Гарри в Азкабане (джен)

Девяносто восемь... Девяносто девять... Сто.

Гарри закончил отжимания, поднялся и, захватив полотенце, направился в душ. После душа следовал скромный ужин, затем вечерний обход камер и беспокойный сон. С утра всё по кругу — тренировки, обход, сон. Часто тренировка заменялась какой-либо книгой или просто бездумным смотрением в одну точку в течение нескольких часов.

Гарри не замечал бега времени. Не следил за новостями. Только раз в полгода прилетала сова от министра с напоминанием о том, что его по-прежнему ждут и готовы принять окончание его добровольного заточения как можно скорее.

Так прошло три года.

Гарри попал в Азкабан сразу после окончания войны — буквально на следующий день. По всей Британии он числился без вести пропавшим, и лишь министр да ещё пара сотрудников Отдела Тайн знали, где находился национальный герой. Друзья, однокурсники — все считали его мёртвым: человеком, который погиб ради их светлого будущего. Его имя стояло самым первым в выбитом на мемориальной плите списке павших в битве за Хогвартс.

Но он был здесь — живой, здоровый, скрывался от суеты внешнего мира. Здесь, в этом древнем и мрачном замке, время, казалось, застыло много сотен лет назад. Дементоры в Азкабан так и не вернулись и вскоре после войны были уничтожены совместными усилиями всех европейских магов.

Спросив Кингсли — как нового министра — об уединённом месте, где он может быть полезен, Гарри и не думал, что тот предложит Азкабан. "Дементоры давно покинули его вместе со всеми заключенными и, похоже, не собираются туда возвращаться. Без них это довольно спокойное место. Если желаешь отдохнуть — самое то, что нужно. Я предупрежу персонал о тебе как новом помощнике начальника тюрьмы по случаю окончания войны и увеличения наплыва заключённых. Но если хочешь остаться не узнанным, придется тебе сменить внешность". На том и порешили.

Посетив последний раз дом на Гриммо, он отправил вредного домовика Кричера на пенсию (буквально — в качестве головы над каминной полкой). Затем взял некоторые свои вещи и переместился на остров, предварительно запечатав родовое гнездо Блэков.

По прибытию на остров он представился простым сотрудникам Азкабана как аврор-стажер. Начальник тюрьмы, заранее предупрежденный министром, не стал задавать много вопросов. Провел короткую экскурсию, познакомил с остальными сотрудниками, показал его комнату. С того самого дня весь дневной распорядок Поттера сводился к спорту, книгам и посещениям новых заключенных.

Каждое утро, пока остальные завтракали, Гарри проходил по камерам заключенных, прибывших предыдущим днём, и пытал их. Бывшие Пожиратели, насильники, воры, убийцы — никто не оставался обделенным его вниманием. Несколько минут Круцио — смотря на бьющуюся в мучениях очередную жертву, безумно раскрывающую рот в немом крике; ощущение вседозволенности и слабое, приятное покалывание в шраме. Затем следовало стирание памяти и переход в следующую камеру — если в предыдущий день прибыло несколько заключенных. Если же никого не было, то Гарри выходил из здания тюрьмы и около часа наблюдал с прибрежных скал за бушующими волнами Северного моря.

Он старался забыть — забыть свои кошмары через страдания других. Забыть зеленый свет и леденящий душу хохот. Забыть остекленевшие глаза друзей и просто знакомых. Забыть крики раненых и умирающих, забыть море крови, которой была богата его короткая жизнь.

Возможно, ему стоило уехать подальше от этого кошмара, от этих воспоминаний. Но Гарри знал — они не отпустят его. Нужно стереть свою память или умереть. Но стирание памяти не помогало — через два дня возвращались кошмары, а через неделю все воспоминания прорывали блок и затопляли сознание сплошным потоком боли.

Был только один выход — смерть.

Но Гарри боялся: умерев один раз, он не мог заставить себя сделать это вновь. Какая ирония — победив Волан-де-Морта, он сам стал им! И теперь обречен мучиться кошмарами до конца своих дней — естественного или нет.

До самой последней минуты.