Выздоровление Анны (гет)

Истинная любовь мужчины к женщине

рождает в той спокойствие.

Истинная любовь женщины к мужчине

рождает в нём силу.

Пролог

«Нет, это ужасно. Она будет ничьей женой, она погибнет!»

Л.Н.Толстой, «Анна Каренина»

Оставшись одна, Анна сухо и задыхаясь заходилась теми рыданиями, какие изо всех сил своих сдерживала она при визите Алексея. На щеках и плечах своих она чувствовала ещё тепло и влажность его губ, и тёмный, душный огонь томил её тело, отдаваясь дрожью в поледеневших пальцах.

"Что ж! Всё разрешилось! Всё разрешилось! — лихорадочно думала она. — Что ж я плачу, глупая? Я буду с Алексеем, он будет мой муж..."

Она твердила и повторяла это слово с новой и новой силой: "Муж, муж, муж...." — но фальшь этих слов тревожила её сердце изнутри, и не желающая успокоиться совесть делала ей укор и не давала предаться самообману.

Не было вины, если считать Вронского своим мужем, а про того говорить, что он не при чём, что он ошибка. Мысль эта раньше дарила Анне успокоение, казалась ей логичной и вполне отвечающей её положению. Но что-то изменилось в восприятии Анны теперь, после близости смерти, после его прощения. Ах, отчего же он так великодушен! Когда он был сух и холоден, когда вся речь его и чувства сводились к соблюдению приличий, — как просто всё укладывалось в голове Анны! Но теперь, теперь — ей не удавалось сказать, что он не при чём, что он не муж ей.

Анна не способна была понять ту мысль, что своим поступком Алексей Александрович стал ей мужем более, чем являлся все восемь лет их брака, что своим решением жертвовать собой ради неё он возвысился до той небесной, Богом завещанной роли мужа, к которой его призывали их венчальные клятвы. Анна ничего этого не понимала, но всем своим существом остро и болезненно чувствовала, как что-то изменилось в отношениях их, и как невозможно теперь сказать, что он не муж ей.

Раньше, когда Каренин игнорировал её, не желал давать развод, отнимал Серёжу, — всё это делало Анну свободной, всё это давало ей право ненавидеть Алексея Александровича в ответ, рваться от него на волю. Теперь же он отпустил её; совсем. Она и могла и хотела уйти, но что-то глубинное, женское, какой-то древний исторический инстинкт твердил ей, что она погибнет, если уйдёт. То, что хорошо понимала Долли, что знал и сам Каренин, Анна не знала и понять не могла, но глубиной сердца своего чувствовала истину и не могла закрыть глаз на неё.