Дом (гет)

— Знаешь, они опять жалуются. На отсутствие у тебя Спутницы.

— Пусть жалуются. Я не собираюсь заводить ее в этом тысячелетии.

— Они угрожают назначить ее сами, если ты не найдешь.

Сириус вспыхнул зеленым огнем.

— Назначить мне мою собственную Спутницу! — проревел он, но его рев стал не таким впечатляющим, каким был до Инцидента, поскольку его теперь знали по всем небесам.

Сол покачал головой:

— Я только повторяю то, что они сказали нам. Они годами наблюдали за тобой. Теперь им надоело позволять тебе поступать по-своему. Дураки, — добавил он.

Сол не принимал участие в собраниях и приговорах Комитета. Он присутствовал только на последнем, поскольку оно касалось его друга.

— Они не могут так поступить со мной, Сол, — сказал Сириус. — Я не позволю им. Я буду бороться с ними…

Его голос затих. В последнее время он перестал впадать в приступы огненной ярости.

— Как? — спросил Сол. — Они хотят, чтобы ты нашел себе Спутницу в ближайшие десять лет. Больше они ждать не будут.

— Десять лет! — воскликнул Сириус, он думал, его голос поднимется на несколько децибел выше, чем получилось на самом деле. — Только десять лет? Кого я могу найти за такое количество времени?

Голос выдавал его настоящие чувства. Сол знал, в чем заключается проблема.

Сириус хотел видеть ее своей Спутницей с тех пор, как вернулся в мир звезд. Сейчас ей было почти двадцать восемь. Сириус сумел хорошо скрывать изменения в себе, но все слышали, что его неистовый рев гораздо реже разрывает небеса, чем до Инцидента.

И у всех были на этот счет свои теории. Поскольку никто не верил, что Сириус мог по-настоящему измениться сам по себе, некоторые утверждали, что его откуда-то контролирует его Спутница, которая на самом деле не умерла. Другие утверждали, что он был так опустошен предательством Спутницы, что это повредило даже его выдающийся ум звезды. Небольшая группировка считала, что это не настоящий Сириус, а другое идентичное светило, которое ввели, чтобы разрешить политический кризис на небесах. Эта группировка всё еще искала Сириуса на Земле, как только Сол отворачивался. Только пять существ знали правду. Земля, Луна, Сол, Полярис (единственная светимость, кому Сириус доверял в эти дни) и сам Сириус.

Сол беспокоился о последних изменениях в друге. Сириус был сам не свой — даже еще больше, чем после возвращения в мир звезд. Он грустил и размышлял в своей сфере, и годами уже не выходил из себя. Сол считал, это неполезно.

— Ты одинок, — сказал он Сириусу однажды.

Сириус одарил его взглядом, который и свирепейшее светило заставил бы умолять о пощаде. Сол просто уставился на него в ответ.

— Не будь смешным, — был долгожданный ответ Сириуса.

Сейчас они сидели в сфере Сириуса, обсуждая последнее собрание, на котором Сириус не присутствовал.

— Мне надо идти, — объявил Сол. — Подумай об этом. Тебе нужна новая Спутница в ближайшее время. Мы с Полярисом ничего не сможем сделать, если все светила встанут и обратятся к тебе с требованием.

Сириус только вздохнул. Качая головой, Сол ушел к себе, снова возвращая свет на Землю.

Сириус встал и побрел к нижним уровням своей сферы. Он посмотрел вниз и раскрыл пол, чтобы открыть другую свою сферу — ту, которую он контролировал, в отличие от той, где он жил и откуда управлял всем.

Тысячи сфер света внизу искрились различными цветами и яркостью. Синий, красный, зеленый, пурпурный и белый. Он отвернулся от белых и посмотрел в пространство. Обширная чернота вселенной расстилалась словно громадная дорога, конец которой казался таким далеким и, однако, таким близким. Музыка сфер проникала в его уши, и он закрыл глаза, желая, чтобы музыка унесла его далеко. Музыка нарастала, падала и летела. Но не было места, куда она могла бы унести его. Сириус медленно открыл глаза.

Он видел меньшие сферы внутри своей собственной. Первой он видел сферу, немного менее яркую, чем его дом. Там находилась сфера Поляриса, которая семнадцать лет назад на короткое время стала самой яркой на небосводе Земли.

Он посмотрел на другие свои сферы, и на сферы вне его собственной, которые принадлежали звездам того же ранга, что он, или выше. Некоторые сферы бесцельно дрейфовали. Здесь жили братья Поляриса, которых она называла Большой Медведицей. И Антарес, и Бетельгейзе, и все остальные. По соседству с ним, вдали находилась сфера Андромеды, которая двигалась по спирали, как его собственная. Он почти улыбнулся, когда вспомнил, как называют его сферу на Земле.

Млечный Путь.

Детское название для его гордой сферы, однако, поскольку она так ее называла, он теперь пользовался тем же названием.

Наконец, его взгляд упал на сферу Сола и крошечную, красивую зелено-голубую сферу внутри нее, которая называлась Землей. Там был потерян год его жизни. Год, который, несмотря на то, как долго он существовал до того, стал первым годом, когда он по-настоящему жил. И последним.

Той ночью он умер в нескольких смыслах.

* * *

«Кто ты? — спросила она саму себя, глядя в зеркало. — Кем ты была? Кем станешь?» Она коснулась своего отражения.

— Ты не та, кем была. Я устала смотреть на тебя, — произнесла она вслух.

Кэтлин стояла в спальне одна в длинной голубой ночнушке, с отвращением уставившись на свое отражение. Она пробудилась ото сна, в котором снова была юной. До того, как приехала в Англию. Когда ее отец и мать были еще живы. Она брела по цветочному полю вместе с родителями. Они собирали цветы и вставляли ей в волосы. А потом из ниоткуда появилась гигантская Даффи. Кэтлин проснулась с криком.

О том, чтобы заснуть, речи больше не шло, и в итоге она принялась рассматривать свое отражение. Со стороны никто не понял бы, почему Кэтлин так чувствует себя. Она выросла в очень красивую женщину. Ее лицо стало более взрослым, но всё еще сохраняло детское очарование. Она могла похвастаться стройной фигурой и красивыми волосами, которые слегка завивались и волнами обрамляли лицо. И однако ей хотелось врезать кулаком по зеркалу. Вместо этого она отвернулась.

 

«Всё пошло не так, — подумала она. — С тех пор, как я покинула Ирландию. Мне здесь не место». Она вздохнула. Она уже давно так себя не вела. Раньше она никогда не стала бы так себя вести…

* * *

Сириус наблюдал из своей сферы, когда Кэтлин покачала головой и пошла смотреть телевизор, чтобы попытаться заснуть. Ему было больно видеть ее такой подавленной. Он не мог не винить себя. Если бы он не был так сосредоточен на том, чтобы заполучить Зоаи, если бы он только остановился на минутку подумать, что оно сделает с ним, и как это повлияет на Кэтлин. Но он не остановился. Он думал только о себе, а теперь им обоим приходилось платить за это.

Он наблюдал за ней с тех пор, как вернулся в мир звезд. Он сделал всё возможное, чтобы Кэтлин была счастлива, а когда не мог вмешаться, это делал Сол.

В тот день Кэтлин получила двойной удар. Ее отца застрелили, и единственное, что могло помочь ей забыть боль, вновь обрести душевное равновесие, исчезло. Лео умер.

Сириус и Сол сделали всё возможное, обеспечив ее новым домом и новой собакой, которую она назвала Млечная — в честь полосы звезд, которую она так внезапно и загадочно полюбила. Но как бы мисс Смит ни старалась, она не могла заменить Кэтлин мать и отца. А Млечная не была Сириусом. Однако Кэтлин нежно любила обоих.

Пять лет спустя Сол пришел к Сириусу и сообщил, что у мисс Смит сдает сердце. Ей осталось примерно два года. Сол растягивал эти два года, сколько мог. И когда это случилось, он позаботился, чтобы Кэтлин не было дома. Сириус ничего не мог сделать — только с ужасом наблюдать, как Кэтлин разрыдалась в приемном покое больницы, когда доктор сообщил ей. Кто-то пустил Млечную, и она лизала лицо Кэтлин, удивляясь, почему ее юная хозяйка плачет. Она прильнула к Кэтлин в приемном покое, и Кэтлин обняла ее за шею и рыдала, уткнувшись в курчавую коричневую шерсть. Сириус невольно почувствовал ревность. Подбадривать Кэтлин было его задачей.

Сириус решил прийти на Землю на похороны в человеческом облике. Он появился в черном смокинге с темно-зелеными полосками и стоял позади, когда Кэтлин произносила речь, а слезы текли по ее щекам.

После похорон он вернулся в свою сферу и продолжил наблюдать за ней. Он наблюдал, когда она унаследовала дом мисс Смит. Она влюбилась в мужчину своей мечты и снова была счастлива.

Свадьба была скромной. В просторной величественной церкви с одной стороны собрались ближайшие родственники ее мужа, а с другой — Робин. И мистер, и миссис Даффилд умерли к тому времени — впрочем, Даффи в любом случае не пришла бы, — а Бэзил был где-то в Египте в археологическом походе. Никто не провел Кэтлин по проходу.

Никто, кого можно было увидеть, по крайней мере. Сириус всё время находился там, идя по проходу рядом с Кэтлин, и когда они дошли до конца, все подумали, что ее фату поднял ветер. Кэтлин даже попыталась смахнуть поцелуй, который она явно почувствовала на своем лбу, приняв его за игру воображения. Но она была рада, что воображение играло с ней. Это наполнило ее бодростью и счастьем, и день свадьбы стал счастливейшим днем ее жизни.

Даже Кэтлин не могла видеть Сириуса. За одну ночь она получила и потеряла способность видеть светила.

Пять лет он наблюдал за счастливой семейной жизнью Кэтлин. А потом Сол снова пришел с новостями. У Кэтлин нашли нечто под названием «рак». Сириус не понял, что это такое, но оно подразумевало, что Кэтлин будут разрезать и удалять что-то из ее живота, а потом она потеряет свои прекрасные волосы и еще надолго останется бледной и слабой.

Сириус постоянно об этом беспокоился, размышляя, как бы он мог всё исправить и сделать ее счастливой. В это время он отдалился ото всех, и даже взъярился на Сола за то, что тот сказал, что тут ничего не поделаешь. Сириус не помнил, чтобы он о ком-либо так беспокоился — даже о своей Спутнице, когда она еще была жива.

Кэтлин поправилась, но не осталась невредимой. Операция навсегда лишила ее возможности иметь детей.

Сириус был рядом, когда она снова плакала — о детях, которых у нее никогда не будет и которые никогда не существовали. Тем временем Млечная умерла от старости, а Кэтлин так и не восстановилась эмоционально достаточно, чтобы быть готовой к следующим плохим картам, которые сдала ей жизнь.

Муж изменял ей.

Какая-то медсестра, с которой он познакомился в клинике, где лежала Кэтлин. Когда Кэтлин обнаружила это, она была слишком потрясена, чтобы что-то сказать, и Сириус впал в один из своих приступов ярости. Этот был хуже, чем прежние, и ученые на Земле отметили странный цвет Млечного Пути в то время — яркий светящийся зеленый.

Когда она прогнала мужа, Сириус и Сол позаботились, чтобы он не вернулся и больше никогда к ней не приблизился.

Сейчас Кэтлин была невероятно далека от той милой девочки, которая взяла в дом маленького щенка и согласилась фактически стать рабыней за возможность оставить его. Жизнь сломила ее, отвергла, и она устала смотреть в зеркало.

Только недавно Сириус начал подозревать, что тут действовало что-то еще. Странно, что кто-то, кого он так усиленно пытался защитить и предупредить любые неприятности, переносил столько лишений.

— Разлад в равновесии, — сказал Сол, пытаясь объяснить Сириусу, что каждое существо на Земле переносит лишения — кто-то больше, кто-то меньше.

— Ты пытаешься сделать всё, что в твоей власти, чтобы помочь ей. Это вызывает разлад в равновесии, и в ее жизни всё идет не так, чтобы равновесие восстановилось, — объяснил Сол.

— Но, похоже, разлад в равновесии сдвинулся в другую сторону, — крикнул Сириус в ответ. — Теперь с ней происходит слишком много зла. Оно могущественнее меня.

На этот раз Солу нечего было ответить.

И вот к чему она пришла. Сириусу было больно видеть ее такой.

— Если бы я только не ушел… Сол сам сказал мне, что рано или поздно найдет Зоаи. Если бы я только не был так слеп, — сетовал он. — Если бы.

Сириус отвел взгляд от сферы Сола. И поискал, нет ли требующих решения проблем в другом месте. Предпочтительно таких, которые не вызовут у него желания оторвать собственные крылья, если это поможет хоть чуть-чуть разрешить проблему.

* * *

Земля едва семь раз повернулась вокруг оси, когда Сол снова пришел к Сириусу. В его восприятии будто и вовсе не прошло никакого времени. Сол был серьезно обеспокоен насчет Сириуса, и у него были некоторые тревожные новости. Они стояли на нижнем уровне сферы Сириуса, и вся галактика расстилалась под ними.

— Сириус, — медленно начал Сол. — Это снова Кэтлин.

Сириус набросился на него с горящими зеленым пламенем глазами.

— Если кто-то опять обидел ее, клянусь…

— Думаешь, я позволил бы этому случиться снова? — возмущенно спросил Сол. — Нет. Это рак. Он вернулся, и на этот раз… — он не закончил фразу.

Ему и не нужно было. Сириус знал, что он имел в виду.

— Нет… Сол… НЕТ! — взъярился он.

Он казался готовым вот-вот окончательно потерять самообладание, и Сол приготовился к удару. Он уже привык к подобному. Но огненного взрыва не последовало. Вместо этого зеленый пылающий огонь вокруг Сириуса поблек, а его громадные крылья поникли.

— Ты… можешь что-нибудь сделать? — умоляюще, почти жалобно спросил он.

Это напомнило Солу день, когда его спросили, может ли он открыть ворота тюрьмы Сириуса на заднем дворе. Так же как тогда он был тронут и смущен. Почему такой великий Обитатель звезды как Сириус должен так к нему обращаться? Сол отвернулся и свет вокруг него вспыхнул и сверкнул, когда он попытался скрыть свои чувства.

— Сожалею, Сириус, — сказал он, поворачиваясь. — Я ничего не могу сделать, чтобы не дать ей… уйти.

— Значит, она отправится в свой загробный мир, и я больше никогда ее не увижу! — взвыл Сириус.

Из его глаза вдруг вытекла ярко-зеленая жидкость. Сол немедленно отвернулся, чтобы друг мог взять себя в руки.

Когда он посчитал, что уже безопасно повернуться, он заговорил снова.

— Но, Сириус, я думаю, мы можем решить разом две проблемы.

Сириус поднял голову.

— Как? — спросил он, и Сол увидел, как в его глаза возвращается давно исчезнувшая искра.

— Ты хочешь ее снова увидеть, и ты не хочешь, чтобы Комитет назначил тебе Спутницу. Не притворяйся, будто не хотел бы ее своей Спутницей. Без нее ты одинокая развалина, и, похоже, никто кроме меня этого не видит — даже ты сам!

Сол вспыхнул горячим белым огнем и был немало ошеломлен собственным безрассудством. Обратись он подобным образом к любой другой звезде высокой светимости, его бы официально судили и казнили.

Сириус ничего не сказал, но крошечный уголек огня в его глазах разгорелся ярче — почти как до Инцидента.

— Как ты собираешься это устроить, Сол? — спросил он. — Как это возможно?

Сол знал, в его плане существовали изъяны. Он был ненадежным, и Сол не ожидал, что Сириус будет так взволнован, или что его огонь вернется. Но видя его воодушевление, Сол продолжил:

— Это займет всё время, что у меня есть на день. Но я могу наполнить ее душу достаточной энергией, чтобы вместо того, чтобы отправиться в загробный мир, она поднялась в пространство, где ее беглую душу можно перехватить. Конечно, чтобы приютить ее, потребуется тело, идентичное тому, из которого она вышла, но это не должно быть проблемой для Зоаи Сириуса.

Сириусу захотелось закричать во всю глотку (чего он никогда прежде не делал) или в качестве благодарности подарить Солу всю свою сферу. Вместо этого он просто уставился на Сола, широко раскрыв пылающие глаза.

— Но, — продолжил Сол. — Есть только один день, когда я смогу выполнить это. Ей надо будет умереть в самый длинный день года, давая мне достаточно времени наполнить ее душу энергией перед и после ее смерти.

— А если она умрет не в самый длинный день года? — спросил Сириус, почти боясь ответа.

— Тогда она потеряна для тебя навсегда, — печально ответил Сол.

— Сколько у нас времени?

— Ожидаемая продолжительность ее жизни от настоящего момента составляет сто восемьдесят один день. Самый длинный день года через сто восемьдесят два дня.

— У нас совсем мало времени, — заметил Сириус.

— Разве у нас не всегда так? — ответил Сол.

* * *

Сириус располагал шестью месяцами на подготовку. Первое, что он сделал: использовал Зоаи, чтобы создать идентичный дубликат Кэтлин. С тем лишь отличием, что у него не было души и он не функционировал. Он даже одел дубликат в нынешнее любимое платье Кэтлин. Сириус хранил его глубоко внутри нижних уровней своей сферы, поскольку ему было больно смотреть на него.

Но теперь у него появилось нечто, чего не было уже давно. Надежда.

* * *

Робин теперь навещал ее почти каждый день, а Бэзил только тогда, когда мог найти время. Она знала, что умирает. Она чувствовала, как когда-то казавшаяся бесконечной жизненная сила по капле вытекает из нее.

— Это несправедливо, Робин, — однажды сказала она.

Он просто сидел в кресле рядом с ней и кивал.

— Я испытала недостаточно хорошего в жизни, чтобы уже умереть. Должно быть не так, — она повернулась на бок и вдруг спросила: — Чего ты хочешь от жизни?

Робин странно посмотрел на нее. Этот вопрос она задавала прежде лишь однажды — много лет назад, когда была другим человеком. У него тогда не было для нее ответа.

— Чего я хочу? — повторил он. — Я хочу отправиться в могилу, зная, что оказал благотворное влияние на всякого, с кем встречался. Мне всё равно, будут меня помнить или нет. Просто чтобы люди научились от меня чему-то хорошему и никогда этого не забывали. Я хочу, чтобы мое наследие продолжало жить.

Кэтлин улыбнулась ему.

— Ты повлиял по крайней мене на одного, — сказала она, взяв сильную руку Робина в свою тонкую и хрупкую. — Ты тоже изменился, Робин. Ты сильнее, чем был. Во многих смыслах.

 

— Чего хочешь ты? — спросил он.

Ее улыбка погасла.

— Не знаю. Я никогда не знала, чего я на самом деле хочу от жизни. Видимо, никогда и не узнаю, — мрачная усмешка скользнула по ее лицу. — Мрак жизни позаботился об этом.

— Не говори так, Кэт, — сказал он. — Ты знаешь, существует причина для всего. Для плохого и для хорошего. Ты увидишь в будущем.

— Каком будущем! — воскликнула она так громко, как посмела. — Нет никакого будущего, Робин. Жизнь для меня закончилась. Эта больничная кровать в этой глупой комнате.

— Что насчет Небес? — просто спросил он ее.

— Кто знает, правда ли это? — ответила она тихо и горько, словно не хотела принимать даже возможность подобного.

— Конечно, правда. Я не стал бы лгать тебе, Кэт. Небеса разные для всех, но они существуют.

Она снова улыбнулась ему:

— Хорошо, Робин. Я верю тебе.

* * *

Завтра — самый длинный день в году. Кэтлин сильно сомневалась, что проживет достаточно, чтобы увидеть его. Системы ее тела останавливались. Жизненная сила была высушена почти до капли. Всё, что она могла — держать глаза достаточно открытыми, чтобы смотреть на занавеску, отделявшую ее кровать от нового пациента.

Он был немного загадочным. Его принесли ночью, и с тех пор Кэтлин не слышала от него ни единого писка. Даже шороха простыней.

Любопытство переполняло ее, и она заключила с собой тайный договор, что не умрет, пока не увидит лица незнакомца. По какой-то причине это казалось важным.

Только поэтому она не боялась закрывать глаза той ночью.

— Я не умру, — сказала она себе, когда сон начал завладевать ею. — Я обещала себе, что увижу его, и не умру, пока этого не произойдет.

Она уплыла в сны. Она погружалась и выныривала из серо-белых кошмаров, в которых черные и темно-синие существа хватали ее когтями и угрожали ей. В этих снах всегда кто-то появлялся, или иногда был просто свет. Зеленый огненный некто или зеленый свет всегда отражал тьму и расчищал ее путь. Но в следующем сне тьма возвращалась с еще большей силой и темнее, чем прежде. С течением времени Кэтлин почувствовала, что зеленый некто теряет контроль над ситуацией, и он совсем перестал появляться. Не то чтобы он в любом случае мог бы что-то увидеть. Было слишком темно, чтобы ясно видеть.

Но хотя темнота казалась угрожающей, Кэтлин не боялась ее. Хотя она вонзала в нее когти, она не чувствовала боли. Каким-то образом тьма и свет работали вместе, чтобы привести ее куда-то. Или научить чему-то. Но на всем протяжении сна, она никогда не прибывала к цели.

* * *

На следующее утро Кэтлин открыла глаза, испытывая облегчение оттого, что может смотреть в пустой потолок убогой комнаты. Она повернула голову и увидела, что занавески, закрывавшие соседнюю кровать, раздернуты и в кровати никого нет. Однако раньше там кто-то находился, она была уверена.

Она повернулась на другой бок и уставилась в низкое окно. Внизу она видела маленький солнечный двор, в котором могли гулять выздоравливающие пациенты. Он напоминал крошечный парк, с двух сторон окруженный высокой серой больничной стеной. Одна из сторон, не закрытых стеной, выходила на маленький городок, и когда стояла ясная погода, если сидеть на одной из скамеек, можно было видеть всю дорогу, ведущую к синему морю.

В одном углу находился маленький японский сад и пруд с карпами. В другом углу розовые кусты взбирались по стенам до третьего этажа. Кэтлин жалела, что не проживет достаточно долго, чтобы увидеть, как они расцветут.

Глядя в солнечный дворик, она испытывала усиливающееся ощущение странности. Ее физические системы прекращали функционировать, она чувствовала это. Но казалось, будто ее наполняет другая энергия. Она чувствовала почти головокружение.

Пока она продолжала смотреть в окно, легкий утренний туман рассеялся, и она увидела крыши домов города внизу. Она находилась не под тем углом, чтобы увидеть океан. А ей хотелось. Ей отчаянно хотелось.

Кэтлин нажимала кнопку вызова сбоку кровати снова и снова, пока не вошла медсестра.

— Я хочу выйти наружу, — скрипучим голосом произнесла Кэтлин. — Я хочу увидеть океан.

Медсестра широко улыбнулась. Даже в своем состоянии Кэтлин видела, что улыбка притворная.

— Вы недостаточно здоровы, чтобы выходить наружу, дорогая, — весело ответила медсестра. — Но как только поправитесь, вы сможете смотреть на него, сколько захотите!

— Я умираю, — просто сказала Кэтлин. — Если у вас есть сердце, исполните желание умирающей женщины.

— Вы не умираете, дорогая! — медсестра изобразила удивление. — Мы бы знали!

Затем она проверила все аппараты, подсоединенные к Кэтлин, и ушла.

— Но я умираю, — возразила Кэтлин. — Я умру, не увидев океан.

Она посмотрела на часы. Они показывали четыре часа дня.

— Солнце уйдет через четыре с половиной часа, — сообщила она потолку. — И тогда я тоже уйду. Уверена.

* * *

Около шести медсестра вернулась и принесла ужин. Кэтлин не стала есть. Она слишком беспокоилась о том, что не увидит океан. Новый пациент еще не вернулся. Возможно, он был снаружи, наслаждаясь солнцем. Полчаса погоняв еду по тарелке, Кэтлин услышала шаги в коридоре. Она надеялась, это возвращается медсестра, чтобы забрать еду.

Но вошел мужчина. Его голова была обмотана бинтами, и сквозь них немного проступила кровь. На лице у него было несколько мелких порезов, и швы образовывали некрасивую линию от правого уха до кончика подбородка. Он мог быть только новым пациентом.

Несколько секунд он смотрел на нее.

— Вы хотите выйти наружу, не так ли? — спросил он.

Почему-то Кэтлин не удивилась, что он знал. Ей казалось, она видела его прежде, но не могла понять где.

Больше ничего не говоря, он пересек комнату, вытащил из Кэтлин провода и иглы и поднял ее на руки. Она ни капли не встревожилась и не испугалась. Она знала, он не причинит ей вреда.

 

Незнакомец пронес ее вниз по нескольким лестничным пролетам. Она рискнула посмотреть ему в лицо и увидела, что у него темно-синие, почти черные глаза. Она видела, как эти глаза поглощают свет и не отдают его обратно.

Он вынес ее наружу и посадил на каменной скамейке лицом к морю. Солнце неуклонно становилось оранжево-красным и сверкало на крышах и дымоходах. Море приобрело цвет огня, а облака вдали стали пурпурным, голубым и розовым пламенем.

Кэтлин прислонилась к незнакомцу и улыбнулась. Это будет последнее, что она увидит.

Однако она чувствовала себя как бы незавершенной.

— Я так и не узнала, чего хотела от жизни, — сказала Кэтлин.

— У тебя не было достаточно времени, чтобы понять это, — ответил он. — Но ты увидишь. Скоро ты узнаешь.

— Думаю, мое время вышло.

— Твое время никогда не заканчивается. Даже когда тело умрет, душа будет жить. У тебя есть всё время мира, чтобы понять, чего ты хочешь от жизни.

— Но без тела нет жизни. Даже если моя душа найдет, что искала, я не смогу воплотить это.

— Конечно, сможешь. У тебя есть всё время, чтобы воплотить. Эта часть нашего путешествия предназначена именно для этого. Чтобы мы спросили себя, чего хотим. И мы воплощаем это в следующей жизни. У тебя в любом случае есть особая задача в следующей части путешествия. Ты найдешь то, что ищешь.

— Особая? — с сомнением произнесла Кэтлин. — Я никогда ничего из себя не представляла. Что изменит смерть?

— Смерть, как и рождение, многое меняет.

Кэтлин вдруг пробрала дрожь. Ее лицо начало подергиваться. Вот оно.

— Прощай, — сказала она незнакомцу.

— Скоро увидимся, Кэтлин, — ответил он.

Когда солнце село, глаза Кэтлин закрылись в темноте.

* * *

— Где она? — отчаянно подумал Сириус. — Сол должен был уже забрать ее!

Вдруг от зелено-голубой сферы вверх выстрелил золотой свет. Он стремительно поднимался сквозь небеса, быстрее, чем крылья Сириуса когда-либо носили его. Он заметил, там было что-то еще. Странный цвет — бело-голубой и спрятанный от него на другой стороне Земли. Впрочем, это его не беспокоило. Кэтлин приближалась.

Когда душа Кэтлин ускорилась, Сириус вытянул Зоаи. Зоаи выстрелил тонкой серебристой паутиной, которая оплела ее душу тонкими струнами. Улыбаясь и смеясь, он отлетел к своей сфере с Кэтлин на буксире.

Он прошел сквозь нижний уровень сферы и направился прямо к комнате, в которой находился дубликат ее тела. Когда душа встретила тело, Сириус освободил ее от захвата Зоаи, и она приняла тело, в тот же момент войдя в него. Тело засветилось на короткое мгновение, а потом кучей упало на пол. Когда больше ничего не произошло, Сириус испугался, что что-то пошло не так и ее душа потеряна навсегда.

Но, наконец, она пошевелилась. Она поднялась с пола и встала, вытянув руки и пораженно уставившись на них. Она вертела ладони и сгибала пальцы. Потом она согнула руки и наклонила шею. В конце концов она подняла взгляд на Сириуса, и он увидел, как радость от ощущения жизни и здорового тела исчезла из ее глаз. Они стали холоднее.

— Ты помнишь меня? — спросил он.

Он снова запаниковал. Неужели она совсем забыла о нем? У нее осталось хотя бы смутное воспоминание? Он задумался, как пробудить ее память и как всё объяснить.

— Конечно, я помню тебя, — кратко ответила Кэтлин.

Его сердце подпрыгнуло.

— Я никогда не забуду твое лицо. Я ненавижу тебя. Ты забрал мою радость, — ее глаза увлажнились. — Ты убил его. Ты убил моего Лео.