О встречах и чувствах (гет)

Он даже не поверил своим глазам, когда увидел. Но нет, это она сидела в плетеном кресле на террасе — на столе книга и чашка кофе, ветер срывает вишневый цвет с деревьев, и белые лепесточки, кружась, падают, в том числе и на медовые кудри. Лежит маленький черный клатч, через спинку кресла перекинуто белое пальто, а сама она в открывающем плечи черном платье.

Виктор некоторое время стоял и пялился как дурак, как она поправляла тонкими пальчиками волосы или переворачивала страницы. Сердце гулко и тяжело билось в груди.

А ведь в последний раз они виделись еще на свадьбе Флер, и потом много месяцев из Британии не было хороших новостей.

Он тогда с непередаваемым облегчением прочел о том, что она выжила, и приказал себе забыть. Потому что смешно рваться к той, который уже не нужен. У Гермионы — пусть ее имя отдается гречишным медом на языке — своя жизнь, а у него своя. Виктор был не из тех людей, которые тратят жизнь на погоню за невозможными химерами. Пусть девочка... девушка под потолком из звезд снилась едва не каждую ночь, пусть недолго ее рука была в его руке.

Из него не выйдет Ромео, вздыхающего по своей Джульетте...

Виктор привык получать желаемое, добиваться, но не в этот раз.

Просто потому, что силу этой хрупкой кареглазой девушки успел оценить еще тогда, в Хогвартсе, пусть она была еще подростком. Силу, ум и особый, присущей только ей, Гермионе, свет. Он рано научился распознавать в людях фальшь, и вот в чего в ней не было ни грамма. Люди зачастую слепы и не замечают сокровищ, которые находятся рядом. Как тот рыжий недоумок, которого она предпочла.

Он принял ее выбор и отступил. Пережив и боль от несбывшегося, и чувствительный укол по самолюбию.

В конечном итоге жизнь — не ровная скатерть, все равно и споткнешься, и упадешь, как говаривала обычно его бабушка, нанося заживляющие зелье на в очередной раз разбитые колени тогда еще маленького Виктора.

Гермиона взяла чашку и захлопнула книгу.

Виктор отмер и решил подойти. В конце концов, он воспитанный мужчина и должен был хотя бы поздороваться. К тому же, если острое зрение ловца его не обманывало, то на миниатюрном пальчике не было обручального кольца.

Он легко вбежал по ступенькам и направился прямо к ней, прилагая максимальные усилия, чтобы волнение никак не отразилось на лице — многолетняя привычка держать покерфейс перед прессой пригодилась.

— Здравствуй, Гермиона, — произнес он на английском.

В медовых глазах, оттененных густыми ресницами, мелькнула растерянность, а затем радость. Она улыбнулась.

— Виктор... Я рада тебя видеть...

Он поцеловал протянутую для пожатия руку, по-ребячески ловко перевернув ее — не смог удержаться.

— Как ты в Праге, надолго? Я сяду?

— Присаживайся, конечно, — Гермиона мотнула головой, сбрасывая оцепенение и сердясь на себя за него.

Он всего лишь появился внезапно из ниоткуда и поцеловал ей руку... Кожа в том место словно горела. И что за дурость шла ей в голову? Гермиона посмотрела на Виктора: он стал выше, массивнее, что ли? Виктор и раньше впечатлял физической формой, а теперь просто-напросто подавлял. Вместе с радостью от встречи она чувствовала и неловкость. Гермиона совершенно не была готова встретить именно его, да и вообще не хотела, чтобы ее узнавали.

— Проездом, — она отпила кофе, выигрывая время, чтобы собраться с мыслями. — Путешествую.

Виктор, слава Мерлину, оказался достаточно тактичен, чтобы не задавать лишних и неудобных вопросов. Просто заговорил о красотах Европы и Праги в частности. Разговор потек легко и непринужденно, так что скоро Гермиона расслабилась.

Прах их всех побери — и ее друзей, и этот дурацкий остров! Она испугана и явно не хочет говорить о своей жизни после того, как они расстались. Что там случилось? По осторожным оговоркам он понял, что Гермиона буквально бежала в Европу, только вот от чего или от кого? В любом случае нервозность, некоторая бледность и синяки под глазами говорили о многом. Так не выглядят те, кто поехал в путешествие для собственного удовольствия.

Виктор намеренно избегал новостей о ней, хотя газеты некоторое время писали о "Золотом Трио" часто и много. Не хотел травить душу, обоснованно полагая, что у Героини Войны, обретшей любовь, все должно быть хорошо. Тот рыжий простак и Поттер должны были о ней позаботиться, ведь Гермиона столько лет спасала их горящие задницы и пустые головы. Видимо, благодарность в список добродетелей английских джентльменов не входила.

— Погуляем? — предложил он, подавая ей сильную ладонь, и Гермиона неожиданно легко согласилась. Рядом с Крамом было спокойно. Почему бы и нет? Виктор — совершенно не тот человек, который мог желать ей зла; она еще хорошо помнила, как он ее опекал то недолгое время, что они встречались.