Покой для души (джен)

С тех пор как Катерина Ивановна взяла Ивана Федоровича под свое крыло, он достаточно оправился, чтобы периодами размышлять здраво и толково отвечать на вопросы. Спустя полгода безмолвия и удручающих прогнозов докторов Иван впервые проявил инициативу и оделся сам, без помощи прислуги.

В скором времени доктора изменили свои прогнозы, объявив, что Иван Федорович стремительно идет на поправку. Иногда он сам начинал обращаться к психологу с замечаниями и размышлениями, соглашался проводить некоторые психологические тесты и отвечать на вопросы. К концу года психолог подобрался к основной проблеме своего пациента и задал главный вопрос:

— Иван Федорович, кто убил вашего отца? — совершенно спокойно произнес психолог, как будто задавая рядовой вопрос о здоровье.

Иван Федорович внимательно посмотрел тому в глаза, как будто что-то припоминая.

— Кто-то убил моего отца? — произнес он задумчиво.

Вопрос так и остался без ответа; в записях психолога появилась пометка о намеренном уходе пациента от реальности.

Впрочем, бывали дни, когда Иван Федорович был сам не свой: грубил, задирался, смеялся над всеми и подтрунивал. Тогда психолог решительно не знал, как обращаться с ним, и порой терялся от его выходок, но отнюдь не пугался его, чем изрядно злил Ивана. Он вызывал психолога на спор и всегда брал верх своим напором, доводами, убеждениями и властным обращением со старичком психологом.

— И не такое видывали, — спокойно отвечал старичок Катерине Ивановне, услышавшей однажды, как бранится Иван.

К слову, в таком состоянии Иван никогда не кричал, наоборот — говорил тихо, размеренно и порой вкрадчиво, но властно и стремительно. Порой он будто читал мысли Кати и дерзко смотрел на нее испытующим взглядом, когда она смущалась перед ним. Он позволял себе подойти к ней поближе и нюхал ее волосы, приводя Катерину Ивановну в дрожь.

— Боишься или хочешь? — шептал он ей на ухо с гадливой улыбкой и отстранялся как ни в чем не бывало.

В другие же дни, когда Иван Федорович был вполне адекватным человеком, Катерина Ивановна любовалась им при любой удобной возможности. Она была в восторге от его успехов. Когда она ловила его взгляд и снова находила в нем того самого Ивана Федоровича, которого она знала год назад, ее лицо покрывалось румянцем, в груди от удовольствия волновалось сердце, и она смущенно отворачивалась.

В течение следующего полугодия психиатр продолжал будто невзначай вспоминать о вышеупомянутом вопросе, но вместо ответа получал лишь задумчивый взгляд человека, который не понимает, о чем его спрашивают. Препараты к тому времени Ивану назначать перестали.

Катерина Ивановна все то время решительно не понимала, как общаться с Иваном, поэтому их разговоры были чаще обрывистыми и преимущественно на бытовые темы.

— Закрыть окно? — спрашивала она.

— Да, пожалуйста. Май холодный, — говорил Иван.

— Хоть печку снова топи. Не припомню такого холодного мая... Хм, а может быть и вправду приказать затопить печку на ночь?

— Как знаешь.

К концу мая Ивана посетил Алеша, успешно окончивший гимназию. Катя была рада новому лицу, ей наскучило быть в доме с одними и теми же людьми, ведь общество отвергло ее за решение принять в свой дом мужчину, который не являлся ей ни мужем, ни братом. Лишившись сестер и светского общества, Катя стала больше читать. Иван Федорович подметил ее новые увлечения и пытался похвалить, но не находил слов. В его груди тоже сладко щемило, когда Катя находилась рядом с ним. За это он злился на себя и в такие минуты совершенно закрывался ото всех разговоров с ней. Ей было досадно, когда Иван вдруг отворачивался от нее посреди разговора. Впрочем, она списывала подобные странности на его болезнь, в которой она ровным счетом ничего не смыслила.

Возвращаясь к Алеше, стоит уточнить, что он почти не изменился: полон сил и здоровья, глаза его так же светились, однако теперь все чаще при разговоре с кем-либо появлялась на его лице легкая добрая улыбка.

Когда Катя вышла, оставив братьев наедине, в комнате повисла тишина. Иван смотрел в пол, а Алеша — на Ивана.

— Иван, не все в порядке у тебя на душе, — тихо сказал Алеша.

Губы Ивана дрогнули, но он не произнес ни звука.

— Ты все помнишь. Почему ты скрываешь это?

— Каково мое положение, Алексей? — начал Иван после минутного молчания, руки его отчего-то забились в мелкой дрожи. — Я попал в дом Кати психически нестабильным существом, из-за меня от нее отвернулись сестры и общество. Я живу за ее счет, Алексей, а по ночам меня мучают сны. В этих снах я убиваю этого человека... Снова и снова это повторяется: я бью его по голове разными предметами, голова раскалывается, всюду кровь. Я убиваю его, пока не проснусь. Внутри я понимаю, что если я с кем-то заговорю об этом, то приду в исступление или со мной случится нервный припадок... — он помолчал, а затем продолжил: — Он снова приходит ко мне, Алексей. Зачем ты приехал мучить нас, Алексей, раб Божий?

При последних словах Алеша вздрогнул и поднял глаза, но не успел поймать взгляда Ивана — тот вновь опустил голову. Легкая тонкая улыбка показалась на губах Ивана, и он закрыл лицо руками.

— Уезжай, дай мне забыться и стать идиотом! — воскликнул он истерически, дрожа всем телом.

Алеша не поверил, с негодованием покачал головой, присел рядом с Иваном на диван и положил ему руку на голову. Тот сразу ослабел и опустил голову Алеше на колени. Рыдания вырвались из груди Ивана с такой силой, что взволнованная и растерянная Катя буквально вбежала в комнату.

С тех пор Алеша остался в Скотопригоньевске, чтобы чаще видеть брата и помогать ему во время припадков приходить в себя. Со временем Алеша стал замечать, что, когда он приходил к Ивану, им чаще владел бес, чем здравый рассудок. В таких случаях Алеша садился рядом с Иваном и гладил его по голове, а тот вновь слабел и плакал, но уже сдержаннее.

— Алеша, как считаешь, когда он все вспомнит? — спрашивала Катя втайне от Ивана.

Алеша обычно отвечал ей общими фразами, подыгрывая ивановой лжи, предоставляя тем самым Ивану свободу выбора. Продлилась эта игра примерно с месяц, до тех пор, пока Иван убежденно, но как-то слишком спокойно не сказал Алеше:

— Я убил, Алеша.

— Нет! — воскликнул Алеша и быстро заключил брата в объятья. — Брат, я тебе на всю жизнь это слово сказал: не ты! Слышишь, на всю жизнь. И это Бог положил мне на душу тебе это сказать, хотя бы ты упирался и твердил иное!

— Ничего, скоро ты примешь это, как и я, — проговорил Иван, с холодной усмешкой отстраняясь от брата. — И ты знаешь, как я не терплю пророков и посланников Божьих. Если ты не прекратишь мне проповедовать, я разорву с тобой навсегда. Слышишь меня?

В один день психиатр пожал руку Кате и поздравил с полным выздоровлением Ивана.

— Здесь моя работа окончена, Катерина Ивановна, Иван Федорович полностью оправился. Передайте мой поклон Алексею Федоровичу, он очень хорошо повлиял на своего старшего брата.

На следующее утро Катя не обнаружила Ивана Федоровича в доме.