Следуя донесениям (гет)

Горчит на губах ваниль, если сдуру потянешь в рот.

Поскрипывает винил, игла тяжело ползет,

Надрывается граммофон — он устал, стар, как и я.

Остывает ударом бомбы раскуроченная земля.

Плечи в шаль утопи. Тростинку тела укутай в кокон.

Я смотрю на тени ресниц, из-под шали торчащий локоть.

Лодыжка тонка, как тебя только ноги держат?

Как ветер еще не унес?

На подушке колечками локоны. Слышу запах твоих волос.

Ветер близкой весною дышит, остро лижет морщин трещины.

Донесенья агенты пишут.

Я готов умереть из-за женщины.

12 февраля 1945 года

"Северин фон Снелл — истинный ариец. Характер — нордический, твердый. С товарищами по работе поддерживает хорошие отношения. Безукоризненно выполняет свой служебный долг. Беспощаден к врагам Рейха. Выдающийся ученый: получил докторскую степень в области генетики, ординарный профессор химического факультета Берлинского технического университета. Отличный спортсмен: чемпион Берлина по фехтованию. Холост; в связях, порочащих его, замечен не был. Отмечен наградами фюрера и благодарностями рейхсфюрера СС".

Северус закрыл выписку из личного дела и медленно выдохнул.

Северус Снейп: мать — немка обнищавшего дворянского рода, отец — английский работяга. Не истинный, не ариец и даже не национал-социалист. Просто человек, удачно, как ему казалось, подправивший биографию и попавший на крючок британской разведке. Координатор, шпион, диверсант.

Часы безжалостно отстукивали полночь, в рабочем кабинете царил почти уютный полумрак. Его деятельность не требовала бдеть ночами за печатной машинкой, но количество бессмысленных отчетов неуклонно росло. Советские войска бодро маршировали по европейским улицам, срывая красно-черные флаги и портреты Гитлера. Только законченный слепец мог верить, что все под контролем. Фюрер слепцом не был, но увлекся собственным всемогуществом, и теперь в ближних рядах началось опасное шевеление. Все доносили друг на друга, буквально наступая на головы. Досье на штандартенфюрера СС Северина Снелла казалось безупречным, чего нельзя было сказать о его эффективности в последнее время. Бездействие наказуемо, и, кажется, у оберфюрера появились причины приглядываться внимательнее к своему самому сдержанному и аскетичному подчиненному. Маленький промах, вскользь брошенное недоброжелателями слово, исчезновение людей из агентурной сети, неотслеженные радиопередачи. Петля затягивалась все туже. Северус был уверен, что Рейх не переживет весны, но не был уверен — переживет ли весну сам.

Безразличные буквы ровно ложились на бумагу. Всего лист заключения до конца нудного анализа работы НАПОЛАС⁽¹⁾. Школа настоящего национал-социализма, полная стройных рядов благонадежной, идейно подготовленной молодежи — мечта фюрера. Люди голодают, войска отступают, но все верны, горды и надеются на светлое будущее Рейха, что говорит о качественной работе института пропаганды.

Устроившись поудобнее на стуле, Северус выбил сигарету из портсигара, щелкнул зажигалкой и жадно, глубоко затянулся.

"Неблагонадежна" напротив фамилии Грейнджер, выведенное его собственным почерком. Тогда он не знал, что будут лагеря и расстрелы без суда и следствия. Тщательно размеченный список учеников Берлинского технического университета с немым укором выглядывал из тоненького досье.

"Неблагонадежна", равнозначное "расстрелять" или ужасу застенков гестапо.

Северус прикрыл глаза, вспоминая тоненькую тростинку — единственную девочку на факультете. Умную, отважную и прилежную дочь английских иммигрантов. После стольких часов выматывающей бюрократической работы он мог позволить себе недвижимо сидеть в кресле и курить. Тайная полиция следила за всеми, но пока не изобрели аппарата, заглядывающего в голову. События пятилетней давности вставали перед глазами с кинематографической четкостью. Северус мог бы гордиться своей памятью, если бы хоть чем-то в себе гордился.

Октябрь 1939

Военная кампания быстрыми темпами набирала обороты. Северин Снелл, успевший зарекомендовать себя талантливым ученым и высококлассным вербовщиком, рассматривался СС в качестве перспективной кандидатуры. Какое-то время он продолжал занимать позицию в университете, вел лекции и семинары. Замкнутый, раздражительный, обладающий отталкивающей, нетипичной для немцев внешностью, он не был обласкан любовью коллег и учеников, но совершенно не переживал по этому поводу.

Гермиона Грейнджер горячо спорила, отстаивая каждый факт биографии французского химика, а Снейп морщился и брезгливо поджимал тонкие губы.

— Фройляйн, наука — это не история из жизни какого-нибудь шарлатана. Это факты, формулы, строгий расчет, нетривиальный подход, капелька везения и огромная работа.

Об огромной работе Гермиона знала не понаслышке, само её присутствие в университете говорило об этом.

— Вам все понятно?

— Да, герр Снелл.

"Неблагонадежна" — островерхим почерком на листе донесений, вычерченное этим же вечером. В самом же деле, как может быть благонадежна дочь иммигрантов из враждебной Англии? Он не мог написать иначе.

Через неделю Северус уже был готов облачиться в новую форму. Оставалось несколько формальностей, пара печатей и последний день в университете.

Гермиона была рассеяна на лекции и, против обыкновения, не записывала каждое слово Снейпа. "Влюбленность", — раздраженно подумал он, раз за разом возвращаясь взглядом к низко опущенной взъерошенной голове. Он спустился с кафедры и прошел вдоль рядов. Гермиона вскинулась, мучительно покраснела, прикрывая ладонью свои художества — особнячок в чисто английском стиле. Графические изображения здания и маленьких рыбок на полях имели силу приставленного к виску дула. Северус замер. Он знал очень похожий особняк — Блетчли-парк, место, где велась дешифровка полученных разведданных. «Fish» — английское кодовое наименование потокового шифрования.

Совпадение?

Провокация?

Попытка выйти на контакт для передачи разведданных?

— Университет — это место, в которое приходят получать знания, Грейнджер! — он размышлял лишь долю секунды, не позволив, впрочем, ничему, кроме презрения, отразиться на лице. — Юные барышни должны задумываться лишь о том, чтобы стать хорошими матерями, но если вы в действительности собираетесь связать свою жизнь с наукой, немедленно выбросьте все лишнее из головы, или исключу вас одним днем.

Цепко ухватив лист, Северус сложил его пополам и, вернувшись на кафедру, под смешки юнцов-студентов тщательно разорвал рисунок. У него были свои связные, и Ми-6 не прислала бы пятнадцатилетнюю девочку. Или прислали бы?

15 февраля 1945 года

Душное кабаре для высоких чинов, где юбками крутили златокудрые польские пани, славянки-певички и громкие крупнокостные немки. Тяжелый табачный смог, отчетливая вонь разлагающихся личностей. Музыка не затихала, даже когда сирены с надрывом оповещали о бомбежке. Людям, захваченным всеобщим весельем, было ничего не страшно. Пир во время чумы. Приглашениями в подобные места нельзя было пренебрегать все время, тем более неформальные встречи часто оказывались информативными.

— Британские врачи, лечащие евреев. Типичный случай, но у нас его забрали в четвертый отдел. К чему бы это?

Северус молчал, жалея, что отказался от предложенной папиросы. Провокационный вопрос он проигнорировал, притворившись, что засмотрелся на сцену.

— Похоже, допрос идет уже не первые сутки, а они продолжают молчать!

С раздражением поняв, что не сможет легко отделаться от собеседника, равного по чину и привилегиям, Северус включился в беседу:

— Англичане любят деньги, евреи богаты, но если четвертый отдел считает этот случай достойным внимания, не нам судить.

— Сейчас ищут их дочь. Как только её арестуют, запоют соловьями.

Нестерпимое желание выплеснуть в лицо коллеге горячий кофе, выжечь лихорадочно блестящие глубоко усаженные глазки и сало с вислых щек Северус спрятал за сухой безразличной улыбкой и обратил, наконец, взор на собеседника.

— Не могу взять в толк, Вольфхантар, почему вас так заботят эти иммигранты.

Его тяжелый мертвый взгляд когда-то приглянулся высшим офицерам гестапо, но ученое звание увело Северуса от службы в этом подразделении. Вольфхантар выдержал несколько секунд, ожидаемо занервничал, смущенно, слегка виновато разулыбался.

— Вам, герр Снелл, надо допрашивать пленных.

— Иногда мы все это делаем, не так ли?

— Все так, мой дорогой друг, — с заметным, сильнее обычного, баварским акцентом ответил офицер.

"Нервничает", — удовлетворенно подумал Северус. Он никогда не поддерживал слухи о своем участии в делах тайной внутренней полиции, занимающейся кадрами, но и не стремился их отрицать, что иногда бывало очень на руку, а иногда служило помехой. Остаток часа обсуждали нейтральные темы. Встречей Снейп остался недоволен.

Мог ли знать штандартенфюрер Вольфхантар, что Северус преподавал у дочери Грейнджеров? Если знал, не стоило ли обсудить это? Нет. Фамилия арестованных не звучала ни разу. Северус вырулил на пустынную темную улочку и погнал Хорьх в сторону загородной штаб-квартиры. Если его проверяли, то делали это по-дилетантски, если нет, то он упустил возможность больше узнать о вероятном местонахождении девочки.

Он уже отъехал достаточно далеко, когда началась бомбежка. Огненная вспышка взметнулась над домами слева, тяжелый нарастающий звук, сопровождающий авиаудар, вспорол уютную тишину автосалона. Северус выжимал из Хорьха все, на что тот был способен, и неосознанно радовался всплеску нездоровой бурной энергии, поднимающейся изнутри.

Светлое пятно метнулось впереди, и Северус едва успел затормозить. Достав оружие, он вышел из машины. Перед авто, трясясь от ужаса и холода, сжалась маленькая женская фигурка. Бомбили совсем рядом, Северус затащил девушку в автомобиль и погнал дальше.

— Что вы делали на улице?

— Я не успела... бомбоубежище... — она дрожала и заикалась, размазывала слезы грязными ладонями. — Спасибо, герр.

— Вы недавно в Берлине?

Девушка удивленно посмотрела на Северуса и робко кивнула, она не могла знать, что выдаёт себя с головой и говором, и животным страхом, с которым выбежала на дорогу. Жители Берлина уже успели привыкнуть к авиаударам. Вероятно, приехала заработать хоть немного еды. Очень может быть, что в каком-нибудь кабаре.

Он отвез её подальше, туда, где было почти тихо. Вытер лицо, накормил хлебом и молоком из своего пайка. Марта оказалась симпатичной в своей нежной молодости и очень благодарной. Северус взял её прямо в машине, потом отвез домой, дав немного денег, полбатона колбасы и початую бутыль молока. Позже, добравшись до штаб-квартиры, он долго не мог уснуть, слушая ночь и размышляя. Короткая близость женского тела, недоступная ему уже много лет, мутила рассудок. Хотелось уехать. Сбежать от Рейха, будь он неладен, от Ми-6, с людьми не менее безжалостными и жестокими. Во время Первой мировой он потерял свою любовь под завалами взорванного дома. Пусть она выбрала другого, пусть не хотела видеть его в своей жизни, но Северус был счастлив хотя бы тем, что она жива. Война отнимала все светлое. У всех.

26 февраля 1945 года

Северус коллекционировал обрывки донесений, случайно услышанные фразы, мимолетные новости, как драгоценные ключи. Никто не собирался убивать пленных англичан, по крайней мере, сразу. Те, кто клялся фюреру в верности, все чаще засматривались в сторону Британии и за океан на США. В оперативные задачи Северуса Снейпа, агента Ми-6, работающего под псевдонимом Принц, входило отслеживание лиц из Верховного командования, способных пойти на заключения мира. Если миру суждено было быть, то только с Британией.

Чем дальше прорывались Союзные войска, тем сильнее накалялась обстановка. Северус все чаще приходил к мысли, что уже раскрыт, но до сих пор не схвачен лишь потому, что от него ожидают «шага». Грандиозного решающего выпада. Это походило на паранойю. Он передавал донесения связным и крутился-крутился-крутился в бесплодных попытках найти следы девочки, которую не видел почти четыре года. Это желание превратилось в навязчивую идею, ничем не обоснованную необходимость. С ней можно было бы поговорить на родном языке, с ней можно было бы поговорить...

"Шварцштрассе, 19", — он просто проснулся с этой мыслью, вспышкой, озарением, вспоминая адрес, когда-то услышанный из её уст. Это могло ничего не значить, но адрес не фигурировал в той части дела, в которую Северусу удалось заглянуть. Днем он припарковал Хорьх в переулке, недалеко от нужного адреса. Северус поднял воротник плаща, прячась от глаз случайных прохожих и острых снежинок, подхваченных ветром. На Шварцштрассе располагалась церковь. Узкая, когда-то устремленная вверх, она бездушно скалилась стрелами выбитых витражей, часть здания вместе с входом осыпалась в провал двухсаженной воронки. Северус обошел церковь с другой стороны и, осмотревшись, забрался в провал окна. Внутри было темно, холодно, пахло свечным воском. Купол устоял, и темные скамейки заметал снег, между рядами тянулась короткая цепочка свежих следов, слишком крупных для девичьей ноги.

Ругая свою опрометчивость, Северус достал пистолет и медленно осмотрел зал. На второй раз ему удалось обнаружить низкую, хорошо спрятанную дверцу, явно запертую изнутри. Он ждал около сорока минут, не чувствуя холода и усталости. Человек, живший в церкви, мог знать, где скрывается Гермиона Грейнджер, и Северус во что бы то ни стало желал заполучить эту информацию.

Он не думал, что скажет ей, если найдет её.

"Я не мог оторвать от тебя взгляд, пока читал лекцию".

"Я горжусь тем, что у меня была такая ученица".

"Ты похожа на женщину, которую я любил".

"Давай уедем куда-нибудь в горы?"

Нет. Он просто возьмет её за шиворот, затолкает в машину и увезет. Он уже решил, куда.

Взвыла сирена, обещающая скорый авиаудар. Северус потер замерзающие руки и подумал о портсигаре, оставшемся в машине. Маленькая дверца тихо скрипнула. Он среагировал мгновенно, вытаскивая, скручивая выходящего.

Худая, лохматая, ставшая одновременно и взрослее, и меньше. Она в отчаянии открыла рот, но, конечно, не закричала, брыкнулась, и тяжелый мужской ботинок слетел с ноги, перевязанной какой-то тряпкой.

— Я нашел тебя...

Он зарылся лицом в её грязные спутанные волосы и медленно, тяжело выдохнул, впервые во взрослой жизни позволяя себе такие эмоции.

— Гермиона, это профессор Северин Снелл. Я не причиню тебе вреда.

Она знала, что ординарный профессор её факультета вступил в СС, но все равно обмякла, расслабилась, а потом заплакала. Северус не умел утешать. Он перехватил ее поудобнее, подобрал уродливый ботинок и вышел из церкви. Во время бомбардировки на улицах было пустынно.

Северус считал себя стариком, списанным товаром; власти своей страны — сборищем лжецов и лизоблюдов; власти Германии — опасными фанатиками, ибо печальна нация, гордящаяся фактом своего рождения. Ему не хватало идеологии или просто идеи, ради которой стоило бы жить. Вместе с войной закончилось бы и его существование, питаемое адреналином. Гермиона Грейнджер, шмыгающая простуженным носом, не очень-то тянула на идеологию, но вполне годилась в роли идеи. Запуганная, одинокая, она ни в чем ему не откажет. Потом, когда-нибудь потом, он отпустит её учиться, искать настоящую любовь, строить семью. Машина плавно ехала на запад, покидая город, впереди ждали блокпосты, что не посмеют остановить штандартенфюрера СС, четыреста шестьдесят восемь миль до безопасности и двенадцать дней, два месяца, шесть часов до окончания войны.

1) НАПОЛАС, НПЕА, Национал-политические учебные заведения (нем. NAPOLAS; NPEA; Nationalpolitische Erziehungsanstalten) — система политических учебных заведений в «Третьем рейхе».

Вернуться к тексту