она пошла за всеми.

* * *

Четыре женщины медленно спустился вниз по гнилой деревянной лестнице под своды подземелья. Стараясь не замечать запах сырости и гнили, они опустились в склепы, которые находились глубоко под школой. Крысы в панике бежали от света фонаря Фрэнка.

— Сюда! — тихо сказал Фрэнк, указывая в сторону возвышающейся груды камней, которые были видны, если напрячь зрение.

— Почему мы говорим шепотом? — спросила Амелия,и ее голос разнесся по темной камере, резонируя от стен, несколько кусков камня упали с потолка внизp. Давина испустила вопль и вцепилась в Имоджен, лопоча что-то об угрозе того, что замок сейчас обрушится на них. Констанс молча указала руками на потолок. Магический поток, вырвавшийся из ее рук, создал над всеми защитный купол.

— Теперь, — сказала она, — мы можем говорить свободно.

Фрэнк сделал несколько робких шагов вперед, указывая на зияющую дыру в древней каменной кладке стены. Он старательно обходил упавшие камни, которые валялись на влажных, мшистых разбитых плитах.

— Здесь.

Он указал на вход в комнату, который очевидно был заложен кирпичами, потому что доказательств существования дверного проема не было. Когда мерцающий свет осветил комнату, раздался коллективный удивленный вздох. Здесь были настоящие сокровища. Сверкающие золотом статуи с рубиновыми глазами, богато обрамленные портреты, покрытые густым слоем пыли, резные кубки с драгоценными камнями и сотни деревянных ящиков, которые таили внутри неизвестные богатства. Большой объект, скрытый темной тканью, стоял в центре комнаты.

— О, боже! — воскликнула Амелия, нагибаясь, чтобы пройти через низкую арку. Выпрямившись на другой стороне, она позвала за собой коллег. Констанс было очень неудобно пробираться сквозь низкую арку за счет своего высокого роста и длинных ног.

— Это же утерянные сокровища барона Оберблоу! — сказала взволнованно Амелия, повернувшись к коллегам. — После того, как замок пал в результате Великой битвы с Люси Файервейтер, было найдено множество ценных вещей, но большинство сокровищ пропали! Ходили слухи, что колдунья Харриет Хогвид запечатала их внутри тайной комнаты, прежде чем она стала предателем и оставила барона умирать посреди руин, определенно для того, чтобы самой управлять его замком и землями!

Фрэнк Блоссом задумчиво почесал шею.

— Так почему теперь комната стала незапечатанной? — размышлял он вслух, как делал часто, чтобы лучше понять тонкости колдовства.

Констанс Хардбрум быстро нашла логический ответ.

— Магия, мистер Блоссом, это необычная сила. Заклинание основывалось на физических характеристиках и темной магии, которую использовала Харриет Хогвид. Со временем сила заклинания ослабевает, пока энергия не рассеивается совсем, — сказала она своим низким голосом. — Защитное заклинание, должно быть, обветшало настолько, что магия рассеялась, и вместе с этим упали камни, которые она связывала. Если бы вы попыталась войти сюда в любой другой день, вам бы грозила неминуемая гибель. Даже если бы вы просто положили палец на эту стену...

Фрэнк нервно сглотнул, чувствуя, как усилилось его сердцебиение.

— Так это все теперь принадлежит школе? — спросила Имоджен, вытянув шею, чтобы лучше рассмотреть то, что находится в комнате.

— Технически, да, — задумчиво ответила Амелия, не в силах поверить своей удаче. Кое-какие реликвии могут быть сохранены и выставлены на обозрение, другие же можно будет продать, чтобы оплатить счета школы.

Комната, полная ярких, сверкающих предметов, не могла оставить Давину безразличной. Ее сдержанность сломалась, и она ринулась вперед в комнату мечты и фантазий. Она схватила диадему с изумрудами размером с грецкий орех в изящной серебряной оправе и водрузила ее на свои вьющиеся локоны с визгом восторга. И тут же отскочила в испуге, когда ткань с предмета в центре комнаты, обветшавшая с годами, распалась прямо на глазах. Когда дымка рассеялась, красивое зеркало в полный рост, обрамленное потускневшим металлом с элегантными завитками и спиралями, предстало перед всеми.

— Я сожалею, Амелия... — прошептала она, боязливо пятясь назад, чтобы минимизировать ущерб, который она нанесла предмету антиквариата.

Лицо Констанс слегка дрогнуло. Воспоминание о ее разбитом зеркале было еще свежо в памяти. Это зеркало было единственным предметом, который пережил все, через что ей пришлось пройти. Смерть, потери, мрачные события, которые она пережила, будучи в руках жестокой мистрис Метлы. Зеркало было ее верным спутником, а теперь оно разбито, и его осколки лежат на каменном полу, подобно тому, как детские мечты Констанс рухнули в момент известия о смерти ее родителей. Это случилось за день до ее дня рождения, поэтому она никогда не отмечала этот праздник. Эти воспоминания были болезненны для нее. И потеря зеркала всколыхнула боль с новой силой. Как будто с его потерей разрушилось последнее воспоминание о счастливом детстве, о том, что она когда-то была любима. Когда Констанс делала макияж перед зеркалом или собирала свои волосы в тугой пучок, она чувствовала успокаивающее присутствие, которое поддерживало ее в трудную минуту. Теперь ее последняя опора рухнула.

— Разве это не прекрасно! — ахнула Имоджен, глядя на резную металлоконструкцию.

Констанс кивнула, редкий блеск присутствовал в ее карих глазах, когда она смотрела на этот предмет.

Давина медленно подошла к Амелии, опустив голову от стыда при мысли, что она могла прогневать пожилую ведьму, которую глубоко уважала, и прошептала ей что-то на ухо. При этом она смотрела через плечо Амелии на лицо Констанс Хардбрум. Амелия сначала нахмурилась, а потом улыбнулась и кивнула, соглашаясь с просьбой Давины.

Она откашлялась и улыбнулась своей заместительнице.

— Констанс, Давина только что сообщила мне, что случайно разбила ваше зеркало. В знак искренних извинений я бы хотела предложить вам это прекрасное зеркало в качестве замены, — сказала директриса, указывая на старинное зеркало.

Констанс сильно покраснела. Мысленно коря себя за это, она подумала, что хорошо, что этого никто не увидит, потому что они находились в полутемном помещении. Сказав слова благодарности Амелии, она медленно прошла вперед и положила руку на бесцветную поверхность, представляя, как сможет дать ему новую жизнь. Осталась одна проблема — доставить это зеркало в комнату.

— Можно? — спросила она, поднимая пальцы в ожидании. Амелия кивнула, и в следующее мгновение зеркало исчезло во вспышке синего света, чтобы вновь появиться в спальне завуча.

Новое зеркало гордо стояло в углу ее комнаты под таким углом, что по каменному полу разливался серебристый луч света. Только этот свет был жизнью в этой одинокой комнате, единственный житель которой не мог изменить ситуацию. Оправа зеркала приобрела свой прежний яркий вид. Благодаря заклинанию Констанс, почерневший слой пропал, открыв истинную яркость, что была сокрыта. Это можно было сравнить с самой Констанс. Там за черным, безжизненным фасадом билась искра жизни, которая была готова угаснуть в любой момент.

Это была прекрасная вещица, восхитительной красоты — сказочное зеркало. Так думала Констанс, когда сделала медленный шаг в сторону безукоризненно созданного объекта, который непонятно каким образом оказался в пыльном подвале замка. Необъяснимая сила вынуждала ее приблизиться все ближе и ближе.

Ее отражение печально смотрело прямо на нее. Констанс вспомнила, как когда-то стояла босиком дома перед зеркалом, маленькая девочка с цветами, вплетенными в волосы. Ее воображение унеслось на крыльях воспоминаний в собственную воображаемую Вселенную.

Единственный ребенок в семье — она любила представлять различные мифические земли из любимых историй. Она очень любила читать. С тех пор, как на ее четвертый день рождения отец подарил ей книгу в кожаном переплете. Маленькие ручки была едва в состоянии держать этот огромный фолиант с позолоченной обложкой. Она опускалась на колени на каменный пол, клала книгу и листала ее, заботясь, чтобы не повредить хлипкую бумагу. Она читала до глубокой ночи при свете одной свечи, напрягая глаза. Она полностью погружалась внутрь книги, к вымышленным созданиям. Могла произнести наизусть все слова своих любимых персонажей, а сами они прочно поселились в ее разуме. А ее дом становился не только ее домом, а еще и безопасным убежищем Белоснежки и семи гномов. Большая яма, вырытая в саду под стволом дерева, которое бросало большую тень на лужайку и было окружено вишнями, являлась туннелем-порталом в удивительный мир Алисы в стране чудес, где Белый кролик и Безумный шляпник ждали ее на рассвете каждого дня. Ее крошечные ножки ступали по росе, которая складывалась в удивительные узоры на траве, в сверкающие ледяные озера, где каждая маленькая капля отражала всю палитру цветов радуги. Ее волосы развивались по ветру. Надев свое маленькое платье с голубой лентой вокруг талии, она спешила к своим особым друзьям и каждый день ждала новых приключений.

Констанс теперь была так близко к зеркалу, что ее дыхание конденсировало на стекле, текущие струйки медленно сползали вниз, как отображение ее соленых слез, которые теперь бессознательно лились из уголков ее карих глаз. Тело старалась выпустить наружу яд, который отравлял ее сердце.

Почти всю свою жизнь она провела в одиночестве, в плену ледяных блоков. После того рокового дня.

От болезненных воспоминаний ее горло сжалось, и наконец эмоции вырвались наружу, и она заплакала. Ее дрожащие пальцы потянулись к ледяным струйкам на зеркальной поверхности. Сковывающий холод пробежал по ее костлявым пальцам, как только они коснулись гладкого стекла. Ее как будто парализовало. Озадаченная, женщина попыталась взять себя в руки, неловко смахнув предательские слезы, которые привели к этому, несвойственному для нее выплеску чувств. Мысленно она приказала себе остановиться. Не стоило придаваться бессмысленным воспоминаниям о безвозвратно ушедшем времени счастья и невинности.

Внезапно раздавшийся слабый эфирный шепот заставил женщину удивленно подскочить. Он бормотал какую-то неразборчивую фразу прямо ей в ухо, заставляя вздрагивать от каждого мимолетного движения воздуха, который плавно задевал оголенную кожу, вызывая легкие мурашки. Затем ей показалось, будто ее что-то ужалило, и женщина отдернула дрожащую руку от гладкой поверхности, прилагая при этом немалые усилия. Было такое ощущение, словно все ее тело налилось свинцовой тяжестью, а ее гибкая рука стала такой же тяжелой, как ствол массивного дерева, который будто магнитом, властно и решительно тянуло обратно. Она задохнулась от боли, чувствуя, как обжигающе холодный поток перемещается внутри ее руки. Дотронувшись до стекла, Констанс с удивлением смотрела на то, как оно будто бы застывает изнутри, а само стекло покрывается тонким слоем мерцающих ледяных кристаллов. Ее испуганное отражение смотрела на нее, наморщив лоб, пока она пыталась вернуть привычный вид своим замершим пальцам. Поток золотых искр вырвался из ее здоровой руки на поврежденные пальцы, и они вернулись к своему мертвенно бледному виду.

Женщина чувствовала, как учащенно бьется ее сердце, и кружится голова. Ей казалось, что она вот вот рухнет на пол. Шагнув к кровати, Констанс с облегчением опустилась на фиолетовый пододеяльник своей кровати, совершенно обессиленная. Она повернулась набок, чтобы мягкое постельное белье успокоило ее тело, ее веки задрожали, и глаза стали закрываться. Погружаясь в сон, женщина думала о том, что все произошедшее несколькими минутами ранее было плодом ее больного воображения.

Следующим, что она осознала, было то, что она снова стоит перед зеркалом в серебряной раме, запертая внутри непонятного сна. Она пыталась сопротивляться, но ноги не подчинялись ей. Шаг за шагом она приближалась к зеркалу, как лунатик. Жуткие голоса слышались у нее в голове. Констанс попыталась понять, спит она или бодрствует, и заключила, что она действительно проснулась. Ее голые ноги наступали по холодным камням, но женщина не чувствовала холода и все шла, пока наконец не остановилась лицом к лицу со своим отражением. То, что она увидела в следующий момент, породило крик удивления. Отражение подмигнуло ей! А затем оно подняло указательный палец к губам, запрещая ей говорить.

— Не сейчас, Констанс! — прошептал голос у нее в голове. — У нас еще есть много дел...

Констанс никак не могла остановить дрожь в руках, а ее ноги будто приросли к полу, не давая ей сбежать. Словно невидимая цепь захлестнула изящную щиколотку женщины, заставляя ту оставаться на месте в ожидании своей судьбы. Кровь ударила ей в голову, и Констанс захлестнула паника, когда она осознала, что совершенно беспомощна, словно пассажир в собственном теле. Она не могла шевельнуть даже пальцем, чтобы применить магию. Ужас охватил ее, когда она поняла, что не сможет защищаться. Невидимый кукловод заставил ее поднять руки перед собой и направить мощный поток магии в эпицентр зеркала. Магия ушла, и ее руки безвольно упали вниз.

Неспособная противостоять, она смогла лишь поднять голову от груди и бессильно смотреть в глаза своему похитителю. Глаза, которые принадлежали ей самой. Блестящие и прищуренные, они выжидательно смотрели. Ее собственное отражение.

Сама же она могла лишь наблюдать, как ее безвольное тело шагнуло к стеклу, и почувствовала, как сквозь ее тело проходит уже знакомое жжение, заставляя выступать на глазах слезы. Ее крики о пощаде застряли в темной камере, которой была ее голова, где она сидела беспомощная в плену своего злобного двойника.

Твердая поверхность зеркала превратилась в вязкий податливый материал, по которому, подобно водам озера, расходилась рябь, мерцающая в лунном свете, который проникал в комнату. Внезапно поверхность колыхнулась, и Констанс вновь почувствовала силу, которая тащила ее в монохромный мир зеркала, в пространство между жизнью и смертью, границе бытия и небытия. Закрученная в эфироподобном состоянии, ни твердая, ни газообразная, она дрейфовала среди неизвестности. Боль от трансформации пронизывала все ее тело, и ей казалось, что это ад. Женщина закричала от боли, но затухающий крик потерялся среди темноты, выплескивая слезы на ее глаза.

Знакомое лицо всплыло среди мутной воды, которая окружала ее. Ее собственное бледное лицо с тонкими чертами исказилось ненавистью, глядя на нее из другой реальности, которая была в миллионе миль от того места, где она была сейчас. Констанс попыталась что-то сказать, но хриплый шепот, сорвавшийся с ее потрескавшихся сухих губ, сразу же ослаб, превративший в безмолвную мольбу. Она чувствовала, как слезы льются потоком из ее глаз. Гнев то того, что она утратила контроль над ситуацией, укрепил ее дух и дал силы бороться дальше, ища выход из темной тюрьмы.

Ее отражение рассмеялось и наклонилось вперед, вглядываясь в глубины зеркала, где так долго обитало. Наконец-то у него появился шанс испытать на себе все прелести богатого красочного мира, который лежит за пределами теневой вселенной!

— О, Констанс, — пропело отражение тихо, поглаживая костлявыми пальцами стекло. — Свобода имеет высокую цену...

Двойник наклонился еще ближе, и все трещины на зеркале быстро пропали.

— И я боюсь, что ты сейчас в адском чистилище души, где зло проникнет в глубины твоего разума и будет мучить мрачными воспоминаниями и эмоциями до тех пор, пока ты не превратишься в пыль под воздействием его всемогущей неумолимой силы...

Констанс мысленно попросила о сострадании и милосердии.

— Констанс Хардбрум молит о помиловании... — жесткий голос отражения разрезал воздух, как бритва, оставляя кровавые шрамы в ткани души. — Как я, Снежная Королева, могу проявить милосердие, когда вместо сердца у меня в груди осколок стекла? Я не чувствую ни боли, ни любви, ни сострадания. Эти разрушительные эмоции не мешают мне сосредоточиться на своей цели, в отличие от простых смертных. — Она сделала паузу, тембр ее голоса стал более интенсивным, но более тихим. — О-о, но я знаю, что где-то там, — она положила руку на место сердца в зеркале, — есть еще любовь, но она умирает, Констанс. И ты умираешь. Жизнь уходит, как песок в часах, песочных часах твоего существования. Света будет все меньше и меньше, пока ты не исчезнешь в небытие, ускользая все дальше и дальше от реальности.

Невозмутимым голосом она продолжила рассуждения.

— Это убьет тебя, Констанс, отравит изнутри и оставит гнить в разлагающейся материи собственного глупого ума. Агония! Мучения, которым ты не сможешь противостоять! Мрачные воспоминания из прошлого станут смертельными токсинами, которые разрушат тебя, клетку за клеткой, высасывая силы.

Отражение наклонилось ближе.

— Но я собираюсь жить! Я не подвержена влиянию эмоций и чувств. Я не чувствую привязанности. Я не чувствую эмоциональные страдания, которые ты так старательно пытаешься подавить. Я думаю, что ты не достойна ничего лучшего, чем быть заключенной в ту мрачную тюрьму, где я провела свою жизнь, тюрьму по ту сторону стеклянной стены, где темная сторона твоей души будет править балом! Я хотела выбраться отсюда! А твое психическое состояние приблизило исполнение моего желания!

Отражение наклонилось вперед и поцеловало затвердевшую поверхность зеркала. Капельки конденсата побежали вниз по стеклу.

— Прощай, зеркало! И прощай ты, моя осужденная сестра...

Она повернулась на каблуках, и вокруг нее с легким шелестом материализовалось длинное атласное платье.

Томясь в плену зловещих теней, Констанс снова попыталась воспользоваться своей магией, чтобы облегчить свои страдания. Но она не почувствовала привычного тепла энергии внутри себя. Ее магия ушла. Очевидно, что отражение украло не только ее законное место в мире, но и ее магические силы. И эта злобная сила, вырвавшаяся из мира теней, оставила Констанс лишь призрачное существование.