Баллада о борьбе (джен)

И когда pядом pухнет изpаненный дpуг,

И над пеpвой потеpей ты взвоешь, скоpбя,

И когда ты без кожи останешься вдpуг

Оттого, что убили его — не тебя...

В. Высоцкий — Баллада о борьбе

Первые дни после Битвы за Хогвартс и гибели Фреда Джордж не выходил из их старой комнаты в Норе. Он лежал на кровати, весь сжавшись, и то проваливался в сон, то просыпался, а потом снова засыпал. Он плохо помнил это время: кажется, он много плакал. Джордж знал, что братья, или Джинни, или отец регулярно заходили к нему — хотели убедиться, что он жив, — но не трогали его и ничего не говорили. Джордж запомнил только, что мама так ни разу и не поднялась к нему, и это, наверное, и стало тем самым толчком, который заставил Джорджа выйти из комнаты.

В тот день они хоронили Фреда. Так сказал Перси, когда зашел к Джорджу с утра.

— Нам нужно идти, — сказал Перси. И потрогал Джорджа за плечо. — Нам нужно проститься с Фредом.

«Проститься с Фредом».

Как будто Фред просто уезжал куда-то. Надолго уезжал, но должен был вернуться, да?

Джордж не хотел никуда идти. И тогда Перси сказал: «Мама будет переживать, если ты не пойдешь».

Вот же чертов Перси. Он знал, на что можно надавить.

Джордж поднялся и постарался привести себя в порядок. Умылся, причесал волосы, удержался от шутки про поседевшие пряди, надел старые джинсы и футболку — ничего приличнее на нашлось — и спустился вниз.

И тут же поразился, насколько черными все выглядели.

Он хотел было пошутить, что все выглядят как на похоронах, а потом вспомнил.

— Дьявол, — пробормотал он едва заметно и вдруг увидел, как у Перси чуть-чуть дернулся уголок рта.

Тогда-то он и решил больше не закрываться в комнате. К черту. Он справится. Он сможет справиться с этим, верно?

Он не должен принести еще больше боли своей семье.

Мама с рыданиями обняла его. «Ох, Джорджи», — шептала она. Джорджи — так всегда называл его Фред.

«Не смей думать об этом», — приказал он себе.

Не думать оказалось невозможно. Рыжие волосы, волшебные палочки, голоса — все, что его окружало, напоминало о Фреде. Но Джордж должен был выдержать.

Джордж вместе с братьями нес гроб с телом брата; тяжесть давила на плечо, не давая сделать вздох, но он заставил себя не думать о том, что там, внутри, лежал Фред. Вернее, лишь его тело.

Когда его опускали в землю, Джордж закрыл глаза: не мог смотреть. Увидеть Фреда мертвым было все равно что признать, что он действительно мертв. К этому он не был готов.

После похорон все дни слились в один: он поддерживал родителей, обнимал Джинни, утешал Перси. Помогал готовить еду, мыл посуду, успокаивал маму. Он занимал руки и голову работой, и это помогало справляться.

В середине мая они начали восстанавливать Хогвартс. Джордж вставал совсем рано, помогал матери с завтраком, потом отправлялся в Хогвартс разбирать завалы, вечером помогал матери с ужином и шел спать. Он сильно уставал — и от физического, и от магического истощения — и часто засыпал сразу же, как ложился в кровать.

Ему, в общем-то, чертовски повезло. Джордж не испытывал боли и опустошения. Ему было чем занять голову: помощь требовалась его семье и Хогвартсу, и Джордж не мог позволить себе сдаться.

А Фред… ну что ж, Фред уехал. Он вернется, просто позже. У него дела. Ему нужно разобраться с делами. У Фреда просто командировка. Такое случается. Люди уезжают в командировки. Вот и Фред уехал.

А Джордж нужен здесь, поэтому он остался. В конце концов, он же сможет немного пожить без брата-близнеца, верно? Он же не маленький?

В июне все потихоньку стали разъезжаться из Норы. Гарри, Рон и Гермиона отправились в Австралию: им нужно было найти родителей Гермионы и вернуть им память. Билл и Флер снова стали жить в Ракушке. Чарли вернулся в Румынию. В Норе остались лишь родители, Перси, Джинни и Джордж.

Джордж начал постепенно чувствовать, что ему становится хуже. Он не мог объяснить себе этого, но его стала мучать бессонница, а бессонница заставляла его думать, и это могло привести к срыву. Он не должен был позволить этому случиться: он держится, он в порядке, он справляется. Все должны так думать. Тогда он решил уехать из Норы.

Он вернулся в их с Фредом квартиру над «Волшебными вредилками». Несколько месяцев отсутствия хозяев сильно сказались на помещении: оно выглядело запустевшим. И Джордж обрадовался: разбираться с завалами он уже привык во время восстановления Хогвартса.

Еще пару недель он смог продержаться в относительном душевном равновесии. Он наводил порядок в магазине и в их с братом квартире, вымывал грязь из всех углов, вычистил все котлы в лаборатории, разобрал все ингредиенты. Много времени ушло и на инвентаризацию товаров — он составил каталоги по всем изобретениям, которые у них были. Они с Фредом так давно собирались сделать это. Джордж даже смог исправить некоторые бракованные товары и гордился собой.

Чертов Фред, когда же он наконец вернется, а?

Фред не возвращался. К концу июля Джордж стал невыносимо сильно по нему скучать. Каждый дюйм в их квартире напоминал ему о брате. Джордж больше не мог завтракать на той кухне, где завтракали они. Он стал чаще наведываться в «Дырявый котел» и оставаться там до глубокой ночи. Огневиски помогало первое время. Еще помогали книги — Джордж перечитал все, что у них с Фредом уже было, и покупал и прочитывал новые.

Он начал даже сам над собой шутить — и подмигивал зеркалу, представляя, что это Фред. «Эй, Джорджи, ты что, читаешь книги? Тебя покусала Грейнджер?»

В августе Джордж заглянул в Нору. Мама обрадовалась, испекла пирог, улыбалась. Отец сказал, что гордится тем, какой у него такой сильный сын.

— Я вполне могу жить один, — сказал Джордж, чувствуя, что убеждает не только их, но и самого себя.

Конечно, он может жить один. Он же не маленький. Он может прожить без Фреда пару-тройку месяцев, верно? А потом Фред вернется и все будет по-прежнему.

Перси смотрел на Джорджа слишком обеспокоенно, и Джорджу стало неуютно. Но Перси не вмешивался.

Однажды Джордж остался в Норе на ночь.

Утром Джинни, спустившаяся на кухню рано утром, с удивлением застала старшего брата за уборкой. Джордж тщательно, без волшебной палочки, мыл пол, а потом протирал пыль со всех поверхностей и даже зачем-то перемыл посуду.

— Джордж? — испуганно спросила она. Джинни, конечно, знала, что брат разбирается со своим горем с помощью любой работы, которая только подвернется под руку, но она и представить себе не могла, что все настолько плохо.

— Я просто… — Джордж смутился, — хотел маме помочь. Я же не в гостях.

Но они спугнули его — и спустя пару дней Джордж вернулся в Волшебные Вредилки. Вот тогда-то ему и стало совсем плохо.

Никакая работа больше не помогала. Чем бы Джордж ни пытался заниматься, он неизбежно думал о Фреде. На каждой странице каждой книги, которую Джордж пробовал читать, он находил что-то, чем хотел бы поделиться с Фредом. Каждый раз, когда он выходил из дома за едой, он вспоминал, как они с Фредом искали продукты в маггловском Лондоне. Если он видел кого-то из родственников или знакомых, он пытался шутить — и оборачивался, ожидая, что Фред подхватит шутку, но тот молчал.

Конечно, он молчал, ведь его не было.

В сентябре стало невыносимо. Джордж скучал по Фреду так сильно, что часто просыпался в слезах и часами не мог успокоиться. Он все надеялся, что Фред вернется, но Фред не возвращался.

И однажды Джордж встал перед зеркалом, посмотрел на себя и прошептал: «Давай начистоту, Джорджи».

И спросил себя: «Где Фред?»

Где на самом деле Фред?

В глубине души он всегда это знал, верно? Он знал, что Фред не вернется. Фред никогда не увидит каталоги товаров, которые создал Джордж, не увидит исправленные изобретения, никогда не хлопнет Джорджа по плечу, никогда не обнимет, никогда не пошутит, никогда не подхватит фразу брата. Он никогда больше не поможет с готовкой, не будет ворчать, что опять нужно убираться, не напьется и не полезет творить глупостей, не будет щеголять в своих новых костюмах, купленных на выручку от магазина.

Никогда не вернется в магазин и никогда-никогда-никогда больше не поговорит с Джорджем.

Фред умер. А Джордж был жив. И в этом-то и заключалась вся несправедливость.

* * *

В начале октября Джорджу стало еще хуже, хотя казалось, что хуже уже не может быть. Он перестал выходить из дома, почти ничего не ел и постоянно плакал. Он не мог делать буквально ничего, даже вставать с кровати, он больше не мог спасаться работой, как раньше. Он заставлял себя только отвечать на письма родных — иначе они бы начали волноваться и пришли бы к нему. А этого нельзя было допускать. Он был слишком слаб. Они не должны были видеть его таким.

Каждый вечер он напивался и засыпал с пустой бутылкой огневиски под кроватью. Его жутко мутило по утрам, и болела голова, и это заглушало внутренние терзания. Боль заставляла отвлекаться. Но постепенно эффект прошел, и больше ничто не помогало.

Он перестал пить, и на каких-то пару дней ему стало даже лучше. А он уже и забыл, что это возможно.

Джордж нашел в себе силы прийти в Нору — там была только мать. Отец и Перси были в Министерстве, а остальные разъехались. Джордж потратил не меньше получаса, чтобы привести себя в порядок и выглядеть нормально — только бы мама не волновалась, — но она все равно почувствовала, что что-то не так.

Она начала плакать, когда увидела его, и Джордж растерялся.

— Мы так волнуемся за тебя, Джорджи, — шептала мама, гладя его по волосам. — Пожалуйста, не закрывайся от нас. Мы хотим помочь тебе. Тебе нужно поговорить о том, что случилось…

Она знала. Как мать, она знала, что что-то не так. Джордж ни разу не говорил о Фреде — ни слова с самой битвы. Он словно бы пытался сделать вид, что Фреда и вовсе никогда не было, или что Фред просто уехал и скоро вернется. Это было таким ребячеством, но Молли просто не могла сказать ему об этом.

Джордж был спокоен и сосредоточен. Ему не нужна была их помощь. Он справлялся. Он же справлялся, верно?

— Х-хорошо, — голос все же подвел его и дрогнул на мгновение. — Если я почувствую, что мне нужна помощь, я… я скажу вам.

И он обнял ее, сжимая пальцы в кулак, чтобы они не дрожали.

Какое счастье, что он смог ее успокоить.

* * *

На Хэллоуин все чтили память погибших. Джордж и забыл, что уже конец октября, если бы не Перси, вновь, как тогда, в день похорон, пришедший за ним. Он заставил Джорджа пойти на кладбище вместе со всеми, и в тот день Джордж впервые со времен похорон увидел могилу брата.

На надгробном камне стояла колдография Фреда — вернее, половина колдографии, на которой раньше они были вдвоем. Все их колдографии были совместные, и не было ни одной, где Фред был бы один.

Здесь им было по семнадцать лет, они только открыли магазин и стояли, счастливые, под яркой вывеской. Фред на колдографии улыбался широко-широко.

А потом вдруг Джордж понял, что это был не Фред.

— Эй, — он толкнул Перси в локоть, когда они подошли поближе, — это не Фред.

— Что? — Перси посмотрел на него как на сумасшедшего, а потом снова — на колдографию.

— Где вторая половина? — очень тихо спросил Джордж. Мама была совсем рядом, а он не хотел ее расстраивать. — Где вторая половина колдографии?

— Она где-то в Норе, — растерянно ответил Перси. — Джордж, в чем дело? Ты же знаешь, мы не могли иначе, у вас все колдографии совместные.

— Да, Перси. Но на этой половине я — а не Фред.

И это была правда.

Билл тогда отправился в Нору, нашел колдографию и поменял их местами. Все были явно смущены и словно бы боялись смотреть в глаза Джорджу.

— Я сам виноват, — спокойно сказал он тогда. — Мне нужно было проверить.

На камне было выбито имя Фреда. Три невыносимых слова — «Фредерик Гидеон Уизли» — прочно засели в памяти Джорджа. Фред никогда-никогда не подписывался полным именем. Даже в контракте на покупку помещения в Косом переулке он написал: «Фред Гидеон Уизли».

Фред. Так было правильно.

Ночью Джордж снова вернулся на кладбище. Он с трудом помнил, что произошло: кажется, он плакал и кричал, умоляя Фреда вернуться. Он просто не мог жить без него. Теперь ничто не имело смысла: он работал над магазином с Фредом и ради Фреда, потому что это всегда была мечта Фреда. Работа без Фреда была бессмысленна. Сам Джордж без Фреда был бессмыслен.

Начался ливень. Джордж трансгрессировал на побережье, на скалы. Здесь они с Фредом были однажды, когда скрывались от егерей и записывали «Поттеровский дозор». Только тогда здесь было очень солнечно, хотя и ветрено. Фред был в радостном возбуждении: он что-то говорил и размахивал руками, и Джордж невольно любовался им. Фред всегда был деятельной натурой, и это так восхищало в нем.

После эфира они вместе валялись на траве, смотрели в небо и разговаривали.

— Представляешь, Джорджи, — говорил Фред и улыбался. — Вот закончится война. А она обязательно закончится! И мы будем спокойно заниматься нашим магазином. И вернемся в лабораторию! Я так скучаю по нашей лаборатории… А еще мы сможем съездить в другие страны — например, во Францию, да, Джорджи? Или в Америку! Заглянем и в Румынию, да? А то Чарли скоро забудет, как мы выглядим.

Фреду так хотелось увидеть все страны мира, узнать, как живут другие волшебники, и чем они отличаются от англичан. Фреду хотелось работать в «Волшебных вредилках», может быть даже выкупить Зонко. Фреду так хотелось отправить своих детей в Хогвартс и получать гневные письма от Макгонагалл об их плохом поведении.

Как-то раз он рассказал об этом Джорджу, и Джордж засмеялся: «Представляешь, а если они будут самыми спокойными детьми в школе?» «Мои?! — притворно возмутился Фред. — Да никогда!». А потом стал серьезным: «А даже если так — то это же мои дети. И я буду их любить сильно-сильно, и мы все равно найдем общий язык. Так что не так уж важно, какой у них будет характер, верно?»

Фред никогда не посетит другие страны, не поработает больше в магазине и никогда не увидит, как его дети уезжают в Хогвартс.

А Джордж никогда не сможет больше следовать за Фредом, как это было всегда. Он теперь один. И он не знает, что ему делать.

Дождь усиливался, и Джордж совсем промок. Он лежал на самом краю обрыва, смотрел, как волны внизу разбиваются о скалы, и плакал. Джордж был один. Абсолютно, безоговорочно один. Он первый раз в жизни был совсем один. Раньше Фред всегда был рядом, они не расставались больше, чем на сутки, никогда. А теперь Фреда нет. И его не будет больше никогда. Джордж больше никогда его не увидит.

Или все-таки?..

Джордж вскочил на ноги, охваченный вдруг безумной идеей. Он знал, что он не сможет жить без Фреда. Мечты Фреда были мечтами Джорджа, планы Фреда были планами Джорджа. Джордж всегда делал то же, что и Фред, и жизнь, в которой Джорджу было поистине не на что опереться, была бессмысленной.

Но вот же — обрыв. Вот оно, избавление. Что, если там, за чертой, за гранью, будет ждать его Фред? Что, если он уже изнывает от нетерпения? Что, если там все будет хорошо? И они будут жить вечно, вдвоем, они смогут увидеть все, что захотят — ведь это будет мир их воображения, верно? Фред снова будет смеяться и улыбаться, как прежде, и они будут продолжать фразы друг за друга, и будут много шутить. Фред будет звать Джорджа букой, а Джордж Фреда — шутом. Они вообразят себе лабораторию и снова будут изобретать. Они смогут говорить обо все на свете и понимать друг друга с полуслова и полувздоха.

И Джордж больше не будет один.

Но в тот момент, когда Джордж готов был сделать шаг вперед и навсегда покончить с этим бесконечным одиночеством, он вдруг почувствовал что-то необъяснимое. Невидимая сила заставила его рухнуть на колени и едва не закричать от боли.

НЕТ!

Он не должен делать этого. Он должен остановиться.

Мама будет безутешна. Она будет рыдать, и ничто в целом мире не сможет утешить ее, если обоих ее сыновей не станет. И Джинни будет плакать. Сильная Джинни, потрясающая Джинни, которую они с Фредом так сильно любили, потеряет их обоих. И всем его братьям придется снова справляться с горем. Снова будут похороны, и папа поседеет окончательно, и их жизнь, которая едва начала налаживаться после войны, снова рухнет.

— Нет!

Джордж закричал, падая на землю. Нет, он не должен… он не может так поступить.

Джордж не знал, откуда взялись силы, но он смог заставить себя подняться, представил Нору и трансгрессировал прямо к порогу.

Дождь продолжал лить.

Он едва удержался на ногах, когда увидел родной дом. В окне горел свет, и Джордж смог разглядеть силуэт Перси. Невероятными усилиями Джордж толкнул входную дверь и замер на пороге.

И когда он увидел маму, бросившуюся к нему, последние силы покинули его.

— Помогите мне, — прошептал он, падая на колени, — помогите мне, пожалуйста.