KULAAN (джен)

Он выныривает из абсолютной черноты с дрожащим вздохом, и его лёгкие мгновенно обжигает морозный воздух.

Ещё секунду назад не было абсолютно ничего. Ни голубого неба, простирающегося над ним, ни ощущения холода на коже, ни мыслей, ни чувств. Не было всего.

«Я Мантиарко», — говорит он себе, вспоминая своё имя, вспоминая себя. И всё его существование наполняется смыслом.

Он лежит на жертвенном камне неподвижно, стараясь не дышать и не издавать каких-либо звуков. Вокруг слышится мелодичное пение птиц, шелест травы и едва различимые голоса людей, что переговариваются шёпотом друг с другом.

Мантиарко осторожно приоткрывает глаза и украдкой бросает взгляд в сторону откуда доносится разговор. Рядом с ним, на расстоянии пяти шагов, располагается небольшая группа из двух мужчин и одной женщины в чёрных робах без капюшона. Неподалёку от них он замечает изуродованные тела двух знакомых ему людей, и сразу же закрывает глаза, не в силах видеть это.

— Ничего не происходит, — слышит он звонкий женский голос.

— Нужно время, — отвечает ей другой голос, на этот раз мужской. — Мы провели ритуал, согласно писаниям.

— Сколько? Этот юнец и так отнял у нас несколько часов своей истерикой.

— Столько, сколько потребуется, Ривана. Не пререкайся.

Их разговор прекращается, и Мантиарко чувствует, как от липкого холода постепенно начинают неметь его конечности.

Он собирается с духом и снова открывает глаза, на этот раз сразу бросая взгляд в ту сторону, где, как он чувствовал, лежит брошенным боевой топор его отца.

Блеск острой стали подмигивает ему среди жёлтой травы всего в паре метров от жертвенного камня. Если бы он мог только…

— Мне казалось или на мальчишке было больше крови, когда мы проводили ритуал, — вдруг раздаётся скрипучий голос совсем близко к нему.

Мантиарко закрывает глаза и задерживает дыхание пока человек, подобно ястребу, ощутимо кружит возле его беззащитного тела. Кипящая ярость наполняет всё естество мальчика, когда он вспоминает о том, что они сделали с ним, что они заставили сделать его.

К горлу Мантиарко ожидаемо подступает тошнота, стоит ему только подумать о медном остром вкусе, пропитавшем его горло. Он едва заметно стискивает зубы за сомкнутыми губами.

«К даэдра смерть от стали, это будет слишком милосердно для них», — думает Мантиарко, ощущая, как стремительно раскаляется кожа в его правой руке.

Он распахивает глаза как раз в тот момент, когда лысый старик заносит над его оголённым животом жертвенный кинжал. Мантиарко поднимает ладонь, и яростный поток пламени незамедлительно врезается человеку в лицо, мгновением позже охватывая ворот чужой одежды и стремительно распространяясь ниже.

Роба старика горит, горят его глаза, горит его плоть. Чужой кинжал падает на землю рядом с ними, когда человек, остервенело вопя, пытается потушить себя.

Мантиарко незамедлительно перекатывается и вскакивает на дрожащие ноги. Его тело трясёт от холода, жара и истощения, но он всё равно заставляет себя двигаться. Запах жжёной плоти врезается ему в нос, и Мантиарко с трудом подавляет внезапную тошноту.

— Убейте его! — разъярённый женский голос звучит над их головами, и в следующий миг воздух вокруг него опасно электризуется от чужого заклятия. Он пытается увернуться, спрятавшись за горящим человеком, но молния всё же бьёт по коже. Невероятно больно и ошеломляюще.

Старик продолжает метаться и орать у него над ухом, пока Мантиарко с трудом стряхивает с себя колющее ощущение от разряда молний.

— Помри уже, — шипит он, а затем ловко награждает столпом пламени ещё одного смельчака, подобравшегося к нему с мечом. От жара его огня воздух вокруг плавится, и вместе с тем сухая трава под ногами Мантиарко начинает тлеть. Всё пространство рядом с ним пропитывается едким дымом, дикими криками и запахом жжёной плоти.

— Ты должен быть мёртв! Мёртв, маленький ублюдок! — вновь доносится до него женский голос.

— Ривана, верно? — кричит он в ответ, выныривая ей навстречу из перегретого пространства между двумя горящими людьми. Мантиарко видит, как она держит руки подобно тому, как это делает он. Женщина гораздо выше и старше его, гораздо сильнее. На её пальцах играют едва заметные всполохи молний.

Вот только Мантиарко не идиот, и он знает, что среди них она единственная колдунья. И все её силы ушли на проведение ритуала.

Кривая ухмылка растягивает его губы.

— Моё лицо будет последним, что ты увидишь перед тем, как умрёшь, — обещает он, кружа рядом с женщиной. — Но сначала я заставлю тебя отведать своих близких товарищей, подобно тому, как ты заставила меня отведать моих.

Искра паники, промелькнувшая на её лице, вызывает у него злорадный восторг. И в следующую секунду он полностью отдаёт себя ревущей ярости, бушующей в его крови.

Словно сквозь толщу воды Мантиарко слышит чужие крики, когда руки девушки, некогда творящие волшебство, под натиском его гнева превращаются в тлеющие угольки. И чувство, знакомое и в то же время такое чуждое, оседает в нём подобно текучему жару. Он знает это слово.

Потому что он норд. Потому что в нём кровь его отца и матери. Потому что сейчас он само пламя.

Он знает это слово. Этот ту’ум.

Однако вместо крика выходит осипший шёпот:

— Yol⁽¹⁾.

Ничего не происходит.

Он завершает дело с помощью собственных рук.

* * *

Когда со всеми покончено, его взгляд вновь обращается к двум изуродованным телам, что грудой свалены на земле рядом с жертвенным камнем. Проглотив ком в горле, он медленно подходит к ним, желая, чтобы события минувших суток оказались лишь кошмарным сном.

Но родные и в то же время безжизненные синие глаза не дают ему даже иллюзии того, что произошедшее не реально. Мантиарко сложно смотреть на что-либо ещё помимо глаз, поскольку люди, совершившие с ними это, первым делом испортили некогда нежное и красивое лицо. Другому человеку на земле досталось не меньше: рука, ещё вчера державшая клинок, была обглодана до кости, а сильные ноги переломаны и вывернуты под неестественным углом.

Мантиарко больше не в силах смотреть на них. Он сгибается пополам, и его рвёт на обгорелую траву. Слёзы скорби, жалости и отвращения к самому себе непреклонно стекают по его лицу, собираясь в капли на кончике крючковатого носа.

Ему следует достойно похоронить их.

А он не может даже взглянуть на тела.

«О каких достойных похоронах может идти речь, если они истерзаны и переломаны?», — с горечью думает Мантиарко, молчаливо задыхаясь от плача. Как он может обращаться к каким-либо божественным сущностям теперь, когда те были глухи к его отчаянным молитвам вчера ночью? Аэдра? Талос? В пекло их всех.

Эти тела у его ног имеют мало общего с теми людьми, с которыми он прожил всю свою жизнь. Он не позволит этой груде крови и костей запятнать светлую память о них.

Мантиарко медленно выпрямляет спину.

Верно, в пекло.

Он находит в себе ещё немного сил, чтобы сжечь свидетельства того кошмара, которое ему довелось пережить. И покидает это место лишь тогда, когда ветер уносит прах в сторону востока.

Мантиарко забирает с собой массивный отцовский топор и привкус крови на языке.

Ему удаётся ступить на извилистую тропу лишь к полуночи. Но в тот самый момент, когда он уже собирается отправиться в путь к ближайшему поселению, где можно было бы найти ночлег, прямо на дороге разгорается битва.

Появление массы людей буквально из темноты ночи становится для него неожиданностью, и измождённый Мантиарко не успевает толком сжать в руках острый топор, как молниеносный всадник сначала выбивает оружие из его рук, а затем ударом эфеса меча по затылку отправляет мальчика вновь в объятья тьмы.

* * *

Следующее пробуждение Мантиарко сопровождается пульсирующей головной болью, а также невыносимым чувством жажды. Он с трудом разлепляет глаза и облизывает пересохшие губы. Громкий стук копыт и неумолимое покачивание повозки вызывает у него чувство тошноты.

Мантиарко ещё раз моргает, осторожно осматриваясь. Их повозку ведёт солдат империи, а напротив него сидит светловолосый мужчина, одетый в кольчугу и синюю рубаху, с такими же связанными руками, как и у него.

Их конвой пугает стаю ворон.

— Малец, не спишь? — вдруг обращается к нему мужчина. — Надо же было налететь тебе прямо на имперскую засаду… Они и нас поймали. Да и ворюгу этого.

Мантиарко упорно сохраняет молчание, хотя всё равно украдкой бросает взгляд на преступника, сидящего рядом с мужчиной.

— Проклятые братья бури! — выплёвывает слова вор. — В Скайриме было тихо, пока вас сюда не принесло. И Империи не до чего дела не было. Если бы они вас не искали, я бы сейчас украл вон ту лошадь и рванул в Хаммерфелл. Эй ты, — внезапно обращается к нему разбойник. — Нам с тобой тут не место. Это за братьями бури Империя охотится.

— Мы сейчас все братья и сёстры по судьбе, ворюга, — возражает солдат бури.

— А ну все заткнулись! — кричит им извозчик, но, похоже, его грозный тон не имеет никакого эффекта, потому что разговор тут же возобновляется.

— А с ним-то что не то, а? — спрашивает вор, поворачивая голову к соседу Мантиарко. Именно тогда он замечает мужчину с завязанным ртом, облачённого в громоздкий меховой плащ. И вся кровь стынет в его жилах. Потому что он знает этого человека.

— Попридержи язык. Перед тобой Ульфрик Буревестник — истинный Король Скайрима.

Голос солдата бури звучит гордо и величаво, когда он представляет своего лидера восстания. Мантиарко же сохраняет молчание.

«Истинный Король», — думает мальчик с затаённой насмешкой. Он больше не слушает чужой разговор, полностью погружённый в свои мысли.

Торуг был истинным Королём. Королём по праву.

И Ульфрик убил его.

— Здравия желаю, Генерал. Палач уже ждёт, — громкий мужской голос раздаётся над их головами, и всё внимание Мантиарко вновь обращается к окружающей его действительности. Он видит каменные стены Хелгена, а также мельком спину Генерала Туллия, возглавляющего всю процессию.

— Хорошо, — слышит он чужой ответ. — Покончим с этим.

Вор рядом с ними начинает испуганно молиться.

— Шор, Мара, Дибелла, Кинарет, Акатош. Боги, пожалуйста, помогите.

Чужое отчаяние невольно отправляет его во вчерашний день, когда он кричал о помощи всем Богам, ещё более отчаяннее и яростнее.

— Они не слышат, — говорит Мантиарко, из-за жажды голос его подобен скрежету металла о стекло. — Надейся только на самого себя.

— Много ли ты знаешь, малец? — мгновенно огрызается вор.

Мантиарко не отвечает. Его взгляд цепляется за гордо восседающую всадницу и её свиту, встречающую их конвой. Он узнаёт и её. Это самодовольное и надменное выражение лица ему не забыть никогда.

К сожалению, они довольно быстро проезжают мимо, огибая массивную башню. Но уже через минуту лошадь, тянущая их повозку, начинает замедлять свой ход.

Сердце в его груди вновь пускается в испуганный пляс, а удушающее чувство страха вновь подкрадывается к горлу.

— Приехали, — говорит солдат бури, когда их повозка окончательно останавливается. — Пошли, не будем заставлять Богов дожидаться.

«В пекло Богов», — думает Мантиарко, с трудом находя в себе силы встать. Стоит ему только выпрямиться во весь рост, как в глазах опасно темнеет.

Он аккуратно спрыгивает на землю вслед за Ульфриком и вором, мгновенно оказываясь скрытым перед взором имперской стражи за их высокими фигурами. У него нет надежды на то, что он выберется из этой передряги: сейчас ему не хватит сил даже на побег, не говоря уже о битве или колдовстве.

Возможно, ему суждено было покинуть этот мир ещё вчера, вместе со своими близкими.

— Ульфрик Буревестник, ярл Виндхельма, — объявляет мужчина, и самонаречённый Король Скайрима выходит вперёд, принимая свою судьбу с достоинством.

— Я горжусь тем, что служил тебе, Ярл Ульфрик, — говорит ему в спину солдат бури.

— Ралоф из Ривервуда, — вновь объявляет имперец, и теперь Мантиарко известно имя этого болтливого воина.

— Локир из Рорикстеда.

— Нет! Я не мятежник! —кричит конокрад. — Вы не имеете права!

Мужчина резко срывается на бег. Однако далеко уйти ему не удаётся — точный выстрел в спину сбивает его с ног. Человек падает на землю и больше не поднимается.

— Эй, малец! — секундой позже доносится до него голос имперского солдата. — Сделай шаг вперёд.

Мантиарко тяжело вздыхает, но слушается команды, подходя к страже ближе.

— А кто ты? — с искренней растерянностью в голосе спрашивает мужчина, так что неожиданная крупица надежды на спасение невольно зарождается в сердце мальчика.

— Моё имя Мантиарко, — хрипит он, глядя на мужчину снизу вверх.

— Неудачное время для возвращения домой, родич, — тот растерянно поджимает губы, а затем обращается за помощью к пергаменту в своих руках. — Капитан, что с ним делать? Этого ребёнка нет в списке…

Зарождающаяся надежда Мантиарко мгновенно гаснет, стоит только Капитану сказать:

— В Бездну список. Давай его на плаху.

Все краски сходят с лица, когда он смотрит в пустые глаза женщины перед собой, что так пренебрежительно легко определила его судьбу.

— Как прикажете, Капитан, — отвечает ей солдат, а после вновь обращается к нему. — Мне очень жаль. По крайней мере, ты умрёшь на родной земле.

— Мне нет дела до твоей жалости, норд, — тихо произносит Мантиарко без особого запала в голосе. — Как и твоему Капитану нет дела до справедливости.

— Молчать, жалкое отребье! — рычит на него женщина, делая угрожающий шаг вперёд. — Отправляйся к остальным, живо!

— Если я всё же каким-то чудом останусь жив, Капитан, вы глубоко пожалеете о своём приказе. Так что пусть ваш палач не промахнётся.

Его грубо толкают в очередь на плаху, вынуждая встать рядом с Ульфриком, представленным перед Генералом Туллием, и он послушно останавливается. Сил бороться нет. По крайней мере эта смерть будет быстрой.

— Ульфрик Буревестник, — голос Генерала громко звучит средь утренней тишины. — Здесь в Хелгене тебя кто-то зовёт героем. Но герой не станет использовать дар Голоса, чтобы убить Короля и узурпировать трон. Вы начали эту войну и погрузили Скайрим в хаос. А теперь Империя воздаст вам по заслугам и восстановит мир.

Торжественная речь Генерала прерывается эхом яростного рычания, отражающегося от гор, что виднеются им вдалеке. Мантиарко невольно замирает.

«Что это такое?», — задаётся он вопросом, уже толком не вслушиваясь в речь Туллия и монотонную молитву жрицы Аркея.

После первой смерти от топора палача, животный крик вдалеке звучит снова, по коже Мантиарко пробегают мурашки. Чувство чего-то фаталистичного, неизбежного, оседает у него в груди.

Он, словно околдованный, идёт на плаху, не слыша ничего, кроме своего собственного дыхания и… приближения чего-то ужасного, грозного в небе.

Мантиарко становится на колени, а затем поворачивает голову в сторону палача. Он смотрит на угрюмого мужчину с кровавым топором, однако он его не боится.

Чёрный дракон, вынырнувший из скал с яростным рёвом, заставляет его поражённо замереть на месте. Ему кажется, что собственное зрение и собственный слух подводят его. Однако испуганный крик другого мужчины рядом с ним ясно даёт понять: всё происходящее реально.

Палач, невзирая на поднимающуюся панику вокруг всё равно пытается занести топор над головой Мантиарко, но именно в этот самый момент дракон планирует вниз и приземляется аккурат на ближайшую к ним башню, взмахом своих массивных крыльев сбивая мужчину с ног.

Красные глаза существа медленно и очень осознанно осматривают пространство вокруг.

— STRUN BAH YOL⁽²⁾!

Небо над ними заволакивает тёмными тучами. А уже в следующее мгновение на них начинают сыпаться пылающие метеориты.

Но Мантиарко ощущает, как кровь в его жилах поёт.

1) огонь

Вернуться к тексту

2) На самом деле Алдуин вызывает Армагедон криком Огненного Дыхания — Йол Тор Шул, но мне захотелось немного модифицировать его. Чтобы он больше был похож на Грозовой Зов — Струн Ба Кво, только вместо молний в конце огонь.

Вернуться к тексту